Незнакомец еще раз внимательно посмотрел на меня и произнес:
– Если бы ни армия, я бы, наверное, тоже сейчас был бы адвокатом. Короче, ты стал адвокатом вместо меня! – он сильно разозлился, захлопнул корочки, положил документ к себе в карман и, услышав какой-то шум, испуганно вздрогнул и обернулся.
Я скосил глаза, посмотрел в ту же сторону и увидел, что в парке появились двое: длинный нескладный мужик в совершенно дурацкой рыжей меховой кепке набекрень и толстая тетка в черном дурацком же кожаном плаще. Еще издалека я услышал, что дама как только могла костерила своего кавалера за какую-то там особую малохольность характера и при этом изо всех сил поддерживала его ослабившее от выпивки тело. Мужичок по этому поводу никаких возражений не имел, а только икал и спотыкался. В какой-то момент очередной раз споткнувшись, он потерял свой идиотский кепон, и тот, слетел с головы, колобком покатился в мою сторону, после чего дама в плаще тут же растопырила руки и побежала подбирать упавшее достояние своего кавалера.
Ситуация с кепкой меня немного рассмешила, словно это вовсе и не я сейчас лежал без движения в траве. Мне показалось, что я сквозь дрему смотрю какой-то бессмысленный фильм.
«Свидетели!» – решил про них я и, собравшись с силами, прохрипел:
– Помогите.
Тетка-свидетельница подобрала головной убор почти у моих ног, жалобно взвизгнула, моментально отхлынула назад и спряталась за спиной своего щуплого друга, который, покачиваясь на месте и ни тяти ни мамы не соображая, смотрел на меня осоловевшими глазами.
– Что это вы тут делаете? – набравшись храбрости, гневно спросила тетка, выглядывая из-за спины своего кавалера и обращаясь при этом только к незнакомцу.
В ответ потрошитель моего кошелька невинно улыбнулся и, растопырив руки в стороны, самым доброжелательным тоном сказал:
– Да это же мой брат.
Тетка после этих слов вышла из своего укрытия, будто в черную яму испуганно посмотрела мне в лицо, потом мельком косо взглянула на незнакомца, что-то сравнивая.
«Сейчас она поймет, что он мне никакой не брат», – решил я, но между тем тетка дрожащим голосом спросила, брезгливо показывая на меня пальцем:
– Он точно ваш брат?
– Ну конечно, – радостно ответил незнакомец. – Малость перебрал. Я его домой волоку. Проспится и к завтрему уж оклемается.
«Врет!», – хотел крикнуть я в негодовании, но не смог.
Надо сказать, после слов грабителя я и вправду решил, что завтра все это пройдет как страшный сон.
А тетка-свидетельница, видать, не очень-то и поверила, испуганно ойкнула, схватила за руку своего ухажера, который все еще мутным взглядом без какой-либо особой мысли тупо пялился на меня, и остервенело потащила его куда-то в сторону.
«Она все поняла. Сейчас с первого же автомата позвонит в милицию и сообщит о случившемся», – подумал я и немного успокоился.
А незнакомец дождался, пока дамочка с кавалером скроется за кустами, еще раз самым тщательным образом проверил мои карманы и, не обнаружив там больше ничего интересного, неторопливо снял с моей руки часы и надел себе на запястье. Он поднялся, отряхнул сухую траву с колен, надвинул посильнее на лицо кепку и, засунув руки в карманы отошел немного в сторону, после чего стал стоял ждать, время от времени поглядывая на меня, а я все сильнее проваливался куда-то в темноту и вдруг осознал, что умирать не страшно.
«Вот и все!» – сказал себе я и перестал дышать, просто вдруг разучился это делать.
Не дышать было не сложно.
Время шло и я знал это по токающему в моем мозгу пульсу, который становился все тише и тише, а потом и он прекратился…
«Все! Теперь уже точно все! Я умер».
И вдруг мой мозг взорвался тысячью искр.
Кто-то пнул меня по голове.
Потом еще раз.
Открыв глаза, я увидел, что незнакомец уходит прочь.
Я сделал вдох. Пульс снова, хоть и очень слабо, забился в моей голове.
