– На двери концертного зала висит табличка: «Собаки должны оставаться на улице». После концерта появилась приписка: «Ассоциация защиты животных», – рассказал Куп на одном дыхании.
Да уж, анекдоты явно не его конёк, но делать нечего я громко засмеялась. Парни одновременно одарили меня изумленными взглядами. К счастью, мы уже оказались рядом с лифтами и Куп нажал на кнопку вызова.
– Что вы удивляетесь? Мне не смешно, но охранник русский, он не понимает нас, но должен видеть, что мы непринужденно беседуем.
– Вау! – визгливо вскрикнул Зиль и громко захихикал.
В это время приехал лифт и, под присмотром охранника, нам всем пришлось в него войти. Куп нажал на кнопку «1» и я услышала, как охранник сообщил в рацию:
– Объект на лифте выдвинулся в вашу сторону. Принимайте.
Я быстро нажала на кнопку «2».
– Он передал по рации, что ты спускаешься, чтобы они тебя встречали. Ты не сможешь отвлечь их внимание, потому что охрана будет ждать у лифта. Мы с Зилем выйдем на втором и спустимся чуть позже, – Куп кивнул соглашаясь.
– Постараюсь увести их от лифта подальше.
Когда мы вышли на втором этаже, я огляделась по сторонам и поняла, в какой стороне коридора находится лестница на служебный выход. Дверь на лестницу оказалась открыта.
– Пошли! Это наш шанс, – схватила Зиля за руку и потащила по коридору к выходу.
Мы бегом преодолели коридор и два лестничных пролета.
Охранник на проходной смотрел в экран маленького телевизора, рога турникета были опущены.
– До свидания! До завтра! – попрощалась я с охранником, показывая проходку.
– Спокойной ночи! Приложите проходку для выхода, – сказал охранник, не отрываясь от экрана.
Я поднесла карточку к пластиковой коробочке у двери и нажала на ручку.
– Подожди, – зашипел Зиль, – сначала посмотри. Вдруг там фанатки.
Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула. На крыльце и в зоне видимости никого не было.
– Чисто!
Мы с Зилем резвым галопом понеслись к машине. Я с пульта открыла двери, впуская Зиля на пассажирское сиденье, и бегом запрыгнула на водительское. Сбросила лабутены, закинув их на заднее сиденье – переодевать обувь некогда, а нажимать на педали босиком даже удобней!
Только мы отъехали от парковки и я начала манёвр по дорожке, как на боковой тропинке показались две девушки в боевом эмо-готском раскрасе.
– Пригнись! – скомандовала я Зилю.
Тот на редкость послушно сложился, почти под сиденье сполз. Девицы прошли мимо, даже не взглянув в нашу сторону. Уф-ф! До меня дошёл ужас содеянного нами. Что было бы, если бы девицы были у служебного входа?
– Поднимайся, кажется, пронесло! И набери Купа, он, наверное, нас уже потерял.
Зиль выпрямился в кресле, озираясь по сторонам, достал гаджет.
Мы выехали на площадь у Монумента защитникам Ленинграда.
Куп снял трубку сразу и до меня донеслись его возмущенные вопли:
– Вы где? Сколько вас ещё ждать? Или ты передумал?
Зиль объяснил, что мы сбежали через второй этаж и сейчас уже объехали вокруг какого-то большого памятника. Братья перекинулись фразами о созвоне утром и разъединились.
– Ну что? – поинтересовалась я. – За мотоциклом?
– За мотоциклом! – произнёс Зиль с видом человека, отчаянно пустившегося в неведомое плавание. – Я смогу у тебя дома переодеться?
– Конечно, – и рассмеявшись, добавила: – Даже могу подобрать тебе другую юбку или платье.
– Сделали из меня шута, – буркнул Зиль с обидой в голосе и принялся стирать помаду, разглядывая себя в зеркальце, опустив солнцезащитный козырёк.
Чтобы разрядить обстановку я включила радио.
Оттерев помаду, Зиль стал смотреть в окна и расспрашивать о том, где мы едем и что проезжаем, указывая пальцами на что-то заинтересовавшее. Я попыталась ответить на все его вопросы, лихорадочно вспоминая историю родного города. От «Пулковской» до центра по Московскому проспекту в полночь рукой подать. Я ехала не спеша, чтобы показать гостю архитектуру. Как последовательно она изменялась по мере того, как город разрастался от центра к окраинам. Проехали мимо памятника Ленину. Зиль, как ребенок из бывшей социалистической Германии, смутно слышал об этой личности и обрадовался, увидев такой огромный памятник. Обогнули Московские ворота, сталинки сменялись домами конца 19 века.
