За столом чинно сидела и молодежь: Луиза, Карлотта, Филиберт, Шарль де Бурбон. Были и новые лица. Юную Шарлотту д’Альбре Маргарита видела впервые. Златокудрая красавица в пышном платье выглядела испуганно. Ее отец, Ален д’Альбре по прозвищу Великий был главой дома д’Альбре и внуком знаменитого Шарля д’Альбре, коннетабля Франции, одного из выдающихся военачальников Столетней войны с Англией. Удачная женитьба самого Алена заметно укрепила и без того могущественный род, принесла в наследство графство Перигор, виконтство Лимож и некоторые права на наследование Бретани. А недавняя женитьба сына Алена Жана сделала последнего королем Наварры. Но все это сейчас висело на волоске, так как д’Альбре был одним из самых яростных защитников Бретани, до последнего надеялся на возможность своего брака с Анной Бретонской и только на днях, уступив силе, добровольно сдал Нант и перешел на сторону короля. Его дочь была, конечно, гостьей в Амбуазе, но еще и чуть-чуть заложницей. Младшая дочь в семье, всеобщая любимица, она чувствовала себя скованно в помпезной обстановке королевского двора и мечтала о своем любимом замке Ламбри на самом юго-западе Франции, фамильной колыбели их рода, где она жила с матерью и незамужними сестрами, о южном солнце, медлительном темпе жизни, запахе чеснока, который нельзя было выветрить из комнат (его не только ели каждый день, но и раскладывали в жилых помещениях, отгоняя «злых духов»).
Внесли антреме. Согласно моде, этот «перекус» между подачами был вычурный и театральный, он был призван скорее развлечь гостей, чем накормить. Тема нынешнего была «Высокорожденные». Птицы, летавшие высоко в небе, считались принадлежностью стола избранных мира сего. Их подавали в том числе и на королевских приемах, хотя мясо некоторых из них считалось не особенно вкусным. Повара в прошлом придумали своего рода «обман»: набивали кожу лебедя гусиным мясом или павлина – свининой, так что на стол вносились благородные и прекрасные птицы, а в рот попадало нежное мясо. Но это было в прошлом – теперь никто и не думал выдавать антреме за вкусную еду, это была уже игра в чистом виде.
Птиц выносили одну за одной, их было множество, причем на стол их сразу не ставили, а носили под музыку перед гостями, чтобы все могли оценить и полюбоваться. Кого тут только не было: павлины на блюде, выложенном зеленой травой, лебеди на «водной поверхности» из голубого желе, цапли и выпи в камышах, целующиеся голуби на ветках. Зажаренные птицы выглядели совершенно как живые, в этом, а не в их вкусе, было высшее мастерство кулинара. Перья некоторых из них украшали искусно сделанные бумажные цветы, пропитанные различными цветочными ароматами и благоухавшие. Зал стал похож на пышный сад, наполненный птицами. Музыканты пытались подражать звукам, издаваемым птицами.
Потом музыка заиграла громче и энергичнее. В зале появились танцоры и мимы: они представляли сценку из истории троянской войны. Представляли самое начало истории: похищение Елены. Старый муж-неудачник, прекрасная дева и мужественный Парис – все было разыграно забавно и ярко. Причудливые костюмы, рожденные фантазией художника-портного, много блеска и ярких цветов. Вдруг сердце Маргарет сжалось: она узнала знакомую символику. Она не бросалась в глаза, но была абсолютно узнаваема. Причудливую шляпу старика украшала нелепая двуглавая курица, которая не могла быть ничем иным, как намеком на имперского орла. В волосы Елены были вплетены подобия горностаевых хвостиков – символ Бретани и Анны Бретонской. Совершенно не к месту Маргарет вспомнила старую легенду, в которой рассказывалось о герцоге Бретани Алене Кривобородом. Спасаясь от норманнов, он был остановлен грязной и мутной разлившейся рекой. Он уже приготовился ее переплыть, как увидел бегущего горностая, который вдруг резко обернулся и остановился: рискуя быть растоптанным скачущими лошадьми, он предпочел смерть грязи. Эта картина устыдила Алена, остановившего свое войско и вступившего в битву с врагом. Старые книги по геральдике писали: «Маленький этот зверек до того чистоплотен, что лучше даст себя поймать, чем перейдет через мокрое и нечистое место, чтобы не замарать своего хорошенького меха». Маргарита подумала, что Анна сейчас похожа на горностая – маленький, загнанный в тупик зверек, пытающийся сохранить свою чистоту. Было грустно думать, что «охотники» – люди, тесно связанные с Маргарет: ее отец, супруг, тетушка.
