Стало тихо. Поп принялся читать молитву. Читал расторопно, но внятно и хорошо. Все слушали и, где было нужно, крестились. И соглашались с попом: Амэн.
Затем красиво запел небольшой хор, и как только он стих, поп певуче промолвил, глядя на Волкова:
– Кто ты, человек добрый? Как нарекли тебя и чьей ты семьи? Говори, как перед Господом говорить будешь, без утайки и лукавства или подлости.
– Назовите имя свое, – прошептал человек, стоявший за кавалером, почти ему в ухо.
– Имя мое Фолькоф, а нарекли меня Иеронимом, – твердо, уже почти не чувствуя волнения, сказал Волков, ничего более он говорить не хотел.
– Имеете ли достоинство, что дается по рождению, или берется доблестью? – продолжал поп.
– Говорите, что вы рыцарь, – шептал человек за спиной.
– Я рыцарь Божий. Достоинство рыцарское возложил на меня архиепископ Ланна.
– Подайте мне меч свой, – сказал поп. – Пред сеньором на клятве без оружия будьте.
Человек за спиной произнес:
– Отдайте слуге Господа меч с ножнами вместе.
Волков быстро отвязал ножны с мечом от пояса и передал их священнику.
– Ступайте сюда, – пригласил его канцлер, указывая место на ковре перед троном. И он собственноручно положил подушку у ног герцога.
– Поставьте колено на подушку, – шептал человек за спиной.
Волков подошел к подушке и не без труда опустил на нее колено здоровой ноги. Теперь он стоял пред герцогом на одном колене.
– Сложите руки в молитве, – шептал человек за спиной.
Волков повиновался и сложил ладони перед собой, словно молил Бога.
Тогда герцог крепко сжал его ладони своими и спросил, громко и четко выговаривая слова:
– Скажи мне, рыцарь, перед лицом других рыцарей, и нобилей, и других свободных людей, принимаешь ли ты мое старшинство?
– Громко скажите: «Принимаю», – послышался шепот за спиной.
– Принимаю! – повторил Волков.
– Принимаешь ли мой сеньорат над собой?
– Скажите громко: «Принимаю».
– Принимаю!
– Скажешь ли ты без утайки при других рыцарях, нобилях и при свободных людях, что я твой сеньор?
– Скажите: «Вы мой сеньор».
– Вы мой сеньор, – повторил кавалер.
– Клянешься ли, что будешь чтить меня как названного отца или старшего брата?
– Повторите дословно, – шептали из-за спины.
– Клянусь, что буду чтить вас как названного отца или старшего брата.
– Клянешься, что по первому зову моему придешь ко мне конно, людно, оружно и станешь под знамя мое.
– Повторяйте дословно, – говорил человек, но Волков уже не прислушивался к нему.
– Клянусь, что приду по первому зову вашему конно, людно, оружно и встану под знамя ваше.
– Клянешься не замышлять против дома моего, людей моих, замков моих? Не служить врагам моим?
– Клянусь не замышлять против дома вашего, людей ваших, замков ваших. Клянусь не служить врагам вашим.
– Клянешься быть знанием и советом со мной? Клянешься, что не утаишь от меня знаний своих и поможешь советом своим?
– Клянусь быть знанием и советом с вами. Клянусь, что не утаю знаний от вас и поделюсь советом с вами.
– Клянешься, что будешь мечом и щитом моим?
– Клянусь, что буду мечом и щитом вашим.
– Примешь ли суд мой, как суд отца своего?
– Приму суд ваш как суд отца своего.
Герцог сделал паузу, заглядывая кавалеру в глаза, видимо, остался доволен смиренным взглядом Волкова и продолжил:
– Верую клятвам твоим, ибо сказаны они рыцарем перед рыцарями, нобилем перед нобилями и свободным человеком перед свободными людьми. – Герцог встал. – И даю тебе в лен землю, что с юга и востока омывается быстрыми водами реки Марты и что зовется Эшбахтом. Или, как ее еще зовут, Западным Шмитцингеном. Так и будет до дня, пока держишь клятву ты.
Среди собравшихся в часовне прошел ропот удивления. Но Волков ничего уже не слышал. Он завороженно повторял про себя название своей земли: Эшбахт. Эшбахт. Как удивительно и приятно оно звучало.
