Самойленко А. М., связист 2-го батальона 771-го полка, сержант:
– Пришла и моя очередь воевать… Начальник штаба батальона был очень недоволен, что накануне пропал без вести командир взвода связи Пуресьев, и приказал свернуть радиостанцию и положить её на двуколку: «Чтобы немцы не запеленговали».
Впереди, у села, расположенного на возвышенности, захлебнулось наступление наших рот. Возвращавшиеся с переднего края раненые говорили: «Немец так бьет, что головы не поднять…» После полудня фашисты усилили давление. Сильно били минометы и орудия. В селе загорелись дома. Из огня вырвались лошади, запряжённые в подводу, обезумевшие, они скакали прямо на нас… Немцы обошли нас с флангов. Когда бойцы, отходившие с переднего края, поравнялись с нашим резервным эшелоном полка, всё смешалось. Самое страшное было, когда появились танки. Те, кто был на ржаном поле, бросали в танки последние гранаты и гибли. Мне посчастливилось: рядом оказались ямы, толстые деревья. Полного разгрома не допустила наша артиллерия: прямой наводкой она уничтожила три или четыре танка, и это охладило пыл немцев…
Маршал Бирюзов, командовавший в этих боях 132-й стрелковой дивизией, писал в своих воспоминаниях: «Куда тяжелей пришлось тогда левому соседу – 137-й стрелковой дивизии, на стыке с которой враг наносил главный удар. Здесь бой достиг наивысшего напряжения. Весь этот район, казалось, был залит кровью и объят пламенем. Горело все: подожжённые немцами деревни, подбитые танки, автомашины…»
Предпринятые 13 июля разрозненные попытки дивизий 13-й армии отбросить за Днепр наступавшие от Быхова и Шклова моторизованные и танковые отряды противника были безуспешными. Части 20-го стрелкового корпуса в составе сосредоточившихся к этому времени подразделений двух полков 132-й стрелковой дивизии и четырёх батальонов 137-й стрелковой дивизии в 5:30 перешли в наступление с рубежа Махово, Дубровка, Волковичи, Усушек и к 13 часам продвинулись до рубежа Рыжковки, Давыдовичи, Комарки. Однако сопротивление противника усиливалось с каждым часом. Подошедшие к месту боя танковые части гитлеровцев нанесли удар по не успевшим подготовить оборону нашим подразделениям, которые, понеся большие потери, отошли на рубеж южнее Малого Осовца, Рыжковки, Червонного Осовца, Сутоки, где и заняли оборону.
После сильного артиллерийского налёта танки противника прорвали правый фланг обороны 132-й стрелковой дивизии и двинулись на Чаусы. К исходу дня резко ухудшилась обстановка и на её левом фланге. Боевые порядки частей были рассечены танковыми клиньями противника, нарушилась связь и единое управление, отряды гитлеровцев начали теснить подразделения дивизии.
Весь район обороны частей 20-го стрелкового корпуса был объят разрывами бомб и снарядов, заревом пожаров. Звуки боя уже доносились с флангов и тыла корпуса. Над его позициями кружили и наносили бомбовые удары немецкие самолеты. А в тех условиях превосходства гитлеровской авиации в воздухе даже пара самолетов противника могли сорвать атаку нашего стрелкового батальона и рассеять его.
Полковник Гришин на случай, если немецкие танки прорвутся через правого соседа, поставил в его тылах арьергардные на тот момент 1-й батальон 624-го стрелкового полка и один дивизион 278-го легко-артиллерийского. Наши подразделения заняли оборону у села Долгий Мох, стоявшего недалеко от дороги на Пропойск.
