Это, так сказать, установочная часть. Теперь ближе к событиям 1979 г: «4 марта 1979 г день рождения Володи мы отметили в семейном кругу в г. Черновцах. 5 марта позвали его девушки в г. Львове и в кругу 7 девушек отметил день рождения у Тани и Светланы дома. Об этом говорил Володя мне и даже принёс половину калача.» Странная немного компания – 7 девушек и 1 мужчина – ну да ладно, почему бы нет, собственно?
Далее допрос плавно переместился к событиям апреля 1979 г. С 18 по 23 число в г. Хмельницкий проходил конкурс молодых эстрадных музыкантов, на котором Ивасюк присутствовал в качестве члена жюри. Согласно показаниям матери, он благополучно возвратился во Львов. Итак, слово Софии Ивановне: «Володя приехал с конкурса поездом 24 апреля в 8 час. 30 минут, зашёл в квартиру. Он рассказал, что у жюри было много работы. Он побрился, помылся, позавтракал. Без 10 минут 10 часов Володя 24 апреля 1979 года вышел из квартиры. Он взял с собой портфель с нотами и тетрадями и ушёл. Одет он был в джинсовом костюме, рубашку типа кофточки и одел белый плащ. (…) Он сказал, что идёт в консерваторию. Настроение у него было нормальное, бодрое, никакого неудовольствия по поводу конкурса в г. Хмельницке он не высказывал. Говорил, что хорошо выступила (неразборчиво прим. А.Р.) Львовский ансамбль.»
Эта деталь очень важна и вот почему. Среди людей, интересовавшихся обстоятельствами гибели Владимира Ивасюка, укоренилось представление, будто Власть третировала и всячески ущемляла талантливого композитора. Но вот перед нами реальная ситуация – с 18 по 23 апреля в г. Хмельницкий запланирован конкурс молодых музыкантов и Владимир Ивасюк действительно выдвигается в члены жюри. То есть композитор априори признаётся авторитетным и высококлассным музыкантом, чей уровень был заведомо выше среднего уровня рядовых конкурсантов. Какое же здесь унижение?! Наоборот, перед нами проявление всеобщего признания его творческого успеха и компетентности! И слова матери о том, что настроение у сына после возвращения из Хмельницого «было нормальное», весомо подкрепляют сказанное выше. И сам Владимир отнюдь не чувствовал себя обиженным.
Что было далее? По словам Софии Ивановны события разворачивались следующим образом: «Около часа дня Володя пришёл домой. Я была дома. Я зашла в его комнату. Он, не раздеваясь, взял ноты, а какие – я не видела. Однако я видела, что он положил в портфель ноты. Мне он сказал, что идёт ещё в консерваторию, не раздеваясь. (так в оригинале – прим. А.Р.) Он не спешил. Володя не кушал и я ему не предлагал кушать, т.к. видела, что ему нужно идти. Я спросила у него, будет ли он через час дома? Он ответил, что будет. Дословно он сказал: „Да, буду“. Я не смотрела на дорогу, ушёл ли Володя пешком или уехал на чём-то». Фактически речь идёт о последней встрече матери с сыном. Более София Ивановна живым Владимира не увидит.
Итак, мы знаем, что при нём был портфель, а в портфеле – ноты. Неизвестно какие, но точно известно, что ноты были. Хорошо, а что с деньгами? Вот показания матери на сей счёт: «Утром, когда Володя уходил, то я видела как он брал из портмоне, в каком лежало 30 руб, 10 руб., а остальные 20 руб. остались. Когда Володя ездил в г. Хмельницкий, то брал с собой 50 руб, из которых, как я поняла, 30 руб привёз <обратно – прим. А.Р.>».
Понятно, с деньгами в первом приближении разобрались. Как развивались события далее?
