«Мороз – значит, забвение…» – думал Виктор, хмуро глядя на линию горизонта.
Где-то там, за ней, прятался от взглядов усталых путников Огонь, Который Не Гаснет.
– А почему он все время горит, па?
– А фиг его знает, Миш. Горит и горит. Нам-то что? Лишь бы с толком…
Сын кивнул. Он был болен: кожа слазила, как стружка под острым рубанком, стоило только рукой по спине провести. Доктора только руками разводили, но их и осталось-то – по пальцам руки сосчитать.
«И так-то были одни шарлатаны, а сейчас – подавно…» – подумал Виктор.
Шумно шмыгнув носом, он погладил сына по голове – до нее зараза, по счастью, еще не добралась.
«Единственный шанс для всех нас – Огонь… другого лекарства нет».
– Это как химиотерапия при раке, – рассказывал Сергей Батулин, один из лучших врачей в поселке, чья жена уже несколько месяцев более-менее успешно боролась с онкологией. – Может помочь, а может – убить. Как повезет.
– А кому-то уже помог? – спрашивал отец. – Есть примеры?
– В нашем поселке вроде бы нет, – тут же смутившись, отвечал врач. – Но, по слухам, на Севере уже трое исцелились. И с Юга весточку мне коллега прислал…
– А у нас почему же никто не хвастался?
– А у нас еще никто не ездил, видимо. Ну, насколько я знаю.
Брехня это, думал Виктор, вместе с сыном шагая по пустынным улицам поселка. Он точно знал, что их соседи, Петровские, уехали к Огню и не вернулись. И еще Тимофей – парень, с которым Виктор вместе в кузне работал – собирался ехать, а потом пропал, и черт его знает, куда делся. Может, поехал к Огню, а, может, загнулся от донимавшей его болячки и лежит себе в своем подвале, разлагается тихонько, покуда другие там, наверху, еще пытаются спастись от убийственного влияния нового мира.
«Хотя и старый-то был не подарок, как папка рассказывал… но новый его переплюнул, это точно».
Батулин, увы, так Мишке ничем и не помог – только мазь бесполезную выписал да значок подарил, красивый, блестящий, и сказал его всегда у сердца носить, для улучшения самочувствия. Поняв, что иного пути нет, Виктор начал собираться в путь. Выменял у барыги Петровича старую повозку и лошадь, затарился консервами, чтобы хватило и туда, и обратно… и даже, сам того не желая, обрел попутчика в лице соседской старушки.
– Тамара Семеновна, ну вы-то куда? – удивлялся Виктор.
– А чего мне тут сидеть, Вить? – гладя Мишу по голове, грустно усмехалась бабуля. – Я слепну, врачи помочь не могут. Еще чуть, и не смогу не то, что работать, но и просто ходить без помощи… а кому оно надо – тащить на горбу слепую старушку…
«И нам не надо», – подумал Виктор, но отказать не смог – не так был воспитан. Да и Мишка так смотрел на отца…
«Добрый он у меня… даже слишком. Эх…»
И вот они втроем уже неделю болтались в старой повозке. Тамара Семеновна обыкновенно молчала, лишь изредка ее пробивало на ворчание и философские речи, так свойственные старикам. Но сейчас она, заслышав короткий разговор между отцом и сыном, решила вставить свои пять копеек:
– А я слышала, что Огнем пылает дом некоего отшельника… вроде бы он как раз лекарем был, поэтому и Огонь теперь лечебным сделался…
– Отшельник в степи? – недоверчиво переспрашивает Виктор.
Он понять не может, как можно в одиночку выжить здесь, средь куцей травы. Из зверья тут разве что мелочь всякая, чем питаться? В лесу, конечно, тоже давно не зоопарк, но тут-то вообще ничего, ящерки да тушканы…
– Ну, так говорят. Я сама не знаю, как такое возможно, но, может, магарычей хватало, за лечение?
– Ну, может… но вы о нем раньше вообще слышали? До того, как Огонь вспыхнул? Я, например, от вас сейчас впервые узнал…
– Вить, я просто старушка, которая пересказывает, что слышала, – со вздохом напомнила Тамара Семеновна. – Не суди уж строго…
– Да я не сужу… так, рассуждать пытаюсь…
Когда стемнело, остановились на ночлег. Развели костер, согрели консервы, поели, спину Мишкину мазью обработали (скорей, для собственного успокоения, нежели с толком) и спать легли – все, кроме Виктора: он привычно дежурил до трех утра, после будил сына и до рассвета худо-бедно пытался хоть самую малость передохнуть.
Получалось едва ли.
