Кирпичный пол; на полу разбросано пару десятков листков, на некоторых – следы грязной обуви. В свете мощного ацетиленового фонаря, принесённого Мортиросовым, я бегло их просмотрел – нет, ничего интересного, канцелярская переписка по вещевому и продовольственному снабжению. Неужели папка, отнятая у Гришки-коридорного, – это всё, что осталось от архива?
Ну нет. Надо вспомнить нечаянные уроки жандармского ротмистра Русакова. Внимательно осмотреться. Например, поинтересоваться, почему это несколько кирпичей на полу уложены несколько иначе. Не выступают, но выделяются… Вот что: щели между ними чуть темнее, чем такие же – на других участках пола.
Взяв у Гагика нож, я поддел и приподнял один кирпич.
Следующие семь кирпичей вынимались уже легко, просто руками.
Под ними, слегка присыпанные землёй, лежали канцелярские папки, две стопки. Всего полтора десятка папок.
Я достал верхнюю, отряхнул сухую земляную пыль и продемонстрировал Мортиросову: ШТАБЪ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ ЮГА РОССИИ. А ниже, каллиграфическим почерком: «Учетно-регистрационные карточки офицеров Генерального Штаба, служащих в Красной Армии».
Повторить выражение, слетевшее с уст Гагика Мортиросова, я не берусь.
Когда мы с Мортиросовым выносили папки к центральному входу, появился заспанный комендант.
– Господа, граждане, вы как…. Что происходит?
– Не беспокойтесь, любезнейший. – Понизив голос до интимного шепота, я подошёл к нему поближе и показал надпись на верхней папке из стопки у меня в руках. – Строго между нами: эти штабные документы ни в коем случае не должны попасть в руки – ну, вы понимаете, кого.
– Как, они были здесь? У меня? В «Бристоле»? – только и спросил комендант, стряхивая остатки сна.
– В подвале. Чудо, что до них матросня не добралась.
– Господи, сохрани… – Комендант искренне перекрестился.
– Мы их с сослуживцем перевезём в надёжное место.
– Да-да, конечно, – согласился комендант и придержал подпружиненную дверь, выпуская Мортиросова.
– И переправим куда надо, – сказал я всё так же шёпотом, выходя следом.
Транспорт и впрямь оказался неприметным: ни дать ни взять – обычный городской извозчик. А в слабом предутреннем свете, да ещё и на расстоянии комендант, прилипший носом к стеклу окна, наверняка не опознал чекиста, хотя не раз и не два, как я узнал позже, видел его – во время спецопераций в «Бристоле».
Вернулся в гостиницу я через час, ещё немного поспал и привёл себя в порядок перед назначенной встречей.
Приятное знакомство
Нина Лаврова оказалась интересной молодой шатенкой, одетой не вызывающе, со вкусом и слегка англетизированно. Сидели они с Машей – та ещё и не сняла кружевной передничек горничной, – за столиком у окна, поодаль от буфетной стойки. На их столе – два пустых стакана и пустое же блюдце.
Увидев меня, Маша защебетала:
– Вот, Ниночка, Алексей Степанович, вам непременно надо познакомиться, и у него для тебя выгодное предложение.
– Очень приятно, Нина…
– Георгиевна.
Вежливо, но сухо. И щёчки чуть порозовели. Что ж, причина совершенно понятна.
– И моё предложение отнюдь не затрагивает вашу скромность, – я это сказал с лёгкой улыбкой. – Машенька немного неловко выразилась.
Маша похлопала ресницами, пытаясь понять, что она не так сказала, а потом просто встала и сделала ручкой:
– Ой, ну да вы сами разберётесь. А мне пора – работа. – И убежала, едва выслушав от меня: «Спасибо, голубушка».
– Вы меня заинтриговали, Алексей Степанович. – Милые глазки Нины заметно потеплели. – Что же это за предложение такое?
– Позвольте вас угостить, чем «Бристоль» послал, – улыбнулся я ей и подозвал официанта. – За сим ранним обедом и переговорим.
– Благодарю. Это несколько неожиданно…
Она подразумевала, что принимать угощение от малознакомого человека не совсем, мягко говоря, прилично – хотя и выбрала обтекаемую реплику. С тем, чтобы определить, понял ли я и как отреагирую на это.
