– Что? – вскрикнула Сабрина, – почему «Мини Купер»? Почему мы покупаем машину, которую хочет эта девица? Почему ты вообще покупаешь тачку чужому человеку?
Повисло неловкое молчание. Роберт перестал жевать бекон, Хелен медленно опустила вилку на тарелку, но звон всё равно получился громче в этой тишине. Ким смотрела на сестру непонимающим взглядом.
– Что вылупилась? Ты не ослышалась, приемыш!
– Но…
– Ты мне не сестра! И никогда ею не была! Мне надоело делить вещи, семью и жизнь с чужим мне человеком!
– Сабрина, замолчи сейчас же! – вступился отец, но ее было не остановить.
– Ну уж нет! Спроси у матери, которая так хорошо прячет документы из приюта в коробке, обложенной ее трусами!
– Сабрина! – не выдержала раскрасневшаяся мать.
– Да лучше бы тебя вообще не было в моей жизни! Зачем ты нужна? – этот вопрос повис в воздухе после того, как Сабрина выскочила из-за стола, схватила ключи от отцовской машины и выбежала на улицу, хлопнув дверью.
Завтрак был закончен. Как и счастливая жизнь семьи Фишеров.
Через два часа Роберту Фишеру позвонили из полиции. Еще через десять минут поступил звонок из госпиталя Святой Марии.
Будучи в состоянии слепой злобы, Сабрина вылетела на перекресток, не заметив, что светофор горел красным. Сильный удар пришелся в левый бок, машина с девушкой перевернулась два раза и вылетела с дороги, показав свои железные «внутренности». Травмы были очень серьезными. Дочь Фишеров, плоть от их плоти, была в коме, и ей требовалась срочная трансплантация почки…
Сабрина очнулась спустя несколько дней, и первое, что она увидела, были заплаканные, с большими темными кругами глаза матери и уставшее лицо отца, которое как-то резко состарилось. В углу примостилась медсестра, пристально следя за действиями родителей, которым нельзя было сообщать неокрепшей девочке страшные новости.
Когда Ким узнала о случившемся, она добровольно решила стать донором почки для Сабрины. К тому же, по всем параметрам она подходила. Но операция не была успешной. Кимберли скончалась, помогая сестре. Это было настоящим ударом для Роберта и Хелен. Они молились днем и ночью, чтобы Бог не забрал у них вторую дочь.
Теплым сентябрьским днем Сабрина стояла на зеленой лужайке, где среди травы белели камни с именами и цифрами. Она приходила в эту обитель безмолвия и покоя одна каждую неделю и долго плакала над надгробием: «Кимберли Анна-Хелен Фишер. 23.Х.1999 – 17.VIII.2016. Любимая дочь и сестра».
– Прости меня, родная, – рыдая, шептала Сабрина.
А в ответ была тишина.
На пороге
Анна Матвиенко
@arys_pole
Мне уже несколько дней было неуютно. Мне казалось, что мой мир словно сжимался, ощущение незыблемости и безопасности исчезло. Я старался успокоить себя, собраться и не паниковать, но однажды мои предчувствия стали реальностью, окунув меня в бездну страха.
Я проснулся оттого, что все вокруг пришло в движение. Упругие стены окружавшей меня капсулы словно утратили свою надежность, они вибрировали и колебались, как будто извне на них действовали неведомые силы. Сначала меня охватила паника, но усилием воли я заставил себя собраться. У меня не было инструкции, как поступать в таких ситуациях, и я решил положиться на своё чувство самосохранения – до сих пор оно меня ни разу не подводило.
Я понимал, что должен быть какой-то выход. Немного повертевшись, я нащупал среди надвигающихся стен лазейку. Моя капсула сжималась всё интенсивнее, и я решился покинуть своё убежище.
Неторопливо и основательно я изучал обнаруженный путь для побега, когда внезапно стены вздрогнули значительно сильнее и лаз распахнулся, выбрасывая содержимое. Всё, что окружало меня, всё, чем я дышал, устремилось прочь, увлекая меня за собой. Стены капсулы тут же сомкнулись, сжав мое тело. Я лежал головой к выходу, уперевшись в гладкие упругие края. Боль и страх охватили меня: мне нужно выбраться во что бы то ни стало! Я хочу жить!
