Скандал произошел вчера. А сегодня, этим замечательным теплым солнечным сентябрьским утром, шеф вызвал его к себе в кабинет и обыденно, как будто говорил об очередном перспективном клиенте, предложил написать заявление об уходе.
– Понимаешь, Илюша, – с расстановкой проговаривал он слова, – твоя проблема в том, что ты почувствовал полную, безоговорочную безнаказанность. Да, на сегодняшний день ты по праву считаешься лучшим менеджером фирмы, тебя ставят в пример, тебя обожают клиенты. Но… – и шеф достал из ящика стола щупленькую пластиковую папку, – здесь твоя трехлетняя работа в фирме. Посмотрим? Посмотрим… – казалось, шефу уже не было до Ильи никакого дела, он разговаривал сам с собой, явно получая от этого удовольствие. – Второе ноября, – он назвал дату, когда Илья был еще стажером, – срыв крупного заказа по причине того, что ты не вышел на работу после празднования дня полиграфиста. Было? Было. Пятнадцатое мая того же года. Нагрубил клиенту, и тот подал на фирму в суд. Тяжба стоила мне пяти твоих зарплат, что в целом составило немаленькую сумму. Двадцать второе августа. Получил наличные деньги от клиента и не доложил в кассу триста пятьдесят рублей.
– Мне на такси пришлось ехать, я потом отчитался, – хмуро буркнул Илья, прекрасно понимания, что его оправдания уже не нужны.
– Меня твое «потом» не волнует, а факт сокрытия доходов налицо. Сначала триста пятьдесят рублей взял, потом триста тысяч прикарманишь, потом миллион. Без отчета.
Илья с тоской подумал о том, что шеф знает и о потере двух договоров с подрядчиками, и о скандальном романе с бухгалтершей Оксаной, и о конфликте с раздатчицей обедов в баре, и о его умении рисовать на сотрудников шаржи и писать к ним колкие четверостишия…
– В общем так, Илья Григорьевич! Либо ты пишешь заявление по собственному желанию, либо я поднимаю жалобы некоторых твоих клиентов – а таковые, как ты знаешь, тоже имеются, – и по акту вычитаю с тебя неустойку. Плюс убытки фирмы в пятикратном размере. Устраивает?
– Кто будет работать вместо меня?
– Теплое место пустым не останется, – шеф улыбнулся ласково, с явным состраданием, и со стороны могло бы показаться, что роднее Ильи нет у него никого на свете.
«Ясно, – понял Илья, – племянник, недавно переехавший из Калуги».
Заявление было написано и подписано, но, когда бывшая «звезда маркетинга», как называла его бухгалтерша Оксана, отправился за расчетом, оказалось, что он задолжал фирме за испорченный электрический чайник, разбитый картридж для принтера и использованную в личных целях ксероксную бумагу – практически весь мизерный остаток после недавно полученной зарплаты. Бухгалтер сочувственно положила перед Ильей оставшиеся десять рублей одной монетой, и ему захотелось демонстративно смахнуть их в мусорную корзину. Но здравая мысль о том, что сегодня он, как назло, забыл дома бумажник, а новенькая, только что выплаченная в кредит «ауди» стояла в ремонтном блоке по случаю оторвавшегося подкрылка, отрезвила. Сунув монету в карман, Илья, не прощаясь, выскочил из кабинета.
…Он шагал по улице Лескова в центр города и вспоминал свой неуправляемый страх перед первыми клиентами, первый подписанный договор, первые успешные командировки, дружбу с партнерами. Ему прочили блестящее будущее, его приглашали в качестве консультанта, ему доверяли. «Проклятье, – Илья на ходу в сердцах стукнул кулаком по грязной стене, – что этому старому козлу еще надо? Я же один делал основной оборот! Самое обидное, на днях купил классный ноут в кредит… Что теперь? Ни денег, ни хрена. Даже заначки не осталось… Интересно, подпишут мои клиенты договоры с его дебилом племянником? Может, позвонить, предупредить? А-а, им все равно… Они хоть с чертом подпишут, лишь бы выгодно было». Мысли Ильи были черны, как канализационная жижа, вытекавшая местами из-под ворот. Он думал о том, что слишком быстро «поймал звезду» и потерял способность анализировать ситуацию вокруг себя, чтобы предугадать удар и подстраховаться.
