– Будешь знать, как трогать мои вещи, будешь знать!
Серёжа, влетевший в комнату вслед за ней, заблажил на всю квартиру, призывая родителей к скорой расправе над сестрой. Отчим, разбуженный семейным ором, злой с похмелья, не сразу сообразил в чём дело. Выслушав ревущего сына и дав ему для профилактики подзатыльник, Виктор навис над падчерицей и, дыша в лицо перегаром, просипел:
– Совсем офонарела, сучка? Чтоб завтра же ноги твоей здесь не было! Усекла?
Кира, дрожа то ли от страха, то ли от ненависти к этой опухшей роже, выпалила:
– Сам уходи! Не боюсь тебя…Понял?
Широко размахнувшись, отчим ударил её по голове ладонью, Кира, как мячик, отлетела в сторону и врезалась виском в дверной косяк, в глазах сначала потемнело, но уже через секунду эта, вибрирующая болью, черная пустота вспыхнула желто-красные пятнами. Кира осторожно тряхнула головой, удивляясь тому, что «искры из глаз» не выдумка писателей, искры из глаз существуют на самом деле. Мать, закричав, вцепилась в мужа, пытаясь оттащить его от дочери, но тот уже вошёл в раж. Пудовым кулаком он толкнул девочку в спину и, когда та упала ничком на пол, с остервенением стал пинать в живот. Кира попробовала закричать, набрала в лёгкие воздуха, но тут же задохнулась от боли под ребрами. Удары по животу, голове, рукам были такими частыми, что она не успевала даже пискнуть и просто сучила ногами по полу. Анна умоляюще запричитала:
– Витя, забьёшь ведь до смерти, посадят тебя, уймись, Христом Богом прошу!
Виктор отшвырнул жену, постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, и, матерясь, побрёл на кухню. Анна помогла дочери встать, отвела в комнату и уложила на кровать. У Киры уже не было сил всхлипывать, слёзы просто текли по лицу бесконечными, горячими ручейками, мать вытирая их шершавой ладонью, шептала то ли виновато, то ли с укором:
– Ты зачем язык-то высунула, горе моё? Пошумел бы, пошумел да успокоился, не знаешь его, что ли? Завтра в школу-то не ходи, дома отлежись. И это самое… Полине-то своей не рассказывай ничего, слышишь? Ей до нас дела нет, как приехала, так и уедет, а нам тут жить! Думаешь, она сильно добрая? Нет, доченька, ей здесь заняться нечем, вот она и нашла себе игрушку. Не скажешь? Не дай Бог, в милицию сообщит или в школу, опозорит на весь город.
Кира еле слышно промямлила:
– Не скажу… Мама, мне в ванную надо, я, кажется, описалась…
***
Но Полина всё равно узнала. Она слышала скандал у соседей и не находила себе места от тревоги. Кира умоляла её не вмешиваться, говорила, что отчим не распускает руки, а только кричит и пугает. Полина не очень-то ей верила, но успокаивала себя тем, что ни разу не видела на девочке ни синяков, ни ссадин.
На следующий день Кира не пришла, что было странно: она всегда забегала к ней после уроков, чтобы поделиться школьными новостями. Полина Аркадьевна решила подняться к соседям и разобраться во всём самой. Ей долго не открывали, но она упрямо жала на кнопку звонка. Наконец дверь распахнулась, и Полина охнула, увидев Киру. Девочка была белее снега, её чудесные глаза заплыли и превратились в узкие щёлочки, но больше всего пугало то, что она горбилась, прикрывая руками низ живота. Полина Аркадьевна, не спрашивая разрешения, шагнула внутрь.
– Показывай, что там у тебя!
Кира попятилась, Полина, поймав её за подол, распахнула халатик – «там» живого места не было. Кира, дыша через раз, гипнотизировала воспаленными глазами дверь туалета с пластиковым силуэтом мальчика на горшке.
– Не шугайся, дай мне осмотреть тебя. Здесь больно? А здесь? – Полина осторожно надавила на ребра, Кира ойкнула и скорчилась от боли.
– У тебя сломано ребро. Приложи заморозку из холодильника. Я вызову скорую. Расскажешь им, как всё было.
Кира запахнула халатик.
– Не расскажу. Не ваше это дело, Полина Аркадьевна!
Полину передернуло от такой, несвойственной этому нежному созданию, грубости.
– Собирай вещи и переезжай ко мне. Через два года поступишь в институт, уедешь, забудешь всё, как страшный сон, – подумав, предложила она.
