– Хм. И?
– И решила зверски насолить церковникам, убив одного из них. Кого бы ты выбрала в качестве жертвы?
– Кого-нибудь заметного. Известного, популярного у верующих.
– Мне тоже так кажется. Но был ли таким Зестос?
– Он же был одним из духовников Парфенона. В принципе, заметная персона.
– Да, но был ли он при этом популярным? Я думал расспросить об этом Кусту, но ее сегодня нет в храме. По крайней мере в СМИ он точно не выступал и никаких статей или книжек не писал. Вот, например, Макрис, и. о. настоятеля, писал и интервью давал, я нашел кое-что об этом в сети. Не говоря уж о самом митрополите. А Зестос… По-моему, он был известен только прихожанам Парфенона. И зачем сатанистам его убивать?
– А что, это версия митрополита?
– Да. И мне она кажется идиотской. Кто такие местные сатанисты? В основном парни от пятнадцати до восемнадцати лет, переживающие подростковый бунт из-за религиозного семейного воспитания. Когда они оканчивают школу и куда-то поступают, всё это обычно сходит на нет. Некоторые не поступают никуда и продолжают болтаться на улице, но тогда они быстро увлекаются чем-то посерьезней расписывания стен храмов или распятия кошек. И в любом случае убийство голубя и расстрел священника это разные весовые категории.
– Уж конечно!
– Скорее всего, митрополит ухватился за эту версию, как наиболее безопасную. Куда приятней свалить всё на сатанистов, чем подозревать кого-то из своих в убийстве или в связях с бандитами.
– Вот уж едва ли Зестос был связан с бандитами! Его семья живет небогато, ютятся в тесной квартире с собакой и котом. У них даже машины нет. Не похоже, что Зестос прикасался к каким-то нелегальным денежным потокам. Может, кто-то таким образом решил запугать самого митрополита?
– Но тогда почему он выбрал жертвой именно Зестоса?
– Потому, что его было легче всего подстеречь?
Шекер немного подумал.
– Это возможно, но всё равно кажется мне маловероятным. Надо выяснить, как добираются на работу остальные клирики.
– Разве ты их не спросил?
– Не имело смысла, пока криминалисты не узнали марку машины, а я получил ответ только что: «альфа-три».
– Пфф!
– Да, но теперь можно, не привлекая лишнего внимания, узнать по «Автодрому», ездит ли кто-то из работников Парфенона на такой машине… Так, мы пришли.
Димитрий Логофетис жил в четырехквартирном домике, где в каждое обиталище вел отдельный вход. Все квартиры были двухуровневыми, занимая второй и третий этажи, а на первом располагались гараж и кладовые; крыша была оборудована солнечными батареями. Хозяин встретил астиномов с любезной улыбкой. Это был высокий худощавый брюнет; темно-каштановые кудрявые волосы окружали несколько вытянутое лицо, придавая молодому человеку чуть романтический вид; деловую нотку привносили сидящие на длинном остром носу круглые очки в тонкой, явно дорогой оправе. Казначей Парфенона выглядел моложе своих тридцати и, на первый взгляд, располагал к себе. Он пригласил астиномов в гостиную, чья достаточно простая, но недешевая обстановка показывала, что у хозяина есть вкус. В комнате стояла приятная прохлада: работал кондиционер. Почти полностью застекленная стена выходила на широкий балкон, где стоял круглый столик и два плетеных кресла. Отсюда можно было созерцать Акрополь и южный фасад Парфенона.
– Могу я предложить вам кофе? – поинтересовался Логофетис.
– Да, пожалуйста, – кивнул Шекер. – Черный, с одним кусочком сахара.
– А мне с двумя, – сказала Диана. – Спасибо!
Димитрий покинул комнату. Астиномы огляделись.
– Что ж, зарабатывает он неплохо, – заметила Диана. – Снимать такую квартиру в этом районе…
– Казна Парфенона, видимо, позволяет.
Хош поднялся с дивана, куда их усадил хозяин и, повернувшись, принялся разглядывать картину на стене. Копия известного полотна Одиссея Андруциса «Победитель» изображала финальный момент колесничного забега Золотого Ипподрома: четверка гнедых коней пересекала финишную черту перед императорской ложей, с животных падала пена, лицо возницы в зеленой форме горело азартом и ликованием. Художник изобразил знаменитого Петра Асана, кумира ипподромных фанатов середины прошлого века, столь же популярного в свое время, как теперь Василий Феотоки.
