Было много разговоров о том, какое же влияние советская политика оказывала на политическое сознание в национальных областях. Некоторые важные жалобы (касательно образования, языка, прессы) были удовлетворены в достаточной степени, чтобы свести на нет сепаратизм 1918–1920 гг. Растущее количество связей внутри населения как следствие переселения и урбанизации, эмиграция, смерть и арест многих наиболее экстремистских националистических лидеров, а также появление нового поколения воспитанных в Советском Союзе мужчин и женщин способствовали усилению ощущения сплоченности в обществе – сплоченности, сводившей национальную напряженность к «всероссийскому» или «всесоюзному» патриотизму. Однако в то же время этот рост качества образования и количества связей породил субъективное осознание различий, особенно среди представителей нерусской интеллигенции. Более того, коллективизация, репрессии и введение тотального контроля, помимо множества великороссов, коснулись и миллионов нерусских, поэтому к концу 30-х гг. самые проницательные или подозрительные уже могли разглядеть зачатки русского шовинизма в советской политике, в самом деле отошедшей от национального эгалитаризма прошлых лет. Будучи не самой острой проблемой, для советской власти национальный вопрос все же по-прежнему оставался источником проблем, которыми другая держава, намеренная захватить СССР, могла воспользоваться в своих целях.
Подобно тому как Розенберг и Гитлер отвергали проведение политической войны, в которой все советское население стало бы целью, они также были солидарны в отношении отказа от самоопределения в национальном вопросе. Разница в планах Розенберга и Гитлера состояла не в необходимости принятия Германией решений и контроля над Востоком, а в политическом будущем этого региона. Гитлер рассматривал составные элементы Советского Союза как более или менее равноправные группы. Для него создание административных единиц, основанных на национальных территориях, было механизмом, предназначенным для облегчения немецкого контроля, но лишенным непосредственного политического значения; у него не было никаких планов по поддержке новых национальных движений на Востоке, и он был не прочь поделить любую национальную область на более мелкие части. Администрации разных областей различались лишь внешне, но все служили одной цели – полный немецкий контроль. Розенберг же видел качественные различия между народами Востока, приписывая великороссам что-то вроде первородного греха и предусматривая в своих политических планах поддержку нерусских национальностей в борьбе против «Московии».
Дифференцированная политика Розенберга в отношении восточных национальностей нашла выражение в плане создания санитарного кордона против великороссов, состоявшего из Украины, Белоруссии, стран Прибалтики, Кавказа и Центральной Азии, – у всех у них имелось то или иное местное самоуправление, но все они зависели от рейха.
Это была еще одна причина политической изоляции Розенберга. Из-за своей теории он вступил в конфликт с традиционными нацистами, чьей единственной целью было колонизировать и эксплуатировать весь Восток. С другой стороны, его избирательная схема настроила против него те элементы в Берлине, которые выступали за партнерство со всем советским населением, как с русскими, так и с нерусскими.
Разрезание пирога
Несмотря на свою неприязнь к Розенбергу, Гитлер, похоже, поначалу не видел разницы между их точками зрения. После прихода к власти Гитлер попытался «навести мосты», заявив, что нацистская цель на Востоке должна была представлять собой союз Германии с «Украиной, Поволжьем и Грузией. Союз, но не равноправный; это будет союз вассальных государств, без армии, без отдельной политики, без отдельной экономики». Только с течением времени их разногласия стали более четко выраженными и приобрели практическое значение. События 1938–1940 гг., такие как создание «протектората» в Богемии (Чехии) – Моравии, «генерал-губернаторства» в Польше и марионеточных правительств в Словакии и Норвегии, судя по всему, усиливали пристрастие Гитлера к зависимым государствам. Поэтому в ходе первого обсуждения планов вторжения и предполагаемого разделения СССР летом 1940 г. Гитлер сразу наметил четыре области, которые были бы в непосредственной близости от наступающих войск: «Украина, страны Прибалтики, Белоруссия, Финляндия».
Упоминание Финляндии было связано с желанием Гитлера вознаградить ее за участие в предстоящей кампании, отдав ей часть территории России. Остальные три единицы, упомянутые фюрером, являлись «логическими» подразделениями, совпадавшими с этническими и административными образованиями в СССР.
Через неделю выяснилось, какую степень независимости он собирался им предоставить. Гальдер обобщил тайное обращение Гитлера от 31 июля 1940 г. следующим образом: «В конечном счете Украина, Белоруссия, страны Прибалтики отходят нам. Финляндия расширяется в сторону Белого моря». На этом планы Гитлера относительно будущего территориального устройства в 1940 г. заканчивались.
Вопрос о будущей политической организации снова начал обсуждаться лишь в марте 1941 г., когда военные приготовления к нападению продолжались уже в течение нескольких месяцев. Несмотря на то что Гитлер все еще думал о марионеточных правительствах, теперь его планы были нацелены на установление прямого и полного немецкого контроля под руководством рейхскомиссаров, управляющих новыми сатрапиями. Можно предположить, что смещение акцента от создания новых государств, хоть и фиктивно суверенных, к зависимости от Германии было вызвано его нараставшим «головокружением от успеха». В 30-х гг. он действовал в рамках европейской системы власти, осознавая конкурирующие и уравновешивающие сочетания государств, в которых Украина или Прибалтика, зависевшие от рейха, но формально независимые, могли бы стать эффективным противовесом польской, советской или французской дипломатии; к 1941 же г. Гитлер решил, что Германия должна являться единоличным хозяином континента; ему больше не приходилось считаться с Западом как с конкурентом. Отныне он сам был себе закон.
В начале апреля военная цель была определена как достижение линии Архангельск – Астрахань («А – А»); политически (как выразился Гитлер спустя несколько месяцев) «мы должны позаботиться о том, чтобы не допустить возрождения военной мощи по эту сторону Урала». В рамках желанного советского пространства он теперь говорил о странах Прибалтики, Белоруссии и Украине как о «протекторатах». Его цели, поддержки которых он ожидал от Розенберга, кратко можно было выразить так: «Сокрушить вооруженные силы, развалить государство».
В течение следующих двух месяцев Розенберг занимал ключевую должность составителя политических планов. Благодаря этой должности он получил возможность продвигать свою собственную концепцию в отношении Востока. Его «Меморандум № 1» от 2 апреля был сосредоточен на его излюбленных идеях национальной и расовой неоднородности Советского Союза. Большевистская Россия, равно как и царская, по его мнению, была многонациональным «конгломератом», включающим в том числе ряд «инородных» (wesensfremd) национальностей. Принимая как должное цель раздробления Советского Союза, он поделил область, в которой был заинтересован рейх, на семь регионов: Великороссия («Московия»), Белоруссия, Украина и Крым, Прибалтика, Донская область, Кавказ и Туркестан.