Недаром ведь говорит персидская поговорка: «И ворам товарищ, и каравану друг». Ох, непростое дело – вести караван. Думай, керванбаши, думай. От тебя зависят десятки жизней.
Неспешно течет время, неспешно перебирает рука мужчины четки из атласного дерева. Вежливо молчит Джамиль, глядя на старшего мужчину спокойными серыми глазами. Вежливо молчит Малик, смотрит чуть в сторону мечтательными черными глазами. Перебирает он в уме строки стихов, как керванбаши перебирает четки:
Все в мире покроется пылью забвеньяЛишь двое не знают ни смерти, ни тленья:Лишь дело героя да речь мудрецаПроходят столетья, не зная конца[14].Молчит керванбаши, вглядывается в лица юношей. Хорошие лица, открытые, бесхитростные: если эти двое дадут обещание – не предадут. И решил мужчина взять молодых степняков с собой.
Через несколько дней, вечером, после традиционной молитвы, закончившейся словом «аминь» и поглаживанием бороды керванбаши, небольшой караван из восьмидесяти верблюдов и сорока путников, полагаясь, по восточному обычаю, на волю случая, вышел из северных ворот города и повернул на восток.
В быстро наступающих сумерках холмы и возвышенности отливали всеми оттенками лилового цвета. Серый колорит сумерек быстро уступал место мгле, охватывающей предметы, стушевывающей очертания барханов. Караван шел цепочкой: хвост впереди идущего верблюда соединялся с ноздрями следующего. Предстояло идти всю ночь.
Впереди каравана на вороном породистом скакуне, пристально вглядываясь в дорогу, ехал керванбаши. Джамиль с Маликом ехали рядом, с удовольствием слушая неспешную речь:
– От Мерва до Бухары Шериф, благословенной Бухары, шесть дней пути, если, конечно, нам будет сопутствовать удача и переправа через Джейхун[15] окажется легкой. Идти будем по ночам. Готовить еду только днем. Ночью костры далеко видны и выдадут нас грабителям, – мужчина помолчал. – Меня уже дважды грабили. Все забирали. В лохмотьях уходил. Слава Аллаху, что живым оставили.
Мерно позвякивал колокольчик на шее первого верблюда, отмеряя фарсанги[16] длинного пути.
Сколько лестных слов написано о верблюде! Он-де и тих, и покорен, и терпелив, и вынослив, и без воды обойдется, и верблюжью колючку ест с аппетитом. А ведь это растение с легкостью протыкает кожаную подошву сапога. Да, все это так. Но, с другой стороны, верблюд глуп, равнодушен и крайне пуглив. Его очень просто может испугать большой камень у дороги или даже тень иссохшего куста. Именно с этой верблюжьей пугливостью и связаны перемены в жизни степных юношей. Как говорит арабская поговорка: «Дверь бедствий широка».
Долгая ночь перехода подходила к концу. Усталые путники мечтали о заслуженном привале, о возможности разжечь костры и выпечь в золе пресные лепешки.
Неожиданно из-за ближайшего бархана выскочил заяц и стремглав пронесся поперек пути каравана. Этого было достаточно, чтобы привести первого верблюда в неописуемый ужас. Верблюд сделал скачок в сторону и понесся, как безумный. Все остальные верблюды, даже не видя опасности, побежали за ним. Караван смешался. Закричали погонщики. Стегнув коня, Джамиль бросился догонять и останавливать первого верблюда.
– Скорей, Джамиль! – кричал ему вслед керванбаши.
Пугливый верблюд был остановлен. Он кричал и плевался. У второго верблюда была вырвана веревка, продетая через ноздрю. Из раны на песок капала ярко-алая кровь. Верблюд жалобно ревел и вертел головой во все стороны, словно просил о помощи. Вокруг суетились слуги и путники. Наконец, порядок был восстановлен, и только теперь Джамиль обратил внимание на то, что он не видит Малика, что его не было рядом во всей этой кутерьме.
– Где Малик? – спросил он у керванбаши. Тот непонимающе осмотрелся. Разыскивая друга, Джамиль поскакал вдоль каравана. Малика нигде не было.
– Ну, не мог же он сквозь землю провалиться, – сказал керванбаши, – осмотрите местность вокруг.
