Но не торопилась спрашивать.
– Надеюсь, во время переходов ты находилась в гондоле?
– Разумеется.
– Мне стало легче.
– Но это не значит, что в следующий раз я не останусь в кабине паровинга, – чуть помолчав, ответила Кира. – Помпилио рассказал, что Гатов совершил переход не просто сидя в паровинге, но залетев на нем в «окно».
– Это невозможно.
– Мне Помпилио не лжет.
Сувар промолчала.
– Захваты – штатно, – доложил подошедший к подругам механик. – Можно переходить к следующему этапу.
Тросы ослаблены, поскольку цеппель висел на прежней высоте, но следовало поторопиться, ведь любой порыв ветра мог сдвинуть камион и превратить испытание в комедию.
Кира все это понимала, но пока оставалась на крыле.
– Так что ты задумала? – тихо спросила Сувар. – Мы отправляемся развлечься на соседнюю планету?
– Тебе стало скучно в Даген Туре?
– А мы ненадолго, – рассмеялась Ачива. – Сходим на какой-нибудь карнавал, выпьем модный коктейль – и обратно.
– Я все равно предложила бы взять багаж.
– Верно… – кивнула брюнетка. – В таком случае рассказывай, что у тебя на уме.
– Капитан Жакомо поднимет «Дрезе» на половину лиги, – ответила Кира, глядя в черные глаза подруги.
– Проверим, как высоко может забраться паровинг?
– Гатов уже проверял – очень высоко, но нужно герметизировать кабину, потому что наверху воздух сильно разрежен… А в Пустоте, как ты знаешь, его вовсе нет.
– Твоя герметизирована?
– Будет.
– Не сомневаюсь. – У Сувар начали подрагивать пальцы. Она была светской дамой, жизнь ее протекала между приемами, премьерами и подготовкой к ним, но когда-то давно, на Кардонии, Ачива совершила с рыжей Дагомаро массу безумств и догадалась, что подруга вот-вот предложит продолжить традицию. – Я давно не летала на паровинге.
– Насколько давно?
– С тех пор, как покинула Кардонию.
– Значит, не так уж и давно, – пошутила Кира. – Ты ведь недавно навещала родину.
– Скажи, что ты задумала, – потребовала Сувар.
– Ты уже догадалась.
– Не хочу об этом слышать.
– Давно в последний раз прыгала с парашютом?
– Никогда.
– Не ври, мы вместе прыгали.
– Тогда это случилось в первый и последний раз, – ответила брюнетка.
– Возможно, придется пережить эти ощущения снова, – прищурилась Кира. – В кабине есть парашют для тебя. Я сама его сложила.
– Что ты задумала? – повторила Ачива.
– Я собираюсь проверить, можно ли выйти на нормальный полет непосредственно с цеппеля, – рассказала Кира. – Без посадки на воду.
– Как ты хочешь это сделать?
– Всю последнюю неделю мы совершенствовали захваты, теперь их можно раскрыть изнутри.
– Их четыре, – буркнула Сувар, пряча от подруги дрожащие пальцы. И изо всех сил стараясь, чтобы не дрожали губы.
– Я умею считать, – спокойно сообщила рыжая.
– Если хотя бы один не сработает, ты…
– Мы воспользуемся парашютом.
– Паровинг перевернется, прыгать будет затруднительно.
– Мы справимся, – уверенно ответила Кира. – Как-нибудь.
– Общение с Помпилио превратило тебя в идиотку.
– Мой супруг никогда не рискует, не подготовившись, каждое его безумство тщательно рассчитано.
– А твое?
– Мне кажется – да. Мы с Помпилио похожи.
– К счастью, не красотой…
– То есть ты со мной? – перебила подругу Кира. – У нас мало времени.
А Сувар, как хорошо знала рыжая, могла болтать часами.
– Если хочешь обязательно разбиться в моей компании, я могу посидеть рядом, – сдалась Ачива. – А кресло второго пилота пусть займет опытный летчик.
– Я специально откладывала испытания в ожидании тебя.
– Почему? – изумилась Сувар.
– Потому что первый полет на паровинге мы совершили вместе, – ответила Кира. – И он получился удачным.
– Полет – да, с посадкой налажали, – хмыкнула брюнетка, припомнив, как нелепо врезались они в воду, а после не сумели погасить скорость и вылетели на берег. То, что осталось от паровинга, пришлось отправить на переплавку.
