Он кивнул. Решение было принято.
9
На следующий день я шла на площадку для обучения вождению, как в школу самого-самого первого сентября в своей жизни, как на защиту блестяще написанного диплома. На душе было ощущение внезапно наступившего праздника. Вокруг расцветали ослепительно яркие краски. Сердце замирало, сжималось и затем словно пускалось в пляс, выбрасывая в кровь новые порции адреналина.
– Я боюсь, у меня ноги трясутся, – доверчиво заявила я своему спутнику.
– Чего бояться? Я же рядом! – улыбнулся он мне, – Поехали!
10
Как можно описать первые часы счастливой влюблённости?
Прикосновения рук, сияние глаз, дрожание голоса – всё так ожидаемо, так понятно, и всё это происходит в то же время впервые: именно с нами, и потому так, словно не случалось ещё никогда раньше. Какие-то мало что значащие фразы о пустяках, которые кажутся значительным и ёмкими. Лёгкий смех, заполненные стуком сердца паузы. Общие взгляды абсолютно на всё. Одно на двоих дыхание. Синхронность движений. Душа поёт и рвется за пределы тела – вверх, вверх, расправляя сложенные за спиною крылья ангела.
– Сцепление, первая, отпускай, нежнее, заводи, сцепление, отпускай, сцепление, тормоз, – и машина движется по площадке заячьими прыжками.
– Ой, она едет, едет! – пищу я от радости, ещё не понимая даже, что калечу дорогой механизм своими неумелыми попытками.
А.И. улыбается, а из автомобильного радио льётся лёгкая светлая мелодия:
11
Я была влюблена несколько раз в жизни. Спокойно или мучительно, долго или мимолётно, глубоко или играючи, но всё заканчивалось рано или поздно. И я научилась понимать закономерности того, что происходит со мною. Насколько я помню, на следующий день после прихода новых чувств мне всегда хотелось побыть в одиночестве.
– Нечем, – оправдывалась я.
– Надо найти, – настаивали голос в телефонной трубке.
– Я запишу на земле прутиком, – предложила я творческое решение задачи, пытаясь одновременно вспомнить, где слышала этот голос раньше.
Кто может заранее знать, к чему приведут только что зародившиеся отношения? Что ожидает в будущем: упоение счастливой страстью, лёгкая грусть охлаждения или боль разломленного на части сердца?
И до тех пор, пока это остаётся неизвестным, пока будущее ещё не вступило в свои права, мне надо побыть в состоянии спокойного равновесия, отпустить прошлое, дать себе время открыться навстречу новым событиям и чувствам.
12
На этот раз всё получилось совершенно иначе. Назавтра мне не удалось не только побыть наедине с собой, но пришлось пережить буквально нападение! А.И. повёл на меня массированную словесную атаку. Мне никогда не приходилось слышать такое количество слов за столь короткий промежуток времени.
Он говорил и говорил, быстро, безостановочно и бесконечно долго. Фразы лились сплошным потоком, оглушая и увлекая за собою в омуты и водовороты.
О чём? Я не помню. Зачем? Я не знаю. Моя голова кружилась, я тонула в потоке звуков. По-моему, он нёс ахинею. И временами резко бросал взгляд в мою сторону, наблюдая за производимым впечатлением. Оно было грандиозным. Наверное, именно это и называется «потерять голову».
Я уходила с площадки, шатаясь, словно пьяная. Я ничего не соображала, кроме того, что я хочу, чтобы скорее наступил завтрашний день, и я снова погрузилась бы в водопад слов и ощущений.
13
На другой день я заявилась в автошколу на полчаса раньше и обожала весь мир. Всё вокруг казалось наполненным присутствием А.И., он был везде и повсюду, и всё, что окружало меня, имело к нему самое прямое и непосредственное отношение. Я стояла среди остальных инструкторов – его коллег, шутила и смеялась, принимала комплименты, расспрашивала их о работе – его работе, касалась в разговоре их плеч, и мне казалось, что я дотрагиваюсь до него самого. Я чувствовала себя ослепительной и прекрасной, я была в центре внимания и абсолютно счастлива.
