– А эта песня посвящается девушке бомжа и нищеброда – Соколовой Маше!
Кровь прилила к лицу Саньки, сжав челюсти, он искал глазами Андрея. Но того нигде не было. Боковым зрением мальчик видел, как Маруся, расплакавшись в окружении стаи подружек, выбежала с дискотеки.
В тот вечер Санька пришёл домой в слезах. Он почти никогда не плакал, и ощущение мокрых щёк и пелены перед глазами скорее удивляло и злило его.
– Почему дед! Ну почему все так?! – стукнув кулаком по дверному косяку, Санька посмотрел на деда.
Николай Фёдорович тяжело вздохнул.
– – Рассказывай, – сказал он, развернулся и, шаркая тапочками, пошёл делать чай.
Санька с дедом просидели за столом до утра. Крепкий чай со смородиновым листом успокаивал, давал ощущение ушедшей было надежды.
– Ну что во мне не так, дед? Почему всё решают деньги, деньги, деньги? Будь они прокляты эти вонючие бумажки! – Санька захлебывался эмоциями. – Всё из-за них! Все! И мама из-за них умерла, если бы были лекарства, врачи…
– Ты вот что, внук, – дед строго посмотрел на мальчика. – Ты мне эти нюни брось! Деньги… Решают деньги, да не всегда. По-разному бывает. А бедность, знаешь ли, не порок…
– А что? – Санька утёр нос кулаком и всхлипнул, – что тогда бедность?
– Бедность – это большое несчастье, – тихо ответил Николай Фёдорович. – А ещё бедность измеряется не только деньгами.
– А чем?
– Состоянием души. Ты беден деньгами, но богат духовно. А одноклассник твой богат, но нищ, как церковная крыса.
– Я хочу, чтобы у меня тоже были деньги! – упрямо сказал мальчик.
– Ты знаешь, Александр, – дед откашлялся и серьезно взглянул на мальчика. – Как оно все там наверху задумано, нам неведомо, но одно я могу тебе сказать точно.
Дед сделал паузу, Санька, затаив дыхание, смотрел на него.
– У каждого человека в жизни есть шанс. Шанс не быть бедным. Вопрос в том, воспользуется он им или нет.
– И у меня… будет шанс? – мальчик с надеждой посмотрел на старика.
– И у тебя, – кивнул дед.
– А у тебя был?
– Был… Да я не понял сразу, как этим шансом правильно распорядиться.
– А как надо, дед?
– Знаешь, почему бедность – это несчастье? – вопросом на вопрос ответил Николай Фёдорович.
Санька помотал головой, встал и поставил чайник на плиту. В окне занималась заря, красиво… Санька обдумывал вопрос деда.
– Так почему, дед? – мальчик обернулся, старик сидел, прислонив голову к холодильнику, глаза были закрыты.
До больницы Николая Фёдоровича не довезли. Когда хоронили, соседка сказала, что он помереть-то лет десять назад должен был, ему под девяносто уже было, а вот ведь, Саньку взял да ожил, отмерил ему Бог годков ещё.
Стоя на кладбище, Санька чувствовал, что каждый вдох даётся с трудом. Кажется, сейчас он провожал не только любимого деда, но и давно ушедшую маму. Как будто с него сонного ранним зимним утром сняли, нет, резко сорвали, тёплое ватное одеяло, и холод обволакивает его всего – с головы до ног.
Сердце Саньки замерзало от одиночества и страха, но рассчитывать теперь он мог только на себя. Он часто вспоминал их последний ночной разговор. И пусть понял не всё, из того что хотел донести ему дед, но знал, что обязательно разберётся и найдёт ответ на последний, самый важный вопрос, на который не успел ответить Николай Фёдорович.
25 лет спустя.
– Александр Павлович, вас сегодня уже не будет?
Секретарь Нина, строгая и собранная брюнетка в круглых очках, внимательно смотрела на начальника.
– Да, Нина, на сегодня у меня совсем другие планы, – красивый, статный мужчина в дорогом кашемировом пальто стремительно вышел из офиса, сел в новенькую «Ауди» и уже через несколько часов был на кладбище.
– Ну здравствуй, дед, – поздоровался Александр Павлович и рукавом пальто протер фотографию на памятнике. Дед смотрел с неё строго и весело, как Санька любил.
– А я, дед, в люди выбился, прости, что долго не приезжал. Но я не забыл, ты не думай, – мужчина улыбнулся и достал из кармана пачку сигарет, повертел в руках, убрал обратно. – Все у меня хорошо, теперь я всего добился, сын растёт, жена умница. Тебя только не хватает.
