– Напряги память. Когда вспомнишь – дай мне знать, – сказал Динцев и оставил встревоженного соседа в молчаливом недоумении.
Петро вернулся в вагончик. Ему хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Лучше сидеть тут в окружении могил, чем скорбящих. Он с детства ненавидел похороны, но чем сильнее становилась его ненависть, тем чаще ему приходилось на них присутствовать. С недавних пор он присутствовал на них очень часто.
Динцев вытащил из кармана пакетик с двумя пилюлями. Сейчас не время, лучше после того, как все разойдутся, решил он и убрал пакетик обратно.
Ближе к вечеру время настало, и он принял пилюлю.
***
Над Изнанкой сгущались сумерки, проникая во все складки лесного покрова, где затаилось неприметное деревенское кладбище. Петро разбудил звук ударившейся об окно ветки.
– Чёртово дерево, – пробубнил он, поднимаясь с дивана и настраивая сбившееся от нескольких часов сна равновесие.
На улице шалил ветер, нагоняя очередной дождь. Петро заварил чай и включил приёмник. Шла передача о человеческих отношениях, тема вечера как по заказу – бывшие любовники. Он тут же вспомнил Анжелику, а мысль о её неожиданной кончине так и не могла пробраться до сознания Петро. Стучала, ломилась в закрытую дверь, но мозг не решался её впускать.
В дверь вагончика тихо постучали. Динцев прислушался. Стук повторился.
– Кого черти принесли на ночь глядя? – громко спросил он, перекрикивая ведущих шоу из радиоприёмника.
Ответа он не услышал, поэтому встал и подошёл к двери. В тот момент он не осознавал, что произнесённое на автомате выражение «черти принесли» окажется поистине пророческим. Он приоткрыл дверь и увидел на пороге красивую, аккуратно причёсанную и подкрашенную девушку. Он видел это лицо совсем недавно, только с закрытыми глазами, которые никогда не должны были открыться вновь. Но сейчас они были открыты во всю их бескрайнюю и пленяющую ширину. Перед Петро на пороге стояла Анжелика и смотрела на него холодным бесцветным взглядом. Точно таким же, каким он сам смотрел на неё на похоронах.
– Это невозможно! Я сплю! – Динцев отбежал в сторону и закрыл лицо руками.
Убрав их, он с ужасом обнаружил, что Анжелика вошла внутрь. Теперь он оказался в ловушке.
– Там становится холодно, – монотонным голосом, лишённым всякого налета эмоций, произнесла девушка. – Зачем они закопали меня, Петя?
Она продолжала смотреть будто сквозь.
– Потому что ты умерла! – закричал Динцев. Ему казалось, что собственный крик поможет разбудить и вытащить его из этого кошмара наяву.
– Но ведь это неправда, я жива. Скажи, у тебя остались ко мне чувства? Я вот всегда думаю о тебе.
Неудивительно, пронеслось в голове Петро, на том свете у тебя будет время тщательно подумать обо всех людях, с которыми тебя сводила судьба.
– Сейчас я люблю другую женщину, – сказал Петро, надеясь, что такое признание не побудит Анжелику наброситься на него в стиле дешёвых ужастиков.
– Ты можешь думать, что любишь кого угодно, но я всегда буду для тебя твоей главной любовью, – спокойствие и монотонность никуда не делись из голоса Анжелики. – Как и ты для меня. Мы созданы друг для друга, поэтому должны воссоединиться. Навеки. Пошли со мной.
Она протянула ему руки. Так вот зачем ты пришла сюда! – осознал Петро и почувствовал, как тело покрылось холодным липким потом. Хочешь затащить меня к себе в могилу? Не выйдет, деточка.
Динцев решительно вышел на улицу, грубо оттолкнув Анжелику. Там он вытащил из кармана мобильник и набрал номер Затравкина.
– Ты можешь приехать прямо сейчас?
– А в чём дело? – По голосу Дмитрия Петро понял, что шерифа он оторвал от сна. Или полусна, тут уже было сложно разобраться. – Тебе опять невероятно скучно одному?
– Я принял пилюлю, уже вторую, – признался Динцев. Но всей правды решил не озвучивать. – И мне снится какая-то борода. Не могу от неё избавиться.
– А, ну такое бывает, не обращай внимания. – Затравкин зевнул. – На третий-четвёртый раз начнёшь контролировать себя.