Канцедал П. Н., комиссар 137-й стрелковой дивизии:
– В этот день я находился в одной из батарей 278-го легко-артиллерийского полка. С седловины нам было хорошо видно, как шла колонна танков и автомашин. Наверное, гитлеровцы посчитали, что уже прорвались на оперативный простор, и шли без разведки и бокового охранения, как-то уж очень нахально. Шли прямо на замаскированную батарею, поставленную на прямую наводку. Несколькими дружными залпами колонна была остановлена, а машин двадцать с пехотой просто должно быть были смешаны с землей…
Смолин Т. Г., командир 278-го легко-артиллерийского полка, полковник в отставке:
– Я только бегаю от орудия к орудию, и кричу: «Ребята, аккуратней стреляйте, стреляете слишком много, к вечеру без снарядов останемся». Никто не слушает – палят, все-таки первый бой…
Корнилин Л. А., адъютант старший 1-го батальона 624-го стрелкового полка, старший лейтенант в отставке:
– Наш первый батальон капитана Лебедева занимал позиции на самом правом фланге полка. У нас было шесть орудий из 278-го ЛАПа, два своих орудия и сзади нас поддерживал 497-й ГАП…
Громов В. И., красноармеец 1-го батальона 624-го стрелкового полка:
– Показалась колонна танков, машин двадцать. Я насчитал восемь, и дальше уже ничего не было видно в сплошной пыли. Развернулись и пошли на нас, стреляя на ходу. Это был не бой, а кромешный ад. От скотных дворов бревна взлетали, как спички. От прямых попаданий снарядов вышли из строя все расчёты «сорокапяток». Погиб наш командир роты лейтенант Петров. Сплошные разрывы, где, что – не поймёшь. Сам я был тяжело ранен и очнулся только в госпитале…
Корнилин Л. А.:
– Бой был страшным. Артиллерия наша работал превосходно, целей не надо было искать: танков шло много. Доставалось и нам, и немцам, на потери не смотрели. Помню, одно наше орудие подбило танк, но второй разбил его и лейтенант, командир этого взвода, был убит на моих глазах. Я ещё кричал ему, что он попал в вилку, но он только скомандовал «Огонь по второму!», и исчез в разрыве. Бой был длинный, все атаки мы отбили. Когда стало тихо, то подсчитал подбитые танки, сколько было в моём поле зрения. Стояло их тринадцать штук…
В этот день своего первого боя – 13 июля – дивизия отбила все атаки противника и не отступила ни на шаг. Во второй половине дня гул танковых моторов и грохот боя стал перемещаться на фланги, на соседей справа и слева. Под вечер связь с соседями прекратилась, посланные делегаты связи, вернувшись, доложили полковнику Гришину, что ни слева, ни справа никаких наших частей нет.
К ночи рокот двигателей танков был слышен уже в тылу, он всё более отдалялся на восток. Так дивизия оказалась обойдённой с флангов.
Слишком велико было превосходство Гудериана в силах, и, главное, в маневренности. Танки всё-таки нашли брешь в обороне 13-й армии, которая к тому же нигде не была достаточно плотной и организованной. Обнаружив разрыв на стыке 148-й и 187-й стрелковых дивизий между Перекладовичами и рекой Ухлясть, части 24-го моторизованного корпуса стали продвигаться в направлении Пропойска и Кричева.
Выйдя на тылы 20-го стрелкового корпуса, танки противника перестроились в батальонные колонны и по пыльным дорогам устремились на Пропойск и Чаусы.
Степанцев А. П.:
– Было еще довольно светло – пробегаю что-то мимо блиндажа командира полка. У входа сидят полковники Гришин и Малинов, и у обоих такое выражение лица, мол, вот влипли. Гул боя был уже где-то сзади. Малинов подозвал меня и приказал идти в батальон Московского, передать приказ срочно выходить из боя. Побежал в батальон, навстречу попались несколько командиров, от них узнал, что батальон уже выводится. Всем было понятно, что нас обошли. Кто-то начал заводить трактора, Гришин выскочил из блиндажа с пистолетом: «Куда? А ну – глуши!»…
Приказа на отход не было, и дивизия продолжала занимать свои позиции. Все ждали новых атак, прислушивались к шуму на востоке. Уже стало темнеть, когда наши бойцы захватили немецкую автомашину, заехавшую прямо в боевые порядки. Охрана была перебита, а находившийся в машине генерал взят в плен. Гитлеровец то ли сбился с дороги, то ли посчитал, что здесь уже никого не может быть из русских, тем более что танки гудят на оперативном просторе. Пленный оказался тыловым генералом из штаба корпуса фон Швеппенбурга. При нем был портфель с ценными документами. Брали этого генерала бойцы 624-го и 771-го полков одновременно, машина с генералом досталась майору Фроленкову, причем он был ранен в перестрелке, а портфель успели ухватить солдаты 771-го полка…