– Нет, Полина Аркадьевна, я дома останусь, мне маму жалко, ей и так тяжело. Даже не уговаривайте.
– Как знаешь, – немного обиженно ответила Полина. – Скорую я всё равно вызову.
Дома Полина мысленно ругала себя на чём свет стоит. «Защищай своё, Кира!» Старая дура. Что может эта девочка против взрослого мужика, которому закон не писан? Что может Кира, если мать не хочет ничего менять?
Вызвав скорую, Полина подошла к окну, минут через десять в подъезд вбежала Кирина мать, поправляя сбившийся на бок платок, ещё через минуту подъехала скорая. Через полчаса из подъезда вывели Киру, опирающуюся на руку фельдшера скорой. Вечером соседка, чья квартира была напротив самсоновской, рассказала всему подъезду, что Кирка-то «убилась в лепешку», катаясь с братом на Варакшиной горе.
– Расскажи правду. Твоего отчима посадят, – уговаривала Полина, навещая Киру в больнице.
– Посадят и что? У Катьки Авдеевой мать отца посадила, а он вышел через год, так им теперь жизни нет, ночуют по соседям, – Кира по-старушечьи упрямо поджимала губы и отворачивалась, тыкаясь носом в подушку.
Столкнувшись в больничном коридоре с её матерью, Полина не сдержалась:
– Аня, я понимаю, что это не моё дело, но… Может я могу помочь? Я предлагала Кире переехать ко мне, временно, пока у вас всё наладится с мужем.
– Как это, переехать? При живой-то матери? Вы ерунду-то не говорите, в каждой избушке свои погремушки! И Киру с толку не сбивайте, всё книжки ей какие-то даёте. Зачем? То, что надо, ей в школе или в библиотеке выдадут! – Анна отодвинула Полину, давая понять, что разговор окончен.
– Если ещё раз её тронете, я на вас заявление напишу! Слышите? – зло крикнула вслед Полина. Анна обернулась и протянула с растяжкой, пряча за усмешкой обычный бабий страх:
– Да кто вы такая, чтобы на нас заявления писать? Сама-то, говорят, чуть на нары не присела!
– Узнаете, кто я такая. И моих старых связей вполне хватит, чтобы отправить твоего мужа подальше Мордовии, – многозначительно пообещала Полина.
Анна моргнула и, ничего не ответив, взлетела по лестнице.
Выписавшись из больницы, Кира зашла к Полине, чтобы извиниться, выпила чаю и уснула на диване с книжкой в руках.
***
Гроза застала их врасплох. Сухую летнюю жару сменила отупляющая духота, на северо-востоке, по небу разлилась густая синева с белесым мазком дальнего ливня. Поднявшийся ветер споро погнал на город, похожие на перегруженные баржи, грозовые тучи. Тучи неловко толкались сизыми, бугристыми боками, пока наконец не замерли на месте, изнемогая от собственной тяжести. Прямая, вертикальная молния ударила в горизонт, давая сигнал началу стихии, тучи облегченно выдохнули долгим раскатом грома, и «разверзлись хляби небесные», обрушивая потоки воды на пыльные улицы.
Полина беспомощно оглянулась: ещё пара минут и они вымокнут до нитки, а там и до пневмонии обоим недалеко. Кира вздрагивала от каждого раската грома и суеверно твердила:
– Это Илья-пророк бесов гоняет.
Угораздило же их именно сегодня пойти в кино! Да ещё на индийский фильм, от которого Кира, чего не скажешь о Полине, была в полном восторге.
– Вернёмся, переждём грозу там, – Полина махнула рукой в сторону кинотеатра.
Киру, у которой уже зуб на зуб не попадал, не пришлось долго уговаривать. В фойе кинотеатра было пусто, билетерша дремала на стуле, охраняя дверь в зал. Полина нацепила очки и подошла к афише: неизвестно, когда кончится гроза, можно ещё какой-нибудь фильм посмотреть. Судя по красиво выписанной тушью афише, через несколько минут должен был начаться «Гамлет», со Смоктуновским, этот старый, чёрно-белый фильм, повинуясь какой-то странной логике, втиснули между сеансами «Танцора диско». Полина вопросительно посмотрела на Киру, топтавшуюся рядом, та потешно сморщила носик. Ещё бы не сморщила: после зажигательных танцев и песен Митхуна Чакраборти смотреть «Гамлета» было совсем не комильфо.