Утром, когда светало, электричество выключали, и то, что дальше происходило за окнами, было уже не видно, да и рабочий день начинался. А вечерами он пытался понять, что у неё за семья и как ей живётся в её «аквариуме». Он видел крупного седого мужчину, который, на его взгляд, годился ей в отцы. Кто он? Действительно отец или муж? Он видел худенькую, совсем юную девушку, которая появлялась на кухне очень редко. Она дочь? Или сестра? Может, это отец и две дочери? Или отец, дочь и внучка? Самый простой вариант – муж, жена и дочь, нравился ему меньше всего.
Он не видел каких-то нежностей, объятий, поцелуев. Выражений лиц, правда, тоже не было видно, но движения, жесты, как ему казалось, выдавали, что не всё благополучно в их семействе. Вечерами муж появлялся на кухне поздно, сам копошился у плиты, что-то ставил на стол. Когда приходила она, оба молчали, как бы игнорировали друг друга. Иногда, наоборот, он что-то много говорил, стоя и жестикулируя, она почти не отвечала, потом, не прерывая его очевидный монолог, уходила из кухни, а он, или выбегал следом, или, наверное, что-то выкрикивал вслед, судя по его развороту в сторону двери. Такая жизнь, такая разобщённость Кеше не нравились.
Эвелина давно уже заметила, что один из охранников частенько посматривает на её окно. Честно говоря, она не была вполне уверена, что смотрел он именно на неё. Во-первых, с детства была близорука, во-вторых, двойные рамы и расстояние до офиса через дорогу представляли значительное препятствие для её зрения. Но так или иначе этого мужчину она выделяла среди других по крепкой, ладной фигуре, росту, хорошо сидящему костюму.
Когда по утрам она пила свой кофе и смотрела на него, то даже придумала ему биографию. Она почему-то решила, что это отставной военный, решивший на пенсии подработать. Служба в охране для молодых военных пенсионеров теперь дело обычное. Сколько их, по сути бездельников, стоит сейчас у входов в разные заведения. Здоровые мужики маются на каждом углу, изображая важность своего стояния и своей персоны. Почему она решила, что ему за сорок? Лица она совсем не видела, а фигура при всей её выправке показалась ей всё же чуть погрузневшей, и движения не такими быстрыми и резкими, как у молодых, а чуть более замедленными и плавными.
В общем, она смотрела на него и рассуждала, что, возможно, он одинок, если позволяет себе дежурить ночами. Иногда, после окончания дежурства, он, видимо, никуда не спешит, потому что очень медленно чистит от снега свой автомобиль, прогревает мотор и спокойно, на маленькой скорости, выезжает в переулок.
Эвелина стала ловить себя на мысли, что рано утром, когда город только просыпается, а она сама выпивает свой утренний стакан воды для пользы здоровья, а он выходит на крыльцо и смотрит в её сторону, ей хочется понять, не ошибается ли она. И как-то раз она, сама не зная зачем, подняла руку и вроде бы как поправляя волосы, легонько помахала ладонью из стороны в сторону.
Он, как будто до него неожиданно дотронулись, чуть-чуть дёрнул головой, посмотрел вокруг, к кому обращено это неожиданное приветствие, понял, что рядом больше никого нет, и тоже осторожно невысоко поднял ладонь и слегка шевельнул ею, отвечая и будто не веря, что не ошибся.
Она тут же отошла от окна. Внутри что-то слегка вздрогнуло. Мысленно стала иронизировать над собой:
– Фу ты, дурочка какая! Что за порыв такой странный? Ну смотрит человек в чужие окна, ну скучно ему, а мне-то что? Ему просто делать больше нечего, вот и всё. Что он у нас тут может высмотреть? Кухня и кухня. А может, всё-таки повесить шторы?
Но старые уже куда-то запропастились, искать их не хотелось, новые надо было ещё купить, но всё как-то недосуг, так что об этом своём порыве она благополучно забыла.
А на другой день, подойдя к окну, снова увидела его. Теперь она уже понимала, что смотрит он именно на неё. Сзади неожиданно подошёл муж.
