Ландер не услышал — почувствовал, что на мостике появился третий.
— Здорово сработано, — произнес Мухаммад Фазиль.
Ландер ему не ответил.
Глаза у майора Кабакова воспалились и покраснели, и любая малость выводила его из себя. Дни шли за днями, а он все сидел, просматривая фотографии проживающих в США арабов-иностранцев, и работники нью-йоркского отдела Службы иммиграции и натурализации старались обходить его стол чуть ли не на цыпочках.
Огромные регистрационные книги, высоко громоздившиеся по обеим сторонам длинного стола, содержали сто тридцать семь тысяч фотографий и описаний. Кабаков твердо решил просмотреть их все, с начала и до конца. Если эта женщина прибыла в США с заданием, она наверняка прежде всего позаботилась о «крыше». В список «подозрительных лиц арабского происхождения», который sub rosa вело управление, попало совсем немного женщин, и ни одна из них не была похожа на ту, что он видел в спальне Наджира. В управлении полагали, что на восточном побережье проживают примерно восемьдесят пять тысяч арабов, которые въехали в страну нелегально и нигде вообще не значатся. Большинство из них работают тихо и спокойно, на самых незаметных местах, они никого не трогают и стараются не привлекать внимания властей. Кабакову покоя не давала мысль, что женщина могла быть одной из них.
Он устало перевернул еще одну страницу. Вот, пожалуйста вам, женщина. Кэтерин Халиб. Работает с дефективными детьми. Ей пятьдесят лет, да она и выглядит на все пятьдесят.
К столу сбоку неслышно подошел один из служащих:
— Майор, вас просят к телефону там, в кабинете.
— Хорошо. Только не трогайте эти чертовы книги — я страницу потеряю!
Звонил Сэм Корли, из Вашингтона.
— Как дела?
— Да никак. Осталось просмотреть еще восемьдесят тысяч арабов.
— У меня тут докладная от береговой охраны. Может, это к делу не относится, но все-таки. Один из сторожевиков засек моторный катер рядом с ливийским сухогрузом недалеко от побережья Нью-Джерси. Вчера, под вечер. Катер удрал, когда они решили к нему подойти и осмотреть.
— Вчера?
— Ага. Они помогали тушить пожар на корабле, дальше от побережья, в открытом море, и шли назад. Сухогруз шел из Бейрута.
— А где он сейчас?
— Задержан в Бруклинских доках. Капитан пропал без вести. Я пока не знаю деталей.
— А катер?
— В темноте ушел у них из-под носа.
Кабаков непристойно выругался.
— Чего они волынили, почему сразу не сообщили?
— Сам ни черта не понимаю, но тут уж ничего не поделаешь. Я позвоню в Таможенное управление, они введут вас в курс дела.
Первый помощник, а также и. о. капитана «Летиции» Мустафа Фаузи, отвечал на вопросы таможенников целый час. Он кричал и размахивал руками, и пропитанный резким запахом турецких сигарет воздух в его каюте, казалось, становился все гуще и плотнее.
Да, катер подошел к его кораблю, сказал им Фаузи. Катеру не хватило горючего, и он просил о помощи. Следуя морским обычаям, он не мог отказать. Он описал катер и его экипаж очень нечетко. Он подчеркнул, что этот инцидент имел место в международных водах. Нет, он добровольно не согласится на обыск своего судна. По всем международным законам его судно считается государственной территорией Ливии, и он несет за него ответственность после того, как несчастный капитан Лармозо упал за борт.
Таможенникам вовсе не хотелось вступать в конфликт с правительством Ливии, особенно теперь, когда ситуация на Ближнем Востоке была такой взрывоопасной. То, что видела береговая охрана, не могло служить достаточным поводом для получения ордера на обыск. Фаузи обещал представить письменное описание несчастного случая с Лармозо, и таможенники покинули корабль, решив проконсультироваться с представителями министерства юстиции и госдепартамента.