– Да.
– Иван… – замялась Катюша. Ей было неудобно звать его по имени. – А полностью вас как величать?
– Иван Алексеевич.
– Иван Алексеевич, а деревня какая-нибудь есть поблизости? – напряженно спросила Катюша, ощущая, что ей становится не по себе от осознания того, что она находится в лесу, одна, с незнакомым мужиком.
– Нет. Ближайшая деревня отсюда очень далеко. Почти десяток верст будет через болото. А если по чаще идти, еще больше. – Он помолчал и добавил: – Вам нечего бояться. У меня вы в безопасности. – Его грудной низкий голос словно лился и завораживал. Катюша пару раз моргнула, и ей стало не по себе от его горящего неотрывного взгляда.
– Благодарю вас, – сказала девушка тихо. – Если бы не вы, они…
Она замялась, и ее красивое лицо исказилось гримасой боли.
– Вас хотели убить? – спросил Иван, напряженно всматриваясь в ее чудные яркие голубые глаза, обрамленные черными пушистыми ресницами. – Почему? Кто эти люди?
Катя молчала и, лишь поджав губы, смотрела на него.
– Я не могу об этом говорить, – напряжено выдохнула она и перевела взгляд в сторону, ибо мужчина уже совсем неприлично разглядывал ее лицо, и от этого ей становилось не по себе.
Большая просторная деревянная изба освещалась тусклой лучиной. Тепло, исходившее от затопленной печи, было душевным и ласкало бледные щеки Катюши. Занавеска, висевшая в другой стороне комнаты, отгораживала треть пространства деревянной избы. Дубовый стол у окна, сундук, шкаф и пара лавок составляли убогое убранство жилища. На противоположной стене она заметила ружья, пистолеты, а также холодное оружие.
Она невольно замерла, когда Иван вдруг присел на край постели, где она лежала.
– Как ваше имя?
И Катя вновь перевела взгляд на его мрачное лицо.
– Екатерина, – ответила она тихо и опустила глаза на одеяло.
Его темно-зеленые глаза ласково пробежались жадным взором по густым ресницам девушки и далее по ее тонкому носику, и он тихо заметил:
– Катюша, чудесное имя. – Он прокашлялся, чтобы привлечь ее внимание, и продолжил, только после того как она подняла на него свой голубой нежный взор. – А по батюшке? Вы дворянка? – Катя упорно молчала, вновь ощутив, как ее сердце пронзило болезненное воспоминание о родителях. – Не хотите говорить? – спросил Иван. – Ну что ж… ваше право, – добавил он, пожав плечами.
– Мне бы воды, – прошептала Катя хриплым голосом.
Отметив, что девушка вся зарделась от его близости, Иван быстро встал и направился к печи. Наполнив деревянный ковш, он вернулся к Катюше.
– Выпейте. Это отвар из кореньев. Он вернет вам силы.
Катя чуть приподняла голову, и Иван, склонившись, поднес к ее губам ковш. Осторожно сильной рукой придержав ее голову за затылок, Иван помог ей напиться. Девушка отпила половину и, поблагодарив, вновь тяжело упала на подушку. У нее закружилась голова.
Иван отошел к печи. Катюша вновь осмотрелась. Она лежала на широкой кровати, покрытой мягкой темной шкурой. Одеяло, сшитое из множества лоскутков, на народный манер, покрывало ее тело. Странное ощущение, что она голая, вызвало у девушки испуг, и она, приподняв одеяло, осмотрела себя. Действительно, она была полностью обнажена. Мгновенно покраснев от стыда, она устремила ошарашенный нервный взор на высокую широкоплечую фигуру мужчины, который что-то наливал из большого котелка в деревянную миску. Через силу сглотнув и ощущая дикую боль в горле, Катюша спросила:
– Зачем вы раздели меня?
Иван обернулся к ней и объяснил:
– Вы были вся в грязи. Я вымыл вас.
Его фраза вызвала у Катюши очередной стыдливый спазм в сердце, и она нахмурилась. Иван вновь приблизился к девушке, удерживая в одной руку миску, из которой шел пар.
– А где мое платье? – настороженно заметила она, следя за тем, как он поставил миску рядом с кроватью на небольшую деревянную скамью и вновь отошел. Он вернулся с деревянной ложкой и по-свойски вновь уселся на постель рядом с ней.
– Оно сохнет. Но я не думаю, что вы сможете надеть его. Оно сильно порвано.