Свернула на Фонтанку, чтобы сделать разворот через Аничков мост и Невский. Проехали самый центр, здесь было бы классно просто прогуляться, пешком, не спеша, держась за руки.
Но в таком виде на улицах не безопасно не столько мне, сколько Зилю. Я не должна подвергать его опасности, теперь эта мысль прочно засела в моей голове.
Зиль с детским восторгом смотрел по сторонам и ему явно нравилось то, что он видел.
Он стал рассказывать о Госларе, в котором они жили в детстве. Сравнил его с Питером. Его привело в восторг то, что в городе светло, несмотря на поздний час. Рассказал, что любит большие города, и хотел бы жить, например, в Берлине. Неожиданно, он выругался, вырубил радио и отвернулся к окну, скрестив руки на груди.
Я отвлеклась от дороги и уставилась на него.
– Ненавижу! – буркнул под нос.
– Кого? Этого исполнителя?
– Нет. Просто я уже не могу слышать эту песню. Хватит того, что я её пою каждый день!
– Так это ты пел?
– А то ты ее на концерте не слышала?
– М-м-м, – начала я, не зная, что сказать, – по-моему, хорошая песня. Красивая! К тому же это ваша визитная карточка. А поставили её, потому что вы приехали.
Мне показалось, что я выкрутилась из ситуации, но Зиль сидел насупившись и мрачно смотрел на дорогу. Ну вот только наладили отношения и всё насмарку! Опять начинать сначала. Пока я раздумывала, как его ободрить, Зиль начал сам:
– Понимаешь, почти четыре года каждый день одно и то же! И даже не по одному разу. Как бег по кругу: те же песни, те же фразы, жесты, улыбки, позы. Очередность выхода на сцену, перемещения по сцене и прыжки – всё выверено так, чтобы было видно и на галерке и в партере. Кокетливый взгляд, воздушный поцелуй, подмигивание – не дай бог перепутать последовательность! На сцене нас четверо, мы группа. У каждого из нас своя роль, свои задачи, движения и жесты. Но когда я стою в свете софитов, мне кажется, что я один на один с залом… Балкон. Трибуны. Партер. Всё визжит и кричит. Против света все сливаются в одну безликую массу. Только руки. Лес рук. Они тянутся к сцене. Мне кажется, чтобы сдернут меня в толпу и разорвать на части. – Он усмехнулся: – На мерчи…
– Знаешь, а мне понравилось то, что вы делали на сцене, – осторожно начала я, выдержав паузу после его признания. – Не знала, что так можно. Зал был ваш еще до вашего появления и взорвался с первых аккордов. А ты… Твои эмоции были такими настоящими… А еще… Когда твои глаза показали на большом экране, я увидела в них счастье. Это ни с чем нельзя спутать. Ты был счастлив в тот момент. И твое счастье видели более тринадцати тысяч человек. В твоих глазах горели искорки. Нет, костры! В твоих глазах без всяких спецэффектов горели костры… Ты сам был факелом!
– Огонь в глазах, – он усмехнулся, – а ещё дым на сцене. Ты тоже не поняла… Хотя, где тебе. – Он отвернулся.
И что опять не так? Я вроде его похвалила. Можно даже сказать высказала восторг.
Но тут Зиль расслаблено растянулся в кресле и улыбнулся. Так мягко и ласково… А в глазах заплясали костерки.
– Ты права, я был счастлив. Мне не передать, каково это – видеть, что ради тебя пришло столько народу. Это не выступление в каком-нибудь дорогом клубе, когда под тебя пьют пиво и коктейли. Нет! Эти люди пришли, потому что им нравятся мои песни! Они подпевают… Они знают слова моих песен, хотя это чужой для них язык! Они подпевают на моем родном языке! Как передать эти чувства? Французы, поляки, русские, чехи, венгры, финны, голландцы, датчане! Все! Конечно, я счастлив… До мурашек по спине… А еще я купаюсь в их эмоциях, как сегодня. Сегодня мне послали такую волну восторга, драйва. Я стоял как под водопадом! А ещё каждый концерт особенный. Девчонки-фанатки часто выдумывают какие-то сюрпризы, – Зиль восторженно посмотрел на меня. – Однажды напускали воздушные пузыри! Знаешь, такие огромные пузыри из больших обручей и они полетели вверх! Было так красиво! Они еще так переливались в свете прожекторов… Ради этого стоит выходить на сцену. А иногда мне кажется, что они готовы идти за мной как мыши за крысоловом, это пугает и завораживает, я чувствую свою власть над огромной толпой… Извини, я, наверное, просто устал, поэтому раздражаюсь и нервничаю. Я просто забываю, что мы разные, ты просто не знаешь всего.