Его хвалили, и он принимал похвалы за чистую монету. Лучше бы поинтересовался, что говорят за его спиной. В офисной среде сплетни – самый ценный источник информации. Он сам тщательно собирал любую информацию о своих клиентах – прямых и потенциальных, но забыл позаботиться о себе самом. Навстречу выскочила и исчезла в переулке шумная стайка чумазых беспризорников. Два синюшных алкоголика – дама с кавалером – попросили денег на бутылку. Изредка встречались и приличные прохожие. «Ладно, прорвемся, – подумал Илья. – В конце концов, у меня есть опыт работы». Но, как ни пытался он себя успокаивать, на душе было пакостно.
…Илья подошел к проспекту Победы и остановился на перекрестке в ожидании зеленого света. Вдруг сзади кто-то цепкими пальцами схватил его за локоть. Парень вздрогнул и резко обернулся. Натянутые нервы уже нарисовали картину алкаша-грабителя с ножом за спиной и гадостной ухмылкой на лукавой роже. Но он ошибся. Маленькая бабка, похожая на сморщенного ребенка, в чистеньком платочке, фартучке поверх кургузого шерстяного платьица с длинными рукавами и в стоптанных мужских башмаках, обутых на нитяные чулки, крепко держалась за него и с надеждой поглядывала снизу-вверх, в его подбородок:
– Переведи, сынок, через дорогу, плохо вижу, не знаю, какой свет горит…
Илья успокоился:
– Да переведу уж… – и снова уныло уставился на запруженную транспортом дорогу.
Бабка, обрадовавшись, что ее не послали подальше, вдруг затараторила быстро и весело.
– На рынок иду, сынок. Место там у меня есть, денег у людей просить. А сегодня опоздала, туфли разорвались. Вот, у соседа башмаки взяла. Велики, правда, так веревкой подвязала. Идти далеко, а что делать? Мне мало надо – всего-то десять рублей на хлеб я беру вчерашний, в киоске возле рынка. Вот посижу на рынке, монеток насобираю – и домой. Может, кто еще чего даст – овощей там, подпорченных… Рынок, он, сынок, всех калек и убогих кормит. А пшенка, масло постное и макароны у меня есть – с пенсии покупала. Учительская у меня пенсия, небольшая. Ты думаешь, сынок, мне стыдно? Нет, не стыдно, я же не прошу лишнего…
На светофоре зажегся зеленый, Илья потянул за собой старуху, она засеменила за ним, продолжая тараторить.
– А день какой сегодня замечательный, сынок! Мне в дождь плохо, промокаю вся. Стараюсь не ходить на рынок. А сегодня радость прямо большая. Тепло. Вот насобираю на хлеб, и пойду домой носки вязать. Я их вслепую вяжу, мне соседи за них продукты приносят…
Илья перевел бабку через дорогу и остановился перед ней. В голову пришла неожиданная мысль.
– Бабуля, вам десять рублей нужно?
– Да, сынок, одной монетой, тогда не потеряю, за щеку положу, – она закивала головой так энергично, что Илья испугался за ее шейные позвонки. «Занятная старушенция, – подумал он, – светлая какая-то, хоть и в маразме. Через пять минут забудет, что наболтала».
– Ладно, держите деньги на хлеб, – он достал из кармана блестящую желтую монету и вложил в морщинистую ладошку.
Бабка поднесла ладонь к глазам, помяла пальцами, а потом вдруг прижалась к Илье, уткнувшись горбатым носом в правую подмышку.
– Ну, сынок, спасибо! Вот уважил старуху! Вот счастье-то сегодня! Говорю же – хороший день! – потом отстранилась от парня, подслеповато сощурившись, посмотрела в его лицо и добавила:
– Хороший ты человек, незлобный.
Илья криво ухмыльнулся:
– Ладно, бабуля, не болейте, – развернулся и быстро пошел домой. Идти предстояло километров пять.
Но бабка его окликнула:
– Эй, сынок! У тебя сегодня тоже хороший день! Новая жизнь начнется! – и, отвернувшись, резво потрусила в сторону рынка.
Илья пожал плечами: «Что за странная бабка! Другие ноют, жалуются, а эта… Маразм наоборот. Всё равно попрошайничать будет – не зря же на рынок потащилась. Может, напрасно монету отдал. Альтруист хренов».