Впереди появилось облако с ликом Дмитрия Устинова. Летящий мужчина, тяжело дыша, простонал:
– Дима, почему не прекращаешь войну? Зачем обещал, что она ненадолго. Там ведь гибнут наши дети. Мне стыдно перед народом.
Облако взорвалось. Вместо него появилось другое, с лицом Эдуарда Шеварднадзе. Лицо запело:
«… И если бы Владимир Ильич Ленин мог хоть на минуту взглянуть на нашу жизнь и нашу работу…, он наверняка бы сказал: вы, товарищи, идёте правильным путем!.. И по этому, единственно правильному ленинскому пути нас ведет великий организатор коммунистического строительства товарищ Леонид Ильич Брежнев…» После этой песни зазвучала другая: «Продолжая разговор о личности руководителя, хочу сказать несколько слов о Политбюро ЦК КПСС и о товарище Леониде Ильиче Брежневе. Слово о Генеральном секретаре Центрального Комитета партии – это вовсе не похвальное слово его личности, а сугубо партийный, деловой съездовский разговор. Вопрос этот принципиальный. Стараясь хотя бы в общих чертах передать его политические, интеллектуальные, деловые, человеческие качества, мы хотим тем самым, по крайней мере, как говорят художники, эскизно обрисовать портрет лидера нашей партии и народа, виднейшего политического деятеля современного мира, на примере которого мы должны воспитывать себя и других, которому мы должны во всем следовать, у которого нам необходимо учиться трудиться по-ленински, мыслить по-ленински, жить по-ленински.
…В старину говорили, что чем чище небо, тем выше можно взлететь, тем большую силу обретают крылья. Леонид Ильич Брежнев, его славные соратники и вся наша партия создают это чистое и безоблачное небо над нами, создают атмосферу, когда люди всем своим существом устремляются ввысь, в чистое небо, к прозрачным, светлым вершинам коммунизма».
Небо взорвалось, и руководитель государства проснулся.
Леонид Ильич с трудом поднялся с кровати и позвонил министру обороны Устинову.
– Войну в Афганистане надо заканчивать.
– Как сложатся для этого условия, закончим.
В это время в спальню к Брежневу вошла женщина.
– Леонид Ильич, вам нужно принять лекарство.
– Давай свои таблетки.
Вскоре больной Брежнев почувствовал бодрость в организме и желание что-то делать. Заканчивался 1981 год.
2
В это время Аистов и Сергеев, вернувшись на гражданку, решили не расставаться и устроиться на работу в одну из организаций их родного районного центра. Первые попытки не увенчались успехом. Руководители предприятий, узнав, что ребята прошли «афган», вежливо им отказывали, опасаясь принять на работу людей с нарушенной психикой, которые убивали других людей. Но однажды им повезло. Нашёлся один рисковый директор небольшой организации, который принял ребят водителями и не пожалел об этом. Кроме того, что парни добросовестно работали, так ещё умели хранить тайны, что на них всегда можно было положиться, так как не по годам они были намного взрослее и мудрее остальных.
Как-то в конце лета, вернувшись с поездок по колхозам, в конце рабочего дня Виктор посмотрел снизу вверх в глаза друга и произнёс:
– В выходные поеду в Витебск. Через военкомат нашёл нашего дружка Вортина. Пора ему напомнить о себе и о его предательстве.
– Я с тобой.
– У тебя семья, малый ребёнок. Сиди дома. Я сначала узнаю, кем тот стал, и чем дышит.
– Будь по-твоему, но до криминала не опускайся.
– Я посмотрю ему в глаза и попрошу покаяться. То предательство я не намерен ему прощать. За те полгода, что он был в стане врага, сколько наших ребят полегло. Может, он и в нас стрелял.
Но Виктору не суждено было встретить Колю. Тот со слов соседей уехал в Россию без указания адреса. Сергеев махнул рукой, купил бутылку водки в магазине и в этот день напился.