Он просидел на кладбище до сумерек, слово за слово выложив деду все, что происходило с ним последние несколько лет.
Николай Фёдорович с портрета одобрительно кивал, или Саньке так казалось. Это было не важно. Важно то, что теперь Санька все понял. И наконец-то нашёл ответ на самый главный вопрос, на который дед так и не успел ответить.
Старая деревня, в которой Санька, а теперь уже Александр Павлович, провёл самые важные свои годы, почти не изменилась. Разве что стала ещё запущеннее, больше покосившихся заборов и прохудившихся крыш.
Проехав по знакомым улочкам, Александр Павлович остановился у центрального магазинчика, захотелось зайти… У входа в магазин нищий просил милостыню. Не задумываясь, Санька запустил руку в карман и вынул тысячную купюру.
– Держи друг, – сказал он, протягивая банкноту. Нищий, не ожидав столь щедрой подачки, поднял голову, и Санька вздрогнул.
На него смотрел Андрюха Кобылкин. Нищий не узнал в дорого одетом мужчине бывшего одноклассника, мелко закивав, принялся благодарить за щедрость.
Александр Павлович на секунду задумался, а потом произнёс:
– Работа нужна?
Кобылкин молча приоткрыл полы видавшего виды плаща. Вместо одной ноги у него был протез.
Вздрогнув, Санька сказал:
– Ничего, я помню ты неплохо рисовал в школе, а мне как раз нужен художник, в моем детском доме стены разрисовать, а ногу мы тебе подправим…
Тень узнавания сменилась невероятным удивлением, а затем благодарностью. Слезы, выступившие на глазах бывшего мучителя, а ныне несчастного калеки, стали Александру Павловичу лучшим ответом.
– Папа-а-а! Наконец-то ты приехал, я прошёл второй уровень, Динка научилась приносить палку, а в классе у нас объявили бойкот Витьке!
Александр Павлович улыбнулся, обнимая десятилетнего сына и целуя его в макушку.
– Так, Николай, про бойкот поподробнее, за что объявили?
– Как за что? За то, что он самый бедный, у него даже айфона нету!
– Интересно, – мужчина нахмурился. – И ты тоже объявил?
– Я? Отец, я же твой сын и внук нашего деда!
– И что же ты сделал? – Александр Павлович смотрел с нескрываемым интересом.
– Я сделал его своим лучшим другом! Пусть теперь только попробуют его обидеть!
– Правильно, сын, – мужчина улыбнулся, – потому что бедность не порок…
– А настоящее несчастье! – закончил сын, убегая играть с собакой. – Я я помню, пап!
Мужчина посмотрел вслед радостному сыну и задумчиво произнёс:
– И я помню дед… И я понял. Быть бедным – это несчастье потому, что ты не можешь отдавать, а вынужден только брать, опустошая свою душу. Ведь ты именно это хотел сказать тогда. И я сделал все для того, чтобы я и моя семья были по-настоящему счастливы.
Хранитель
Александра Диордица
@alneru
Меня зовут Хромм. Я – хранитель. Когда-то давным-давно на небесах меня назначили на эту должность. Так себе, я вам скажу, работенка. Каждый день ко мне приходят гости, которые остаются навсегда. Я называю их Неугодными. Прежде чем расположиться, они обязательно рассказывают. Я их понимаю, надо выговорится.
Здесь у меня пустовато. Ни времени, ни пространства. Лишь одно бесконечное «сейчас». Вот и новенькие пожаловали. Их снова много. Ну что ж, давайте поговорим. Вот ты… не стесняйся, проходи.
– Шестая, не нашлось места. Маленькая квартира, безработица.
– Вижу, вижу… – я хмыкнул. – А пятерым, значит, нашлось? А ведь ты бы могла изобрести лекарство от рака. И вылечить миллионы людей. Ну что ж, я здесь не сужу, только выслушиваю. Располагайся.
Серебряной тенью новенькая скользнула в туман. У Неугодных есть аура. И это все, что у них есть. Так я их и отличаю. Я внимательно посмотрел на голубоватый комочек.
– Синдром. Испугались, – голубой комочек стал темнее, должно быть, это означало грусть.
– Ну, не стоит, не стоит… – я сочувственно помолчал. – А забавно. Всего лишь перепутали анализы. И такой финал. А за тобой ведь брат должен был идти и сестра. Не будет теперь. Наказаны.