– Чего это охранник так внимательно смотрит на наше окно?
– Почему это на наше? – она вздрогнула от неожиданности и повернулась к нему.
– Я же вижу, прямо сюда уставился, – настаивал муж.
– Да он на все окна смотрит. Что ему ещё делать? – постаралась придать равнодушие голосу Эвелина.
– Я давно тебе говорю, что надо повесить шторы, а то заглядывают сюда к нам всякие…
– Да что у нас тут смотреть-то? А если тебе надо, ты и вешай. Скоро вон листья на деревьях распустятся и ничего будет не видно.
С этими словами она вышла из кухни. Муж ещё поворчал, ещё раз посмотрел в окно, но охранника уже не было на крыльце.
Викентий видел, как к ней сзади подошёл седой мужчина и сказал что-то резкое, указывая на него. Она даже вздрогнула и быстро отошла от окна. Кеша немедленно вернулся в свою каморку, прикрыв дверь. Из своего окна он видел, что они ещё говорили о чём-то, посматривая в сторону офиса. Потом женщина ушла, а мужчина снова подошёл, облокотился на подоконник и какое-то время смотрел в переулок.
– Не хватало ещё, чтобы у неё из-за меня были неприятности, – подумал он.
С тех пор выходить на крыльцо и смотреть на её окно стал реже.
А между тем, подступала весна. Народ поснимал свои шубы и шапки, всё вокруг повеселело, стало разноцветным и ярким. Как-то раз он увидел, что из-за угла дома по другой стороне переулка вышла женщина. Он сразу узнал её, хотя вот так на улице в полный рост видел впервые. Он узнал её по модной короткой стрижке, белокурым волосам и по стильным очкам. И вообще он ещё раньше заметил, что она была похожа на какую-то модную стилистку из телевизора, которую он видел несколько раз и которой восхищалась его мать. Стройная, с тугим ремнём на талии, на высоких каблуках, видимо, привычных ей, так легко, почти летя, вышагивала она по асфальту.
Очевидно, она тоже боковым зрением увидела и узнала его, выходящего из офиса, и, пока он, раскрыв рот, рассматривал её наяву, снова помахала ему легонько перчаткой и скрылась за поворотом.
Она нравилась ему всё больше. Викентию казалось, что дома она одинока и несчастлива. Сама приносила сумки, сама готовила еду, вечером он видел, как протирала что-то на тёрке, нарезала, варила, приоткрывала форточку, когда запотевали стёкла… А ужинала, так же как и завтракала, всегда одна.
Его удивляло, что в этой полноценной на первый взгляд семье не было общих застолий, семейных обедов в выходные или общих ужинов, к каким он привык в доме у родителей. У них дома все, кто был не занят, обычно собирались к столу в одно время, ели, разговаривали, шутили. Здесь же или все были заняты в разное время, или просто приходили за стол, кому когда захотелось. Она готовила, а они доставали из холодильника, подогревали, ели, а потом, правда, мыли за собой посуду.
Долгими зимними вечерами Кеша изучил все привычки этой семьи и видел, что здесь люди жили, будто каждый сам по себе. Впрочем семья, как таковая, его не интересовала, он больше смотрел на женщину, которая так нравилась ему и которую он искренне жалел.
– Наверное, она ненамного старше меня, но у неё уже семья, в которой она чувствует себя одинокой.
Это умозаключение очень расстраивало Викентия, потому что он за эту зиму как-то по особому привык к женщине в окне и очень хотел, чтобы она была счастлива. Он только не знал, как это сделать. Ему хотелось быть рядом с ней, хотелось увезти её на своей серебристой машинке аж на край света, ехать долго по бесконечной дороге, а потом жить на берегу моря, просыпаться от запаха кофе и пить его вместе с ней, стоя у окна. Это были даже не мечты, а какие-то видения наяву.
Зарядили дожди. Эвелина спешила на работу и выскочила в переулок, чтоб срезать дорогу к метро. Дождь лил холодный и противный, из-за туч с утра стоял почти вечерний сумрак. Она ещё не успела раскрыть зонт, как волосы намокли и прилипли ко лбу, стёкла очков залило водой.