– Встань, друг и брат мой, – сказал курфюрст. – Отныне пусть все зовут тебя Иероним Фолькоф господин Эшбахта. А ты будь добрым господином и справедливым судьей людям Эшбахта. – Он помог Волкову встать и церемонно расцеловал его в обе щеки, после чего громко проговорил, обращаясь к собравшимся: – Господа, перед вами Иероним фон Эшбахт.
Люди зашумели, Бертье звонко и неподобающе громко для церкви кричал «Виват». Но кавалер не слышал больше ничего.
Не слышал он и хора, что запел «Осанну» по такому случаю, и как громко, почти над головой ударили колокола в его, видимо, честь. Он почти не отвечал на поздравления, только стоял истуканом и улыбался, изредка кивая. И повторял про себя всего одну фразу: «Иероним Фолькоф фон Эшбахт. Иероним Фолькоф фон Эшбахт». Как удивительно и красиво теперь звучало его имя.
Он очнулся от своего чудесного забытья, когда стоял уже во дворе замка, окруженный своими и чужими людьми, среди которых все еще было много вельмож и все тех же рыцарей Молодого двора. Один из молодых придворных кричал ему:
– Послушайте… – он явно хотел польстить Волкову, – Эшбахт, с вашей стороны было бы невежливым не устроить пир!
Остальные, особенно молодые рыцари Выезда, громко поддержали предложение своего товарища.
Волков кивал, хотя страшно не хотел ни тратиться, ни пировать с этими господами, он для вида соглашался, но тут же выставил свои условия, раз уж у него была такая возможность:
– Добрые господа, прошу заметить, что вино и пиво на пиру подаваться не может.
– И что ж это за пир без выпивки? – удивлялись вельможи и рыцари.
– Господа, господа, – кавалер назидательно поднял палец, – пост, господа, не будем про него забывать. Пост. Надеюсь, что среди нас нет таких, кто ради радостей мирских готов рисковать бессмертной душой? – Лица господ рыцарей сразу стали кислы. А Волков беспечно продолжал: – Думаю, что хорошие бобы с луговыми травами, репа и нежирный сыр будут уместны за столом даже в пост, или… – Он оглядел собравшихся. – Или я клянусь, что устрою настоящий пир с вином и медом, и самыми дорогими кушаньями, но только после поста.
– Уж лучше дождемся конца поста, – разочарованно соглашались придворные. – Репу да бобы пусть мужичье жует.
Тут как нельзя более кстати явился слуга и сообщил Волкову, что его ожидает канцлер, чем избавил кавалера от продолжения этого неприятного разговора с этими неприятными людьми.
Лакей, в отличие от мажордома, шел не торопясь, чтобы господин Эшбахт не морщился на каждой высокой ступени замка. Он привел Волкова к большой зале, в которой находился огромный стол и стеллажи с книгами. Там его ждал человек в мехах и золоте, которого звали Рудольф фон Венцель фон Фезенклевер, канцлер его высочества. Правда, меха он снял, оставив на себе только золото. Он, несмотря на ранний час, уже поигрывал вином в высоком стакане. И, увидав кавалера, заговорил, причем тон его был скорее деловой, чем приятельский:
– Проходите, Фолькоф. Вина?
– Нет. Спасибо.
– Ну и прекрасно. – Он жестом предложил Волкову пройти к огромному столу, что тянулся вдоль всей залы.
На столе расторопный молодой человек раскладывал карту.
Постучав по карте ладонью, фон Венцель произнес:
– Все это земля нашего господина, она обширна и местами богата. А вот и ваша земля, – он ткнул в самый край карты перстом в хорошем перстне.
О, это было самое интересное, что только могло быть. Кавалер стал разглядывать свою землю.
– Ваша земля обширна так, как обширно не всякое графство, – продолжал канцлер. – Смотрите, – он водил пальцем, – с севера на юг миль тридцать, день пути всадника. А с запада на восток полдня, не меньше, ну или чуть меньше…
– Мои владения огромны, – негромко произнес Волков, разглядывая карту с замиранием сердца. – Не знаю даже, как и отблагодарить сеньора.
– Вам обязательно представится возможность это сделать, – заверил его фон Венцель, глядя на кавалера едва ли не с усмешкой, и невозмутимо продолжал: – Владения ваши с востока, через реку Марту, граничат с Фриландом. Герцоги Фриланды семьдесят лет самонадеянно считают вашу землю своей и называют ее Западный Шмитценген.