Наконец, героический Парис имел большой картонный кривой нос и ожерелье из ракушек. Фамильный нос рода Валуа нередко высмеивался шутами, особенно, когда возникали слухи о незаконнорожденности королевских отпрысков. Ракушки же намекали на орден святого Михаила, учрежденный Людовиком XI, ожерелье которого было составлено из полукруглых раковин морского гребешка, символизирующих в свою очередь святого Иакова. Карл VIII, одним из первых получивший этот орден, носил его по всем торжественным случаям.
Маргарет посмотрела по сторонам. Казалось, кроме нее, никто ничего не заметил. Впрочем, по лицам этих опытных царедворцев было трудно что-либо понять. Юная королева постаралась выкинуть увиденное из головы и попыталась прислушаться к тому, что происходило за столом. Разговор стал перескакивать от темы к теме. Единственное, о чем упорно избегали разговоров, это о ситуации в Бретани. Хотя было очевидно, что все за столом думали именно об этом.
Молодежь в общий разговор не вмешивалась – кодекс поведения детей из благородных семей предписывал им молчание за общим столом. Только Маргарет на правах королевы полагалось развлекать собеседников и оказывать им знаки внимания. За столом она заметила двух людей, которые были не только ей незнакомы, но и заметно отличались от окружающих. Она обратилась к сидевшей справа от нее Жанне с вопросом, кто эти люди и услышала короткое – Филипп де Коммин и мадам де Равенштейн. Маргарет посмотрела на Коммина с нескрываемым интересом и скрытым волнением. Пожилой мужчина, с прямым носом и длинным до плеч волосами, в которых была заметна седина, одет было старомодно и строго, держался спокойно и достойно, хотя и взглядывал иногда на нее. Она кое-что слышала о нем, знала, что он верно служил ее деду, бургундскому герцогу Карлу Смелому, потом перешел на службу к Людовику XI и продолжил верную службу у смертного врага своего бывшего господина. Он был известен своим изворотливым умом, славился афоризмами и всегда был, что называется, себе на уме. Безумие «безумной войны» охватило и его, а скорее, человек с сильной волей и собственной позицией не смог ужиться с правлением Анны де Боже. Он поддержал герцога Орлеанского, оказался в тюрьме и даже некоторое время провел в железной клетке, построенной еще его покровителем и господином Людовиком XI. Не так давно он был отпущен, помилован и большую часть времени проводил в своем поместье в Дрё в окружении своей семьи. Очевидно, ему разрешили вернуться ко двору. Возможно, это связано с итальянскими планами Карла: Коммин считался знатоком итальянской дипломатии.
За время обеда он почти не вмешивался в разговор, изредка вставляя небольшие замечания. Только когда речь шла о Генрихе VII Английском, он позволил себе длинную тираду:
– Я близко знал графа Ричмонда, как он звался в прежние времена, нынешнего короля Генриха. Я находился в Бретани, когда Ричмонд и его дядя пытались бежать во Францию и были схвачены. Франциск, герцог Бретонский, недавно умерший, обходился с пленниками мягко. Генрих провел в почетном плену более 15 лет. Встречался я с ним и после смерти короля Эдуарда, когда герцог Бретонский снабдил своего бывшего пленника людьми и судами и отправил в Англию. Наш король тоже помогал ему. Так что короля Генриха Английского я знаю не понаслышке. Мое мнение таково: король Ричард III преступил все человеческие законы, когда умертвил своих малолетних племянников. Возмездие было неизбежно. И Господь очень быстро послал королю Ричарду врага, у которого не было ни гроша за душой и, как мне кажется, никаких прав на корону Англии – в общем, не было ничего достойного, кроме чести; но он долго страдал и большую часть жизни провел пленником. В тот момент, когда Ричард, умертвив своих врагов, преисполнился великой гордыни, Господь послал ему совершенно ничтожного врага. Произошло сражение, и на поле боя погиб король Ричард, а граф Ричмонд на том же поле короновался короной Ричарда и стал королем Англии Генрихом VII. Разве можно назвать это все Фортуной? Это же истинный суд Божий! Господь в наше время платит наличными, не откладывая на будущее, за проявленные жестокости. Он наказал и многих других в то же самое время. И продолжает наказывать.