Петро посмотрел на вагончик. Дверь по-прежнему была распахнута настежь. Анжелику он не видел.
– Ладно, постараюсь справиться своими силами.
Он завершил разговор. У него моментально родился радикальный план по избавлению от навязчивого видения – отправить его туда, откуда оно к нему и явилось. Надо лишь взять лопату.
– Детка, придётся тебе кое-что уяснить. – Петро вернулся в вагончик. Смысл заканчивать начатую фразу потерялся в районе порога – внутри никого не оказалось.
Проблески ясного сознания? Петро взял фонарик и отправился на участок свежих захоронений. Могила Анжелики не изменилась с того момента, как её закопали, что говорило лишь об одном – оттуда никто не выбирался. Хотя в подобное Петро и не собирался верить.
Семеня обратно, Динцев случайно навёл луч света на высокое надгробие, которого он не помнил прежде. На бугристом чёрном памятнике значилось какое-то знакомое имя. Точнее, фамилия. Роман Розенцвейг. Годы жизни: 1994 – 2004. Странно, подумал Петро и подошёл ближе. Могиле явно не один год, да и по дате об этом можно было судить с уверенностью, но почему он её не помнил?
Он долго всматривался в изображенное на памятнике лицо совсем молодого парня с длинными густыми волосами. Определённо, он где-то видел его раньше, но где? Смутные сомнения постепенно начали трансформироваться в уверенность. Из тёмных глубин памяти всплыли изображения старых газет, из которых Петро и узнал в своё время о кое-каких подробностях дела Сквозняка. Если его догадка верна, то личное дело Петра Динцева приобретало и вовсе неприлично пугающий оборот.
Петро ринулся в вагончик, отыскал в закромах макулатуры нужные вырезки и стал лихорадочно их перебирать. Он искал фотографию, в глубине души надеясь, что память его подвела и что на самом деле это два разных лица. Но нет, ошибка исключена – он нашёл газетный лист с чётко напечатанной портретной фотографией молодого парня с длинными волосами – Романа Сквозняцкого, сына кладбищенского стрелка. Складывалось ощущение, что рисунок на том памятнике делали с этого же фото.
Серое вещество формировало ужасную версию, а руки в этот момент сами непроизвольно потянулись за телефоном и набрали привычный номер.
– Ну что ещё? – недовольно проворчал Затравкин.
– Мне кажется, фармацевт Карл Розенцвейг – не тот, за кого себя выдаёт! – возбужденно выпалил Динцев.
– Ты о чём?
– Я нашёл могилу его сына, Романа. А он не кто иной, как сын Ежи Сквозняцкого! Ты понимаешь, что это означает?
Несколько секунд в обоих динамиках тлело гробовое молчание.
– Это означает лишь одно, – спокойно ответил шериф. – У тебя чересчур богатая фантазия. И она усилилась под действием препарата. Успокойся, дружище. И проспись.
– Хорошо, только скажи мне одну вещь – как умер Роман Сквозняцкий?
– Ты уже как-то спрашивал. Упал с лестницы и сломал себе шею.
– Его похоронили, потом Ежи раскопал могилу, устроил побоище и исчез вместе с телом сына. Так?
– Да.
– Борода какая-то.
– Согласен.
– Ты ведь знаешь, есть версия, что к его смерти были причастны те жители деревни, которых и расстрелял Сквозняк, – не унимался Динцев. – Он мстил за сына.
– А ещё есть версия, что Сквозняцкого загипнотизировал некий ведьмак, – напомнил Дмитрий. – Версий полно, выбирай – не хочу. На что воображения хватит.
– Ты видел, как выглядит этот Розенцвейг?
– Нет. – Затравкин задумался. – Не, ты и впрямь считаешь, что к нам в деревню, прямиком из ада, явился Ежи Сквозняк в образе фармацевта с революционным изобретением европейских учёных? Дабы продолжить мстить за непонятную смерть своего сына. Ау, Петро, просыпайся! Аллё гараж, как ты говоришь.
– Но я видел…
– Плевать, что ты видел! – резко отрезал Затравкин. – Забудь, что ты видел! Это всё миражи. И могила его сына тебе тоже приснилась. Можешь сходить и проверить её утром. Убедишься, что я прав. А теперь не мешай мне спать! – Шериф прервал связь.