Потом стало заметно холоднее.
В ожидании скорой милицейской помощи я по-прежнему лежал на траве и считал вдохи и выдохи, стараясь сохранять самообладание.
– Зырьте, – вдруг услышал я голос и, огромному своему неудовольствию, увидел перед собой кучку подростков.
Один из этих оболтусов показывал на меня пальцем.
– Чувак отдыхает, – прикалываясь сказал другой.
– Упился, урод, – сказал третий и со всей силы пнул меня по ноге.
«Вызовите милицию!» – хотел было сказать я им, но вместо этого только замычал что-то невразумительное. В голове был полный кавардак, в висках стучало, глаза болели и хотелось пить.
Мое невразумительное молчание почему-то сильно развеселило тинейджеров, и они, загоготав, тут же обрушили на меня целый град ударов, а потом ушли, зачем-то, видимо просто по приколу прихватив с собой мое пальто, пиджак и ботинки, а я, все еще надеясь на скорый приезд наряда милиции, остался лежать у бетонного забора в носках, белой рубашке и брюках.
Потом, уже в ночной темноте, пришла облезлая бродячая собака. Она долго безучастно смотрела мне в лицо своими черными бездонными глазищами, в которых отражались два тусклых огонька, и наконец легла рядом, положив при этом свою грязную и почему-то жутко горячую морду на мою белую рубашку. От такой наглости я разозлился было и попытался сбросить с себя собачью морду, но не сумел, а псина только грустно вздохнула и закрыла глаз. Я пялился на собаку с опаской. Я почему-то подумал, что она больна и вполне может заразить меня какой-нибудь опасной болезнью вроде чумки или бешенства. Хотя… Через какое-то очень непродолжительное время все самые опасные болезни и все самые страшные проблемы в мире мне стали совершенно безразличны – я снова провалился в темную и ледяную бездну.
Когда наступило утро, в том самом месте на груди, где недавно лежала собачья морда, я почувствовал холод и медленно открыл глаза. Правый глаз увидел кусты и бетонный забор, а левый – только белую пелену. Я попытался пошевелиться и, к радости, понял, что мне это вполне даже удается. Правая рука и нога двигались, но вся левая сторона была словно парализована.
Я попытался растереть левую ногу правой рукой. Было такое ощущение, будто я ее отлежал. Немного погодя с горем пополам я сумел подняться и, держась за забор, медленно стал двигаться в сторону дороги. То, что часть меня в этот самый момент была самым настоящим образом парализована меня почему-то жутко забавляло и веселило. Я даже и не задумывался ни капли, останусь ли я таким навсегда или это только временное явление, но мне было весело просто до какого-то истерического исступления. Хотя, наверное, я был попросту счастлив, что не замерз насмерть в этом проклятом парке, а мог хоть и одним глазом видеть этот замечательный, пусть и по-осеннему унылый и холодный мир.
Медленно пройдя метров десять, я вспомнил про вчерашнюю собаку и оглянулся – дворняги нигде не было. Может, и вовсе она мне примерещилась? Может быть, никакой собаки и не было вовсе. Но, при этом, в том самом месте на груди, где лежала собачья морда как-то странно горело и болело.
Утро было ужасно холодным. Меня бил озноб. И как это я вообще насмерть не замерз на стылой земле в этом пустом парке? Может быть, это та самая собака своим горячим теплом спасла меня?
Выбравшись наконец-то из парка, я очутился возле дороги и сразу увидел мчащееся мимо такси. Я махнул рукой. Вишневая девятка с визгом затормозила, проехав вперед по инерции еще с десяток метров, после чего задним ходом вернулась и в открытое окно вывалилась круглая морда таксиста. Он внимательно осмотрел меня и грубо спросил:
– Обколотый, что ли.
– Да нет. Вчера просто корпоратив был, – ответил я и попросил: – Поехали, а?
– Деньги есть? – подозрительно спросил таксист.
– Есть, – соврал я.
– Садись на заднее, – недовольно разрешил водитель и скривился. – Только чехол с сиденья задери, а то вымажешь все к чертовой матери.