Я села в машину с еле сдерживаемым желанием броситься А.И. на шею и вдруг наткнулась на его гримасу, изображавшую горькое разочарование и недобрую усмешку.
Что произошло? И когда случилась эта перемена? Вчера, после того, как мы расстались? Сегодня? Только что? Из-за чего?
Ещё не поняв сути случившихся изменений, я попыталась начать разговор, но мои слова застряли на полпути.
– Не дёргай ключ! – услышала я его грубый и почти презрительный окрик, – Машина и так заводится с пол-оборота.
14
Меня часто стыдили в детстве. За неловко сказанное слово, разбитую чашку, случайную двойку, за прямоту суждений, мечтательность и оторванность от мира сего. Чувство стыда преследовало меня долгие годы. Иногда оно становилось таким сильным, что мне хотелось причинить себе вред или боль, только чтобы не повторять своих ошибок, чтобы стать лучше и соответствовать пожеланиям и идеалам моих родных.
Я содрогнулась от страшной догадки: моё поведение показалось А.И. недопустимо вольным.
Это я, по его мнению, завелась с пол-оборота, а это неприемлемо, некрасиво, достойно осуждения. Он устыдился меня, моего громкого смеха и откровенного взгляда, и сейчас разочаровывается во мне так же, как разочаровывались до этого раз за разом мои несправедливые родственники. Мне показалось, что я получила от него пощёчину.
Но он не может так думать обо мне! Он не смеет быть таким же, как они. Он не имеет на это права, он просто обязан быть другим: справедливым, понимающим, мудрым…
Я рванула рычаг переключения передач с такой силой, что коробка захрустела.
– Ничего не выйдет, девушка, – с горечью усмехнулся А.И., – Ласки не хватает. И не терзай машину, она ни в чём не виновата.
Из автомобильного радио понеслось противно и безжалостно:
15
Я почти никогда не ругаюсь. Я не люблю мата и крепких слов, а многоэтажные построения их них кажутся мне искусственными и нелепыми. При какой-либо неожиданности я говорю «ой» или «мама», а не что-нибудь другое.
Но тут меня понесло! Хотя на сооружение сложных конструкций мне не хватило опыта и словарного запаса, но звучные и ёмкие на эмоции ругательства вылетали из моего внезапно охрипшего горла до самого конца занятия.
Не знаю, на кого я злилась больше: на него, саму себя или на тех, кто долгие годы приучал меня соответствовать чужим ожиданиям. Мне уже нечего было терять. Никакую ошибку нельзя исправить. Даже если бы с этого момента я начала вести себя, как монахиня, и оставалась бы в этом образе всю жизнь, то, что только что было сделано, теперь навсегда останется уже сделанным.
А.И. замер, словно окаменел, уставился в одну точку и не произносил ни слова. Коробка переключения передач стонала и скрипела у меня под рукой, я резко бросала сцепление и глушила мотор, выкручивала руль до отказа, давила колесами полосатые столбики, тормозила в пол почти вплотную к железному ограждению площадки, материлась, как извозчик, и на прощание собралась хлопнуть со всего маху дверью.
Однако А. И. опередил меня:
– Закрой бережно, – он произнёс это, не поворачиваясь в мою сторону, тихо и совершенно спокойно, но все мои силы разом иссякли, и я не посмела ослушаться.
16
Потом была пятница. А.И., видимо помня об учинённом мною вчера погроме, усаживался на своё место неторопливо, вопросительно косясь на меня через плечо. И так же очень медленно и осторожно повела я машину по зигзагам учебной площадки.
– Молодец! – услышала я его восхищённый шепот, и моё сердце вновь наполнилось теплом и ликованием.
17
Следующие несколько дней мы разговаривали мало. Чаще молчали. Слушали радио. Терпеливо ждали своей очереди на учебную парковку и в гараж. У меня никак не получалось начать с ним разговор первой. А.И. постоянно раздумывал о чём-то, и я не решалась мешать ему.