Процитируем показания Софии Ивановны: «Как Володя ушёл около часа дня, так домой не возвратился. У Володи в 18:30 должна была быть вечерняя пара у профессора Сиковича (? – фамилия плохо читается, возможно, написана здесь с ошибкой – прим. А.Р.). Я подумала, что он остался в консерватории. Обычно он приходил с этой пары около 21 часа. В этот день он не пришёл домой и не позвонил. Это меня удивило, т. к. Володя всегда звонил и говорил, где он находится. На следующее утро 25 апреля я подумала, что он переночевал у Тани и пойдёт на занятия. Я подошла к консерватории, встретила у входа Марийку с 4 курса композиторского отделения и спросила за Володю. Она ответила, что 24 апреля она Володю не видела. Там я увидела Мазепу. Он сказал, что не видел его 24 апреля. Я тогда позвонила Гале и предложила <ей> позвонить Жуковой, чтобы она узнала у неё, был ли Володя у неё. Жукова ей ответила, что Володи <у неё> нет и что она сама ожидает его. 23 апреля во второй половине дня Жукова спрашивала, приехал ли Володя? Я ей ответила: „Кому это я должна отчёт давать?“, т.к. она не представилась. Таня больше не звонила. Зато 24 апреля звонила несколько раз Света, спрашивала несколько раз Володю.»
Далее она рассказала, как 26 или 27 апреля – точную дату позабыла – подавала заявление в отделение милиции и к ней на дом являлся сотрудник милиции для опроса. Далее протокол стал несколько «рваным», начались прыжки с темы на темы, обусловленные, видимо, тем, что София Ивановна принялась отвечать на строго конкретные вопросы следователя.
Некоторые уточнения, сделанные ею, довольно любопытны и заслуживают быть упомянутыми. Например, она сообщила, что ей «ничего не известно о том, что Володя не проходил на конкурс» (речь шла не о конкурсе молодых исполнителей в Хмельницком, а другом – республиканского уровня, приуроченному к 60-летию ВЛКСМ, о чём в своём месте ещё будет сказано). Интересно и другое уточнение: «В консерватории Володю готовили в партию». Это к вопросу о мнимом «диссидентстве» и «инакомыслии» Владимира. Никто бы диссидента в КПСС рекомендовать не стал бы!
София Ивановна заметила, кстати, что Володя ездил на межвузовскую конференцию по научному коммунизму в Харьков, где читал собственный реферат. Не надо думать, что это рядовое событие для студента, отнюдь! На такие мероприятия посылали лучших и работы их проходили тщательный отбор. Тот факт, что Владимир стал участником республиканской межвузовской конференции, означает одно – его считали достойным этой чести и никакой оппозиционности Советской власти он нигде никогда не демонстрировал.
Были заданы Софии Ивановне и иные вопросы, но вряд ли их надо здесь обсуждать, поскольку отношение к исчезновению Владимира Ивасюка они имеют весьма-весьма опосредованное. Скажем лишь, что мама композитора категорически отвергла предположение о возможной интимной связи сына с Софией Ротару, подчеркнув, что та замужем, да и кроме того, старше Владимира (последнее, видимо, имело большое значение по её мнению).
Нельзя не коснуться ещё одного весьма деликатного, но исключительно важного вопроса – о материальном благосостоянии композитора. Вот в каких выражениях София Ивановна высказалась на эту тему: «За исполнение произведений Володя имел гонорары. Деньги за произведения ему перечислял УЗАП. Когда он бывал в Киеве, то ему отмечали <поступление гонораров> в сберкнижке. Сберкнижка сейчас у меня. По-моему, у него на сберкнижке есть 10 300 руб. В Львове у него есть также сбережения и сберкнижки выписаны на его имя, одна на 8 тысяч и вторая – на 14 тыс. рублей. Эти книжки находятся у меня дома. (…) Снимал ли со сберкнижек деньги Володя, я не знаю, нужно посмотреть.»
Чтобы более не возвращаться к данному вопросу, сообщим, что в деле есть справка, составленная по результатам ознакомления следствия со сберегательными книжками Владимира Ивасюка. Всего их было 4, на них хранились следующие суммы: 11 478,67 руб; 1 260,80 руб; 14 000,00 руб и 8 000,00 руб. Как видим, Владимир Ивасюк располагал очень значительными по тем временам суммами. Что важно для нас сейчас – даты последних операций по каждой из книжек в материалах следствия не отражены. По мнению автора – это серьёзное упущение следствия.