Девушка судорожно вцепилась руками в одеяло и, сглотнув, прошептала:
– Как же? Я ведь не могу… – она замялась, несчастно смотря ему в лицо.
– Наденете мою рубаху, – властно велел Иван и, взяв миску в руку, добавил: – Поешьте, это щи.
Протягивая ей суп, он устремил на нее настойчивый взор. Катюша медленно села на постели, удерживая руками одеяло на груди. Однако, когда она протянула руку к миске с супом, тяжелое одеяло нечаянно соскочило с ее стройного тела, и ее грудь на пару секунд оказалась обнажена. Иван скользнул горящим взглядом по белоснежной девичьей плоти, но в следующий миг Катя резко прикрыла ее, зардевшись от стыда.
– Я подержу, – сказал Иван и протянул миску девушке.
Катюша, одной рукой удерживая одеяло, другой взяла ложку и с удовольствием отхлебнула густых щей. Уже через пару ложек она, желая разрядить напряженную гнетущую обстановку, которая невольно возникла от близости мужчины, тихо спросила:
– Что это за мясо? Очень вкусное.
Иван вдруг улыбнулся ей, и она отметила, что в его глазах появилась ласка.
– Косуля. Позавчера подстрелил, – ответил он. Они вновь замолчали, и Катюша осторожно продолжила есть. После недолгого молчания Иван вдруг предложил: – Вы сильно больны. Оттого можете остаться у меня, пока не почувствуете себя лучше. А потом я помогу вам выйти из леса и добраться до ближайшей деревни.
– Благодарю вас, – пролепетала Катюша и вдруг ощутила, что у нее пропал аппетит. Она отстранила его руку с миской и вновь легла на постель, измучено прикрыв глаза.
Осознание того, что отныне ей совсем некуда идти, захватило мысли девушки. Она не знала, хозяйничали ли еще в ее родной усадьбе разбойники или уже покинули дом. И поэтому не понимала, что ей делать дальше. Но инстинктивно чувствовала, что в Александровку еще пока опасно возвращаться. В ее голове забрезжила мысль о том, что надо ехать в Петербург, к тетушке Дарье, родной сестре покойной матушки. Дарья Гавриловна жила со своим семейством в столице и очень любила Катюшу. Но ее муж, Петр Иванович Нелидов, имел скверный желчный характер и недолюбливал ее отца и матушку. Но выхода другого не было. Она должна была отправиться к тетушке и рассказать обо всех злоключениях, что постигли ее.
Катюша вновь ощутила, что у нее нестерпимо горит голова, а горло саднит от боли. Поняв, что Иван прав и, пока не поправится, ей тяжело будет добраться до Петербурга, она вновь отрыла глаза и заметила, что Иван все так же поглощающее и неотрывно смотрит прямо в ее лицо. От мужчины сильно пахло порохом, жженым деревом и еще каким-то еле уловимым мужским ароматом, и Катюша брезгливо поморщилась. Но, тут же испугавшись, что он заметит ее отвращение, попыталась приветливо улыбнуться ему и попросила:
– Если вы позволите, я поживу у вас некоторое время. А то чувствую, что очень слаба. Несколько дней или неделю.
– Вряд ли вы поправитесь за столь короткое время, – начал увещевательно Иван, поставив полупустую миску на лавку. – Жар у вас не спадает третьи сутки. А нос не дышит. Видимо, вы сильно застудились. Ну, это нестрашно. Буду отпаивать вас травами. Думаю, через пару недель вы поправитесь. Но вам надо постоянно лежать. Иначе будет хуже.
– Мне неудобно так долго стеснять вас, Иван Алексеевич.
– Вы совершенно не стесняете меня, Катюша, – тихо заметил он, и его рука очень осторожно прикоснулась к ее темноволосой голове и ласково провела по распущенным волосам. Девушка замерла, и Иван, отметив это, быстро убрал ладонь с ее волос и проникновенно добавил: – Еды у меня хватит для нас двоих. Нынче зима, дел мало. Вот и позабочусь немного о вас, хоть какое-то разнообразие в моей мрачной жизни.
Слова мужчины отчего-то не понравились Катюше, она почувствовала в них какой-то скрытый подтекст. К тому же близость этого мужчины угнетала ее и вызывала страх. Его темно-зеленый суровый взор, который ни на миг не оставлял ее лица, отчего-то внушал ей чувство опасности, и у нее вдруг появилось неистовое желание немедленно убежать прочь. Видя алые щеки и нервный взгляд девушки, Иван вновь поднялся с постели и, захватив с собой миску, отошел к печи.