Два. Лифт встал. Ничего не понимая, полицейский нажал на кнопку «Вверх» и подождал, пока лифт поднимется снова. Он встал прямо перед дверьми. Двери раскрылись.
— Джон? Господи, Джон!
Полицейский Джон Салливэн сидел, прислонившись к задней стене кабины. Рот его был широко раскрыт, глаза вылезали из орбит, из шеи, словно бандерилья, торчала игла от шприца.
Далия бежала. Длинный коридор второго этажа покачивался перед глазами, лампы дневного света мелькали над головой. Она промчалась мимо перепуганного дежурного, свернула за угол и влетела в бельевую. Натянула светло-зеленый халат хирургической сестры. Упрятала волосы под зеленый колпак. Повесила на шею марлевую маску. И — вниз по лестнице, на первый этаж, в отделение «Скорой помощи» в самом конце коридора.
Теперь она шла очень медленно, спокойно глядя на полицейских — их было трое, — осматривающих коридор. Словно охотничьи псы. Обеспокоенные родственники на стульях у дверей. Вопли пьяницы, которого кто-то ударил ножом. Избитые в драке, ожидающие перевязки.
Низкорослая толстая пуэрториканка сидела на скамье, пряча лицо в ладонях. Плакала навзрыд. Далия подошла, села рядом, обняла за плечи.
— No tenga miedo, — тихо сказала она.
Женщина открыла лицо, коричневатое, как орех, взглянула на Далию, приоткрыв рот. Блеснул золотой зуб.
— Хулио?
— Все будет хорошо. Пойдем, выйдем со мной. Походим по улице, подышим свежим воздухом. Вам станет полегче.
— Но я…
— Ш-ш-ш. Делайте, что вам говорят.
Далия заставила женщину подняться на ноги, и теперь та стояла, по-детски успокаиваясь под сильной и ласковой рукой, стояла в старых, растрескавшихся туфлях, выпятив отвисший от бесчисленных беременностей живот.
— Я же ему говориль, я ему сто раз говориль…
— Не надо так волноваться.
Прошли к боковому выходу из помещения «Скорой помощи». Перед дверью — полицейский. Очень крупный. Ему жарко в синей форменной куртке. Он вспотел.
— Почему он домой не ходит? Почему надо дерется всегда?
— Все обойдется. Может быть, вам лучше помолиться?
Губы женщины зашевелились в безмолвной молитве. Полицейский не пошевелился. Далия подняла на него взгляд.
— Послушайте, этой женщине нужно на воздух. Вы не могли бы с ней выйти на пару минут?
— Не могу отойти от двери, мадам. Этот выход сейчас закрыт.
Губы женщины шевелились, голова клонилась все ниже. Переносные рации потрескивали на поясах полицейских. Тревога могла прозвучать каждую минуту Дохлый полицейский!
— А можно я пройдусь с ней немного? Боюсь, как бы ей не стало плохо здесь, в духоте.
Женщина бормотала молитву, перебирая четки толстыми коричневыми пальцами. Полицейский потер шею пониже затылка. Лицо у него было широкое, в шрамах. Женщина покачнулась и прислонилась к Далии.
— Хм. А фамилия ваша как?
— Доктор Видзини.
— Ну ладно, доктор. — И он всем своим весом надавил на дверь. Холодный воздух — прямо в лицо. Тротуар и мостовая — в красных отблесках огней полицейской машины. Бежать нельзя: всюду полиция.
— Дышите поглубже, — сказала Далия.
Женщина подняла голову. Рядом остановилась желтая машина — такси. Выскочил молодой врач-практикант. Далия махнула таксисту и остановила практиканта.
— Вы ведь в больницу?
— Ага.
— Вы не проводите эту женщину назад, в отделение? Спасибо!
Через несколько кварталов, на Гованус-паркуэй, Далия перевела дух, устроилась поудобнее на мягком сиденье такси, закрыла глаза и сказала сама себе: «А знаешь, ведь тебе и вправду жаль эту женщину».