«И чем все это кончится, интересно?» – думал Виктор, вглядываясь во тьму и постукивая пальцами по лежащему на коленях револьверу.
Сын тихо сопел позади. Оглянувшись, кузнец с грустью уставился на бледного кроху.
«Ленку потерял… но тебя так просто не отдам, клянусь всем, что у меня осталось…»
Ночь прошла тяжело: упав щекой на свернутое одеяло, Виктор успел поспать буквально два часа, когда его разбудил Мишка.
– Стервятник, пап, – испуганно прошептал мальчишка, когда отец уставился на него усталыми красными глазами.
Сон как рукой сняло. Виктор вскочил, нашарил ружье и с ним подполз к борту, чтобы взглянуть на пожаловавшего в их «лагерь» мутанта.
Стервятник сидел в трех метрах от спящей клячи и пристально смотрел на нее кислотно-желтыми глазами. Виктор шумно сглотнул. Нужно было прикончить тварь и уезжать, не дожидаясь рассвета.
«Но пять утра… соберем за собой шлейф… хотя…»
Виктор взвел курок и, шепотом велев сыну не высовываться, спрыгнул на землю. Стервятник встрепенулся и оглянулся на шум. Виктор остановился, прикованный к месту тяжелым взглядом монстра. Огромная, с жеребенка, птица с ненавистью взирала на кузнеца. В холодном свете луны тварь казалась мертвецки-бледной, будто явившейся к ним из загробного мира.
«Не ведись. Стреляй».
Преодолевая оцепенение, Виктор поднял ружье. Стервятник, поняв, что человек настроен решительно, взвился в небо. Кузнец, прищурив глаз, выстрелил, но промахнулся.
– Чтоб тебя… – проворчал, опуская ружье.
– Что там? Приехали? – проснувшись от выстрела, забормотала в повозке Тамара Семеновна.
– Едем, едем, – буркнул Виктор.
С ружьем в руке он пошел к перепуганной лошади, нервно гарцующей на месте.
«Скорей бы добраться до этого сраного Огня».
И Бог, если он есть, услышал молитвы Виктора: день уже клонился к вечеру, когда на горизонте показался заветный дом – покосившийся, одноэтажный, с покатой крышей и железной трубой, он упрямо стоял посреди степи, объятый пламенем, точно рыжей вуалью, развевающейся на холодном осеннем ветру. Кузнец при виде такого странного зрелища натянул поводья, и лошадь послушно перешла на шаг.
«И почему он до сих пор цел? Почему не сгорел?»
– Чего встали, Вить? – спросила Тамара Семеновна.
– Приехали потому что, – не оборачиваясь, ответил Виктор.
Он передал поводья сыну и тихо сказал:
– Ежели не вернусь оттуда, долго не жди – полчаса, от силы – минут сорок. Потом езжайте обратно. Припасов хватит до самого поселка.
Глаза Миши моментально наполнились слезами.
– Пап…
– Не реви, – строго сказал Виктор. – Может, там ничего страшного и нет.
«В пылающем доме, который горит уже несколько месяцев, ага…»
– Главное – чтобы тебе помогли, – продолжил кузнец. – Мы же для этого ехали.
– И мне бы, конечно, излечиться… – донесся из глубины повозки голос Тамары Семеновны.
– И вы излечитесь, если там правда лекарь живет, – сказал Виктор, правда, не слишком уверенно.
– А это дом, да, Вить? Лекаря дом? Огонь вижу… стены, плохенько… ах, так размыто все… клятая слепота…
– Вы тоже, кстати, сидите, на рожон не лезьте, Тамара Семеновна.
– Конечно, дождусь. Куда ж я сама пойду? – хмыкнула старушка.
Виктор спрыгнул с козел и пошел к дому. Ружье, из которого он стрелял в стервятника минувшей ночью, болталось за спиной. Удивительно, но по мере приближения к дому жар от пламени совершенно не усиливался, будто никакого огня в самом деле и не было, а был лишь странный морок.
«Но ведь Миша тоже видел огонь? Бывают у людей общие глюки? Или нет?»
Рассмотрев сквозь пламя дверь, Виктор подошел к ней и замер в нерешительности, все еще боясь, что огонь его обожжет.
«Давай же. Надо спасать Мишу…»
Шумно сглотнув, кузнец потянулся к ручке.
«Ленка, если ты слышишь… поддержи меня, ну…»
Язык пламени лизнул руку, и Виктор рефлекторно вздрогнул, однако боли не было – вообще никаких ощущений, словно кто-то и впрямь соткал этот огонь из воздуха.