– Ну что, наигрались, ребятишки? На сегодня хватит. – Захихикал главный ответственный по физическому воспитанию, с довольным видом скрестив руки и оттянув туловище назад.
На этом моменте лицо Мусы выражало неистовую злобу, но против приказа пойти он никак не мог, дисциплина делала свое дело. Мусалим бросил на землю палку, снял шлем, оголив мокрые угольные волосы. Злость прошла. Он смотрел на Кела исподлобья, сильно прищурившись из-за высохших линз, и ртом быстро выдыхал воздух, отпуская порциями гнев. Сейчас ему оставалось лишь представлять, как бы он с ним поквитался. Но в целом, в повседневной жизни такой ярости от него обычно никто не встречал.
У Като, как и у остальных, тоже было прекрасное ощущение легкости в конце боя. Даже ходить и даже дышать получалось намного приятнее. Он был безмерно рад, что смог выстоять и сдержать напор оппонентов, а улыбка от облегчения не спадала с лица. Плечи же будто желали исчезнуть от боли и усталости. Товарищи бросали на него одобрительные взгляды, а это невероятно льстило терзающей себя душе.
Тут их всех снова собрали на построение, на конечный пересчёт. Като стоял рядом с Лансом и Келлепо и слышал их разговор.
– Этому черту, похоже, мало, что мы в камере всю субботу просидели. Ублюдок, пусть идёт нахрен! – Яростно голосил Келлепо, стараясь не превращать шепот в очередную истерику. Он приподнял визор и протер потное лицо, размазав грязь по лбу вдоль морщин.
– Была бы возможность, избил бы его, как того додика, – продолжал рассерженно он же, взглянув на грязные пальцы и поняв, что теперь выглядит, как свинья.
– Ладно, успокойся, сегодня пойдем в клуб. Там нас уже, небось, заждались. – Ехидно сказал Ланс, взор которого был направлен далеко в небо, а фантазии взяли верх над реальностью.
– Ухх, да. Мою уж совсем чуть-чуть осталось обработать… – пояснил хвастливо Кел, однако до Ланса ему было далеко, так как этот потомок коренных северян менял себе девушек, как перчатки.
– Да я свою прямо там, в туалетной кабинке отодру. Вообще плевать.
Януш с Мюргом совсем не обращали на них внимания, так как гневно и придирчиво докапывались до курсанта, который предоставлял мед-справку по болезни из-за пропуска занятий. Преподаватели класть хотели на его причины отсутствия, для них никто не имел права пропускать пару, иначе вводились штрафные санкции в виде отработки занятия.
– А мы им, похоже, настолько понравились, что они уже и жениться на нас готовы. – С усмешкой добавил Кел.
Стиль поведения Кела походил на спокойный, расслабленный, властный и созидательный, его манера речи была неторопливой. А Ланс же говорил быстро и невнятно, будто маленький гоблин, который хотел кому-то напакостить.
– Ага, им с моим “другом” женитьбы хватит. Потом пусть идут на все четыре стороны. – Подтвердил белоголовый и смачно сморкнулся в сторону кроваво-зеленой слизью. Из-за высмаркивания у Ланса лопнули капилляры, от чего вокруг глаз нарисовались красненькие точечки.
Непристойный разговор продолжился, в ходе которого они в голос хохотали над теми девушками. С каждой оброненной фразой Каткема ненавидел их все больше и больше. Его переполняло презрением, и было все сложнее скрывать свой неодобрительный взгляд в их сторону. Потребовалось очень много усилий, чтобы смотреть строго вперед, на трибуны, где шастали уборщики в оранжевой униформе. Поведение Ланса с Келом – было обычной практикой среди молодых парней, но не для него. Като считал дикостью, так спаивать девушек до потери сознания, пользоваться ими и потом исчезать, как какие-то кочующие дикари. Пока Чешуа стоял рядом с ними, он ощущал, что его тело будто пронизывала их чудовищная аура, отравляющая душу. Их поступки полностью расходились с его “кодексом чести”. “Ланс, Ми-фенг и Келлепо… ощутить бы им это на собственной шкуре! Они же, небось, за людей никого кроме себя не считают!”, – корча лицо, думал Чешуа. После прошлого драматичного опыта Като не мог себе позволить ничего большего, чем поцелуй, да ещё только в тех случаях, когда у него было хотя бы немного симпатии к партнеру. Он считал такой путь мужчины правильным, что это и должно отличать человека от животного. Верностью и сохранением чести Каткема хотел заслужить настоящую любовь. Он яро верил, что если человек будет постоянно бросаться из одной постели в другую, то это может продолжаться всю жизнь, пока человек не останется совсем один.