– Но ведь мы живы.
– С этим не поспоришь.
– Ты со мной? – тихо спросила Кира.
– Если я сломаю хоть один ноготь, я тебя убью.
Решение принято.
Кира с облегчением рассмеялась и взяла подругу за руку:
– Пойдем, покажу, где лежат парашюты.
///
Герметикон – это небо.
Однако большинство людей никогда в жизни в него не поднималось, не летало ни на цеппеле, ни на паровинге, ни на новомодных аэропланах, которые, по примеру Галаны, стали строить во всех развитых мирах. Небо – удел избранных и счастливчиков, небо не подпускает всех подряд, не желая, чтобы прозрачную голубизну испачкали грязными сапогами, небо манит…
И показывает мир совсем другим: большое делается крошечным, объемное кажется нарисованным, а люди исчезают или превращаются в точки. Однако сонный Даген Тур даже с высоты выглядел чистеньким, аккуратным и консервативным.
– Красиво, – оценила Сувар, разглядывая город. – Кажется, я понимаю, почему твои новые родственники влюблены в него.
– Даген Тур – один из старейших городов Ожерелья, а значит – Герметикона. Его никогда не перестраивали, только восстанавливали, поэтому даже сейчас его архитектура в точности копирует архитектуру материнской планеты, – рассказала Кира. – Тем он интересен и ценен.
Каменные дома под черепичными крышами, узкие, мощенные булыжником улицы, ратуша на главной площади… Главная площадь носила имя Доброго Маркуса, и на ней стоял величественный собор с высоченной колокольней, отделанный драгоценным ферсайским мрамором и украшенный бесчисленными скульптурами. Немного корявыми, потому что все они были созданы еще в Эпоху Ожерелья, когда люди только расселялись по Герметикону и знали всего девять планет.
Даген Тур не хотел и не собирался меняться, и все «современные» постройки – двухсотлетний вокзал, эллинг и склады – располагались за его пределами, не вклиниваясь в привычный облик: ведь лингийцы традиционно предпочитали неизвестному проверенное.
– У них появилось электричество и канализация, но они запрещают въезжать в город на автомобиле.
– Как же ты выкручиваешься? – изумилась Ачива, вспомнив нежную любовь подруги к спортивным машинам.
– Никак, – вздохнула Кира. – Езжу в коляске.
– Запряженной лошадьми?
– Да.
– Ужасно, – покачала головой брюнетка. – Пусть Помпилио заставит их одуматься.
Она плохо понимала реалии жизни в лингийской глубинке, но объяснять что-то или доказывать Кира не стала, просто рассказала:
– Четыреста с лишним лет назад местные приняли закон, требующий от возниц убирать навоз. Штраф – цехин. Возница Помпилио останавливается и убирает точно так же, как любой извозчик или фермер, привезший на рынок овощи. И ты должна понимать, что мой супруг отнюдь не скряга, он может выложить цехинами все улицы и площади Даген Тура, но он понимает, что есть вещи, которые нужно делать.
Несколько секунд Сувар молчала, после чего осторожно поинтересовалась:
– И что?
– Местным нравится, когда на улицах чисто.
– Как это связано с автомобилями?
– Местным они не нравятся.
Ответить понятнее было невозможно.
– Почему ты называешь их местными? – спросила Ачива.
– Раньше называла лингийцами, теперь – местными. – Кира выдержала паузу. – Если все продолжит идти так, как сейчас, скоро я стану называть их нашими. Как Помпилио.
– И станешь настоящей лингийкой.
– Да.
– Ты этого хочешь?
– Мы об этом говорили, Сувар, – напомнила Кира, поглаживая штурвал. – Нет смысла возвращаться к теме.
– Я улетела с Кардонии вскоре после начала войны, но чувствую себя кардонийкой.
– Я не смогу изменить прошлое, но сейчас мы говорим о будущем, – твердо произнесла рыжая.
Тем временем «Дрезе» поднялся в безоблачное небо на оговоренную высоту, рация ожила, радист подключил внешние динамики, и кабину паровинга наполнил голос капитана Жакомо:
– Адира, мы в километре над озером.
Кира улыбнулась, бросила быстрый взгляд на подругу и нахмурилась, разглядев в глазах Сувар нерешительность.
– Боишься?
– Есть нехорошее чувство… – протянула светская львица.
– Насколько нехорошее?