Исчезновение Малика объяснилось с восходом солнца. Возвращающийся из святых мест пожилой дервиш[17], одетый в грубое рубище и высокий колпак, обнаружил за барханом следы лошадей.
– Следы лошадей без верблюдов всегда подозрительны, – сказал дервиш, качая головой, – видишь, сколько здесь следов и как они глубоки, значит, ждали долго, – продолжил дервиш, указывая на следы посохом.
Джамиль пошел по следам, и вскоре вся картина ясно предстала перед ним. Разбойников было двое. Воспользовавшись переполохом, всадники выскочили из-за бархана. Один из них вскинул юношу поперек седла, второй увел его коня.
– Что же он даже не сопротивлялся, твой друг, а еще говорят, что кипчаки – смелые и отважные воины? – насмешливо проговорил молодой узбек, едущий в Бухару.
– Всей его отваги хватило, чтобы самому связать себе руки, – поддержал насмешку второй.
Взбешенный Джамиль схватился за рукоять сабли. Его руку успел перехватить керванбаши.
– Не горячись. Остуди кровь. Не должно джигиту бросаться на каркающих ворон. А вы закройте рты и откройте шире глаза. Тогда вы увидите, что здесь, на песке, кровь. Видимо, ему нанесли удар со спины. Через седло перекинули уже бесчувственное тело. Ну, раз увезли, значит, жив. Теперь жди. Пришлют человека за выкупом. А нам пора в путь. Мы и так задержались. Куда же ты, Джамиль? – спросил мужчина, увидев, что юноша пошел в обратную сторону.
– Малик мой друг и брат. Я не позволю продать его в рабство.
– Но что ты можешь один?
– Пока не знаю, будет видно.
Керванбаши несколько минут смотрел на Джамиля, словно увидел его впервые:
– Ты благороден, Джамиль. А я так долго в вас сомневался, думал, что вы можете быть грабителями. Но что выкрадут одного из вас, никак не предполагал. Да, неведомы нам, простым смертным, жизненные пути. В Бухаре мы остановимся в караван-сарае и будем отдыхать пять дней. Если сумеете нас догнать, буду рад. Прощай, Джамиль, да пошлет тебе Аллах удачи в задуманном.
Караван направился дальше, на восток. Оставшись в одиночестве, Джамиль двинулся в обратную сторону, туда, куда вели следы.
Глава пятая,
в которой Джамиль встречается с хозяевами пустынных горизонтов
Пословица народов Центральной АзииСаблю может нацепить любой,Но не каждый с ней поскачет в бой.
Необозримые, словно море, просторы были покрыты волнами песка, которые то вздымались высокими валами, то расстилались мелкой рябью. Белели и сверкали сыпучие верхушки огромных барханов. Ни одной птицы в воздухе, ни одного жука на песке. Только кости погибших здесь людей и животных, собранные в кучи проходящими путниками, служили мрачными указателями дороги.
Джамиль шел все осторожней. Разбойники не могли уйти далеко. Ни одна лошадь не сможет долго идти по такому вязкому, все накаляющемуся песку. И действительно, вскоре Джамиль обнаружил грабителей, расположившихся отдыхать в тени развалин древнего рабата[18].
Малик лежал чуть в стороне, привалившись к глиняной стене. Руки и ноги пленника были крепко стянуты веревками. Грязная тряпка, которой небрежно обвязали разбитую голову, покрылась бурыми пятнами просочившейся крови. Подтеки крови с налипшим на них песком уродовали красивое лицо. Добротный чекмень и кожаные сапоги с пленника были сняты. Босые ноги кровоточили. Должно быть, как только юноша пришел в себя, его заставили бежать рядом со скачущими всадниками. На шее юноши была веревка, конец которой находился в руках у одного из разбойников.
Это был мужчина с гладким широким лицом, которое, несмотря на свои правильные, даже не лишенные определенной привлекательности черты, в целом отталкивало какой-то неприкрытой жестокостью. Время от времени мужчина сильно дергал за веревку. Было светло, лежащий связанным юноша был хорошо виден, и в этом дерганье не было никакой необходимости. Но когда от очередного рывка веревки Малик утыкался измученным лицом в песок и начинал придушенно кашлять, по лицу разбойника разливалось удовольствие.