Новая волна придавила мое тело, и я, собравшись с силами, бросил своё тело вперёд. Удивительно, но ворота поддались, пропуская меня. Я чувствовал, что сжимающаяся за мной капсула даже помогает мне. Я приободрился и поспешно стал продвигаться через узкий лаз. Голова, плечи – только вперёд.
Внезапно я почувствовал, как мою шею что-то сдавило, я не мог дышать, паника охватила меня. Дёрнувшись вперёд, я понял, что застрял. Жгут, обвивший мою шею, душил меня, а я не мог пошевелить застрявшими руками. Боль усиливалась, меня охватил ужас, но я не мог даже закричать. Сама капсула, помогавшая мне покинуть убежище, тоже замерла, словно в нерешительности, зажав мои ноги. Мое тело сдавило со всех сторон, горло обжигал обвившийся жгут, в глазах начало темнеть, сердце бешено колотилось, сбиваясь с ритма. Я готов был потерять сознание.
Внезапно стены капсулы опять пришли в движение. Собрав последние силы, я толкнулся ногами, жгут на шее затянулся сильнее, но на краю сознания, сквозь боль и страх, я почувствовал, как меня схватили за плечи и потянули вперёд. Резко развернув мое обмякшее тело, мою шею освободили от жгута. Боль отступила и, вздохнув, я услышал: «У вас мальчик, 3600».
Найдите доктора Миллера
Джессика Рэббит
@rabbit_with_a_pen
Умбо, мой умственно отсталый брат-близнец, радуется и лупит по столу ладонью, видя моё приближение. Я ставлю поднос на клеенчатую скатерть, повязываю ему на шею чистый слюнявчик и подкатываю кресло ближе к столу, чтоб как можно меньше еды попало на колени и пол.
Поганая жизнь у моего брата: умственная отсталость и ДЦП. Он не ходит, почти не говорит, но ложку направляет в рот практически без промахов. Сегодня я свободен, поэтому на обед домашняя лазанья. Не такая, как готовила в детстве Ба, но для нас с Умберто в самый раз.
Раньше я думал, что одна из болезней брата предназначалась мне, но потом понял, что тогда бы мы оба медленно умирали в каком-нибудь государственном доме инвалидов, рассматривая стену и пуская слюну.
Меня, кстати, зовут Джон. Умберто называла мать, а мне досталось от щедрот небогатой фантазии отца. Ба тогда покрутила пальцем у виска, но на том и дело кончилось – все принялись сражаться за здоровье Умбо. Отец недолго пробыл на этой дистанции для борцов в супертяжелом весе, и в гонке остались только мама и Ба.
Я рано почувствовал себя лишним, неуместно здоровым в доме, где болезни брата были возведены на пьедестал. На меня постоянно шикали и выводили из комнаты, где лежал брат, если я набирался смелости туда заглянуть. Но позже мама и Ба смекнули, что Умбо может пережить их обеих и единственный, кто о нём позаботится, это я.
Не подумайте, я люблю Умбо и делаю всё, чтобы скрасить его существование. Как только я научился читать, брат стал моим единственным благодарным слушателем. Я читал ему на разные голоса, ставил сценки, изображал пиратов, разбойников, королей и даже принцесс. Вряд ли он что-то понимал, зато я понял, что хочу стать актёром. Но мама даже слушать не хотела об этом.
«Поступай на врача, милый! – говорила она. – Умберто нужен уход. Кто будет с ним после моей смерти?»
Я смалодушничал и сделал так, как сказала мама. Теперь я доктор Джон Беннард, по совместительству премиальная сиделка для брата. Надеюсь, там, на небе, мама и Ба всё-таки узнали, что я окончил университет.
Я завидую Умбо. Он всё время счастлив, всем доволен и обожает поесть. А мне в кусок в горло не лезет, хочется лечь в тёмный угол и покрываться там пылью. Но нужно переделать ещё кучу дел, пока я не уеду из этого дома надолго, может быть, насовсем.
Последний год выдался тяжёлым, я уставал как собака, давление скакало, болела голова, раз даже упал в обморок, хорошо, что никто не видел. Тогда я списал всё на усталость: работа, Умбо, магазины, уборка, готовка, всё на мне. Но когда в тридцать пять я обзавёлся одышкой, я заподозрил, что и мой организм решил дать сбой. В пятницу утром я пошёл в кардиологию, надеясь получить таблетки от давления или что-то типа того.