Отменно в том смысле, что не только не опоздал на автобус, но и никто из других садившихся в автобус не увидел, что он тоже сел. А садилось семь человек, девушка в платке была второй из семи, мужчина в эту группу не входил, он еще и не подоспел. И только когда поднялся седьмой, подбежал и он, став восьмым. Его предшественники не обратили на него никакого внимания, им хотелось поскорее оплатить проезд и поискать место поудобнее в переполненном автобусе.
Приложив некоторые усилия, девушка в платке оказалась где-то в середине и остановилась, держась за белое кольцо над головой. Мужчина остался там, где и вошел, несмотря на неоднократные призывы водителя проходить назад, где якобы много свободного места, которые тот повторял снова и снова на каждой остановке и на которые никто не обращал внимания, словно они относились ко всем остальным, но только не к нему лично.
Они стояли, глядя в разные стороны, она — в одну, он — в другую. У его плеча, однако, находилось зеркало заднего обзора, в которое хорошо просматривался проход между сиденьями. У ее плеча ничего подобного не было.
Кто-то встал и уступил ей место, и она скрылась за стоявшими между ними пассажирами. Он даже не повернул головы. В зеркале виднелось пустое место, где только что стояла она.
Вскоре, когда все больше и больше пассажиров стало выходить, она снова появилась на виду, скрывавшие ее стены пали.
Теперь она уже не смотрела в окно, а тупо глядела прямо перед собой, ничего не замечая. Открытые ее глаза сосредоточились в одной точке, как у слепой. Казалось, мысли унесли ее куда-то далеко-далеко, окружающих она не воспринимала.
Название остановки «Пэрдью-стрит» заставило ее на мгновение встрепенуться. Как только они ее проехали, мужчина незаметно стал пробираться к выходу. Он прошел короткое расстояние до ступеньки рядом с водителем и занял позицию так, чтобы первым выскочить на следующей остановке, явно желая сделать свое исчезновение из автобуса таким же незаметным, как и появление. Автобус, как обычно, имел три двери, ставка делалась на то, что пассажиры, сидящие в середине салона, воспользуются центральной для выхода.
— Холден-стрит, — объявил водитель, машина остановилась, и все двери открылись одновременно.
Мужчина ступил на асфальт, развернулся по ходу, не отпуская поручня, будто хотел перейти улицу перед самым носом водителя и оказаться на другой ее стороне, прежде чем тот снова тронется; тогда бы автобус скрыл его от человека, который тоже мог выйти одновременно с ним. Однако больше из автобуса никто не вышел.
Двери стали синхронно закрываться, но мужчина заметил это как раз вовремя.
Он повернулся еще раз, теперь уже в обратную сторону, и успел поставить ногу на ступеньку. Дверь коснулась его ноги и сконфуженно скользнула назад, чувствительная к малейшему препятствию. Он снова оказался в салоне. Двери закрылись. Автобус тронулся.
— Что ж вы заранее не могли решить, где вам выходить, мистер, — бросил водитель.
Однако резкости в его упреке почти не осталось — уж слишком часто приходилось к нему прибегать.
Создавалось впечатление, что мужчина замечания не услышал.
Она даже не пошевельнулась, а так и сидела как в трансе. Во взгляде — пустота. Ее изможденное лицо выражало не только усталость, но и тревогу разума, не находящего покоя из-за пожирающей его внутренней борьбы.
Мимо промелькнула одна улица, за ней другая. На лице мужчины теперь тоже появилось выражение тревоги. Он не отрывал взгляда от зеркала, иногда оно вибрировало и изображение начинало дрожать.
Вдруг женщина резко вскочила, как будто от укола булавкой, дернула за шнур над окном, заторопилась к средней двери и в тревоге прикоснулась к ней руками.
Лицо мужчины прояснилось, в нем снова появилась уверенность, оно обрело спокойствие. Просто она проехала свою остановку, только и всего.
Двери снова распахнулись.