Я понимающе улыбнулся и, глядя в глаза, мягко сказал:
– Полноте, Нина Георгиевна, что за разговоры натощак? Мне тоже недремлющий брегет уж прозвонил обед.
Тут как раз подбежал официант и поклонился – совсем как «в старые добрые времена».
– Чего изволите-с откушать?
– Если дама не возражает – нам обоим бульон, стейк средней прожарки и какой-нибудь десерт к чаю.
– Прекрасный выбор. У нас по случаю ещё осталась бутылочка «Шато-Икем»…
Мы с Ниной переглянулись и сказали одновременно:
– О нет, в другой раз. – И как-то сразу непринуждённо рассмеялись.
– Маша мне второпях сказала, – всё ещё улыбаясь, произнесла Нина, когда официант удалился, – будто вам требуется репетитор английского? Для супруги?
– Она так сказала? Милая простушка. Нет, я не женат.
– Так она неправильно вас поняла?
Кажется, Нина опять начала волноваться. Следовало её успокоить. И найти возможности для дальнейшей разработки, поскольку предположения, возникшие после вчерашнего разговора с горничной, начали приобретать конкретные и весьма милые черты.
– В сущности, всё верно. Мне предстоит ответственная командировка, а мой английский несколько хромает. I have not enough possibility to practices’[5].
– За время работы в английском консульстве у меня было достаточно времени и возможностей попрактиковаться и в деловой, и в разговорной речи, – кивнула Нина. – Если вы располагаете возможностью…
– Время занятий и материальную сторону вы сами назначите – после десерта. Я в экономической комиссии, равно и в представительстве Внешторга, по командировке загружен нечрезмерно. Зато, кстати, вполне могу при необходимости оказать содействие… помочь «нашим людям». Многим сейчас приходится нелегко. Маша обмолвилась, что у вас, простите за бестактность, проблемы с матушкой?
– Теперь уже нет. – Голос Нины чуть дрогнул. – На той неделе будет сорок дней, как…
– Простите великодушно. И примите мои самые искренние соболезнования.
Нина посмотрела мне в глаза и медленно кивнула.
– Хоть я и не имел чести быть представленным вашей матушке, но – судя по её дочери – она была замечательной женщиной.
– Благодарю вас. Уверена, что там. – Нина подняла глаза к небу, то есть к давно не беленному потолку, – ей куда лучше, чем здесь.
Достаточно прямой и, в общем-то, преждевременный комплимент, едва замаскированный под светскую любезность, Нина поняла и приняла, но и намекнула мне на излишнюю поспешность.
Очень хорошо.
– Ещё раз простите – может быть, я смогу помочь вам с проведением Сорокадневного Поминовения?
Теперь она, полагаю, расценит это не как формальную любезность, но как знак внимания и заботы.
– Не хочу злоупотреблять вашей добротой, Алексей Степанович. – Нина отрицательно покачала тёмно-русой челкой.
Я не счёл нужным скрывать разочарование.
– Но если вы располагаете возможностью… – продолжила Нина. – У моей подруги, Тамары Пожаровой, какие-то большие проблемы со службой… да и с жильём не всё в порядке.
– Чуть бы подробнее, – попросил я совершенно искренне.
Попросил, потому что почувствовал как-то сразу, что это может оказаться перспективным не только для основного – мостик в Альбион! – но и для вспомогательных, контрразведывательных заданий.
А Нина ещё и ответила самым желательным для меня образом.
– Если позволите, я вас познакомлю – и она всё сама расскажет.
– Полагаю, ваша подруга – реально из нашего… вашего круга?
Через какую-то секунду Нина поняла, что – то есть кого я имею в виду, – и ответила чуть смущённо:
– Простите, Маша – не показатель.
– Хотя весьма мила и позволила нам познакомиться. – Успел сказать я с улыбкой, прежде чем подплыл официант с первой переменой блюд.
За десертом мы обговорили и регламент занятий, и время встречи с «подругой Пожаровой».
Что нам дано…
Вечер и почти весь последующий день во внутренней комнате Севастопольского уездного отделения Крым ЧК мы разбирали нашу «добычу».