Потом начались будни с весёлыми пятницами и субботами. Гена участвовал в них редко и другу всегда советовал с алкоголем быть осторожным. Витя прислушивался, но от привычки не отказывался. Лишь к сорока годам немного остепенился, а в сорок три женился на витеблянке и переехал в Витебск, где через пару лет в его семье появилась прекрасная малышка Надя. Аистов этому факту обрадовался, решив, что друг с пьянками завязал. Но Гена ошибся. Вскоре Витя снова стал попивать и забывать друга. Они иногда встречались, перезванивались, живя своей жизнью, но у каждого в душе был общий кровавый Афганистан и общая обида на маленьких и больших чиновников, равнодушных к участи воинов-интернационалистов. Была обида из-за войны и на Леонида Ильича Брежнева, несмотря на его несомненные заслуги перед народом. Воины, прошедшие Афган, в первые послевоенные годы почему-то стали чужими и ненужными в советском обществе.
3
Аистов и Сергеев, конечно, не знали, что творилось в то время в душе больного руководителя государства. Брежнев, начав войну в Афганистане с подачи близких соратников по партии, очень переживал из-за этого и рассчитывал закончить кампанию в течение года. Леонид Ильич каждый день терзал себя за поспешное и до конца необдуманное решение. Но из-за болезни он уже не мог руководить государством и аппаратом партии. За него это делали другие лица. Думал Брежнев об этом и 10 ноября 1982 года, лёжа в кровати на своей любимой даче. Он сожалел, что уже не может остановить маховик афганской войны со смертями советских молоденьких безусых воинов. В тот вечер, приняв снотворное, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Маршал Советского Союза, Герой Социалистического Труда, четырежды Герой Советского Союза успел улететь в мыслях и в своё детство, где он был счастлив, купаясь в голубой воде Днепра и мечтая о прекрасном будущем без войн и кровопролитий, о счастье рабочего класса и всего народа. Засыпая, он подумал: народ не должен на него обижаться, вот, только Афганистан, возможно, ему никто не простит. Но потомки обязательно в этом разберутся и поймут, – всё, что он ни делал, – делал во благо советского человека и он лично, как гражданин и как руководитель государства, всегда был против любой войны, в том числе и афганской. Леонид Ильич провалился в глубокий сон, из которого улетел в вечность.
Лишь через семь лет три месяца и пять дней в соответствии с заключёнными 14 апреля 1988 года Женевскими соглашениями о политическом урегулировании положения вокруг ДРА Советский Союз 15 февраля 1989 года вывел свой контингент из Афганистана. Одним из последних, кто покинул эту страну по Мосту Дружбы, был генерал Борис Громов.
Накануне 30-летия вывода войск СССР из Афганистана, давая интервью журналисту агентства Sputnik Александру Хроленко, Борис Громов говорил: «Со временем, когда объехал, пролетел и узнал весь Афганистан, для себя понял: советский проект в этой стране осуществить невозможно, Москва приняла недостаточно проработанное решение о вводе войск – без полного учета объективной обстановки и рекомендаций специалистов. Кстати, Министерство обороны всегда выступало категорически против ввода войск»… «Перед выводом встречались лично со многими лидерами «моджахедов». Так, мы с Валентином Ивановичем Варенниковым (представитель Генштаба ВС СССР) провели переговоры с Ахмад Шахом Масудом. В качестве командующего войсками 40-й армии и официального представителя Правительства СССР по Афганистану я разослал лидерам «моджахедов» письма с предупреждением: мы не скрываем сроки и маршруты вывода, но будем жестко пресекать противодействие на любом участке. Вывод прошел практически без потерь.
Тяжелее было с другой стороны – препятствия советским войскам создавал министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе. И это право ему делегировал генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев (который стал президентом СССР в марте 1990). Шеварднадзе несколько раз приезжал в Афганистан, встречался с командованием 40-й армии и почти что ставил нам задачи как член Политбюро ЦК КПСС. Он считал неприемлемым вывод войск в определенные Женевским соглашением сроки и настаивал на необходимости оставить в Афганистане 30-тысячный контингент советских войск (вдоль дороги Кабул-Термез), якобы для поддержки Демократической Республики Афганистан и правительственной армии.