Погрузившись с концами в свои мысли, Като, словно в беспамятстве, переоделся, помылся, бесцеремонно попрощался с товарищами и потопал домой. Он настолько был в отрыве от реальности, что даже забыл подождать в коридоре Анну. В его голове шло противоречие между устоявшимся мировоззрением насчет любви двух людей и его нынешних романтических отношений. Но, в конце концов, Като успокаивал себя тем, что он не делал с ней ничего серьезного и необратимого, лишь легкий флирт, лишь поцелуйчики и обнимания, никакого установления крепкой связи и дальнейшего ее обрыва.
Даже по дороге домой и за столом с родителями он не мог прийти в себя, перестал обращать внимание на такие внешние раздражители, как жара, треп предков и запах перегоревших на сковороде макарон. Особое миротворческое, но ранимое настроение с утра, появляющееся пару раз в месяц, вынуждало Каткему в этот день воспринимать каждый неприятный случай близко к сердцу. Чудовищно близко. Раньше с ним никогда подобного не случалось.
Весь вечер он ни с кем не говорил, кроме как с самим собой, не писал друзьям и Анне. Родители поинтересовались, всё ли у него в порядке, но в ответ лишь услышали, что просто с утра якобы уже не было настроения от недосыпа. Золотые рыбки, плавающие в аквариуме, наблюдали из-за пожелтевшего целого стекла за предками Чешуа-младшего, а вид паренька по диагонали перекрывала единая трещина. Каткема пытался скрыть свои настоящие эмоции, чтобы избежать лишних воспитательных моментов. Позже ему позвонила Анна. Сначала он не хотел отвечать, но затем все мысли, терзавшие голову весь вечер, натолкнули его сделать ей что-то приятное. Она была неплохой девчонкой и явно заслуживала пару ласковых слов, но разговора так и не вышло. У неё снова были какие-то посторонние шумы, похожие на звуки громкой клубной музыки. Каткема не мог ничего расслышать, разгневался и выключил телефон, уткнувшись головой об свою твердую подушку. Через полчаса мучительных образов и картинок он заснул крепким сном.
Глава 5. Опустошение
Наутро Като вроде бы пришел в себя, на свою убранную и чистую комнату он смотрел уже более сдержанным, но суровым взглядом. Даже самый острый глаз не смог бы здесь придраться, ибо родители Каткемы убирались почти ежедневно. Не от перфекционизма, конечно, скорее оттого, что им просто нечем было себя занять. Его большая берлога казалась очень умиротворенной также из-за темно-синего цвета обоев и штор.
Он подошел к огромному и вытянутому шкафу-купе с зеркальными дверцами. Чешуа любил перед ними останавливаться, обычно глядя на свое тело и вечно оставаясь от него недовольным. Хоть он и был довольно стройным парнем, но неспокойный разум и зоркий глаз постоянно выискивали недостатки в фигуре. В другом углу его внимание вдруг привлек шкаф с книжными полками. Книг там было немыслимо много, целая коллекция различной литературы: художественной, научной, психологической, литературы для личностного роста. Чтение было, пожалуй, единственным увлечением Каткемы.
Комнатушка еще казалась новой для него, мебель была ещё совсем свежая, даже серебристый диван стоял без единого пятна. Так же выглядела вся трехкомнатная квартира, сделанная на один манер. Хоть ее площадь выдалась нескромно большой, семейка решила обставить все так, чтобы свободного пространства практически не осталось. Разумеется, для максимального создания уюта и зоны комфорта. Комната Като могла показаться прохожему человеку пустоватой, но и интересов у него было не густо. Ему большего всего доставляло удовольствие уволиться на диван и начать мечтать, как он лет через двадцать просто общается с людьми и веселит их байками в своем баре у океана. Конечно, надо было ещё отметить гитару, стоящую рядом с письменным столом. Като только недавно пробовал играть на ней, но судя по пыли на струнах, забросил это увлечение.