Шекер отошел к окну, несколько мгновений глядел на открыточный вид, потом обернулся к Диане. Она, не вставая с места, внимательно изучала комнату. Впрочем, ничего особенного тут не было: обитые светлым деревом стены, книжные стеллажи, большой плазменный телевизор, стереосистема, складной стол у стены, журнальный столик и пара кресел в углу. Хош подошел к стеллажам рассмотреть книги: здесь была и юридическая литература, и православная, в том числе богословская, и художественные произведения – в основном так называемые интеллектуально-психологические романы, и полка с книгами по искусству и архитектуре, десятка три путеводителей по европейским городам…
Комит вновь уселся рядом с напарницей за несколько мгновений до возвращения Логофетиса. Димитрий поставил принесенный поднос на журнальный столик и, подкатив его к астиномам, выгрузил чашки, а поднос убрал на нижнюю полку столика.
– Благодарю! – сказал Хош. Диана просто кивнула.
Эспрессо был великолепен, и Шекер подумал, что на кухне у Логофетиса наверняка стоит дорогая кофемашина. Хозяин опустился в одно из кресел наискось от астиномов и спросил:
– Чем могу быть вам полезен?
– Мы пришли поговорить об убитом отце Александре.
На лице Димитрия появилось скорбное выражение.
– Да, ужасная история! До сих пор не верится, что такое могло случиться! В голове не укладывается…
– Вы хорошо знали отца Александра?
– Не то чтобы очень. – Логофетис медленно повел головой из стороны в сторону. – Мы не дружили, если вы об этом. Но по возрасту нам и странно дружить. Я общался с ним по церковным делам, не более того.
– То есть вы у него не окормлялись? – Хош решил блеснуть новоприобретенным знанием церковного словечка.
– Нет. Мой духовный отец – владыка Дионисий.
– Вот как, – сказала Диана. – Но с дочерью отца Александра вы общаетесь. Разве она никогда не говорила с вами об отце?
Если Логофетис и удивился, что его отношения с Ларисой Зесту известны астиномам, то виду не подал. Впрочем, выражение его глаз за стеклами очков разобрать было невозможно. Шекер мысленно подосадовал, что Димитрий сел слишком далеко, чтобы улавливать малейшие движения на его лице, но заподозрить его в том, что он сделал это нарочно, не было повода: в комнате просто отсутствовало более близкое к дивану сиденье.
– С Ларисой мы говорили о других вещах. Мы оба юристы, так что у нас были темы поинтересней, чем родители. – Димитрий слегка улыбнулся.
– Лариса говорит, что до приезда в Афины вы работали финансовым юристом, – сказал Хош.
– Немного работал, да, – подтвердил Логофетис.
– В списке ваших официальных мест работы ничего подобного не значится.
– Официально я и не работал. – Димитрий пожал плечами. – Я, знаете, вел свободный образ жизни, подрабатывал, консультируя знакомых. Мне не улыбалось сразу после получения диплома оседать в какой-нибудь пыльной конторе. Хотелось мир повидать, в Европе побывать…
– Судя по вашим путеводителям, – Шекер кинул взгляд в сторону стеллажей, – по Европе вы поездили. А почему не по нашей стране? Или не в Азию?
– Мне симпатичен европейский образ жизни, – ответил Димитрий, и в его тоне впервые повеял холодок. – А какое отношение это имеет к убийству отца Александра?
– Нас интересует, что за люди его окружали, – пояснила Диана. – Тем более, что вы были, можно сказать, другом семьи.
– Послушайте, я не был другом семьи Зестосов! – запротестовал Логофетис и даже взмахнул руками. – Я у них дома был всего раз, когда отец Александр на свои именины заболел, владыка поручил отвезти ему поздравление и подарки. На моем месте мог оказаться кто угодно другой. Они тогда пригласили меня выпить чаю. Лариса узнала, что я юрист, и захотела со мной еще как-нибудь пообщаться. Мы с ней несколько раз встречались, говорили о юриспуденции, о перспективах молодых юристов в наше время, немного о литературе… Вот и всё. Никаких романтических отношений или чего-то подобного у меня с ней нет, если вас это интересует. И с отцом Александром особых отношений у меня не было. Клирики Парфенона общались с ним куда больше меня.