Собирая трап с пульта-брелока, осмотрелся: справа – голландец, слева – англичанин. Голландец стоит вплотную, судя по состоянию – не очень летучий: темно-синие высокие борта просолены как шинели красноармейцев после перехода через Сиваш, буквы странного имени «Три сестры» протекли ржавчиной и совсем не блестят.
«Три сестры»… Ничего не слышал о какой-то особенной популярности Чехова в Нидерландах. Или это другие какие сестры – не Ольга, Маша, Ирина, а, например, Тэсс, Мод и Анук? Ох уж эти голландцы со своими кофейнями и грибами. Подумать страшно, сколько «Мертвых душ», «Преступлений и наказаний» ходило бы сегодня по подмосковным водохранилищам, разреши правительство «мягкую» наркоту. Впрочем, есть люди, у кого с этим делом и без разрешений – полный порядок: недавно рассматривал в журнале макет отечественной яхты «Хождение по мукам». Или это статья так называлась? Надо было читать, а не только рассматривать…
Англичанин расположился слева, через свободную воду. Странно, что в сезон в Портофино пустуют швартовки, но, судя по всему, это случайность, ненадолго. Всяко бывает – зарезервировал, оплатил, опоздал, «Касса назад деньги не выдает». Рано утром, по-моему, и англичанина не было, но упорствовать не стану, не туда смотрел. По привычке глянул на название, не очень результативно, процентов на пятьдесят – хозяева полотенце на просушку через корму перебросили, прочитал только английское «Старый».
С полсотни шагов по инерции фантазировал: «Старый… – блюз, парус, брюзга, осёл, шкипер, аккордеон, шут, квартал, сосед, вальс, башмак, пень, долг, друг, замок, кофе…» Поскольку «старая» звучит и пишется по-английски точно также, перешел на женский род и… почти сразу же оказался перед дилеммой – продолжать или устыдиться собственной невоспитанности…
Узкими улочками, заложив небольшой крюк по Вико Каноника – без конкретной цели, просто захотелось пройтись – поднялся по Виа Рома к «большой» дороге, недалеко от помпезного здания городской портофинской коммуны. Отсюда принято начинать как плановые так и спонтанные путешествия по побережью – здесь стоянка такси.
– В Специю, – бросил небрежно в окно «загорающему» на парковке таксисту. Тот покачал головой:
– В Санта-Маргариту.
По большому счету, мне было все равно, препираться на хотелось, к тому же Санта-Маргарита ближе всех к Портофино.
– Поехали.
На самом деле я сказал «Окей». Звучит с маленьким взрывом во рту, почти также как «Пха…ли», но щеки не надулись, так что выглядел я вполне пристойно.
Таксист снизу вверх осмотрел меня, такого молчаливого и покладистого:
– Пятнадцать. Туда-назад – двадцать пять. Хорошо – за двадцать.
Я выжидал минуту, зачем мешать человеку, пусть сам с собой поторгуется, но он уже сговорился с собой, цена застыла.
– А если назад не сразу?
– Без проблем, вот номер, позвонишь, и я за тобой приеду. Да, все точно, за двадцать пять, как договорились.
– Еще не договорились. Двадцать.
Мне не было жалко денег, просто ленивый торг на солнцепеке напомнил студенческие каникулы в Сухуми, и я подумал, что не буду сегодня привередничать, никакого пижонства: только простое, самое дешевое домашнее вино, поджаренное на углях мясо, хлеб и овощи. Моя персональная гастрономическая машина времени. Машинка времени. Она частенько вывозит меня в одни и те же воспоминания, зато безотказно. Там все по-прежнему, ничего не меняется, если только к лучшему: в воспоминаниях я лёгок на меткое слово, разумен и выгляжу как никогда не выглядел…
– Договорились. Двадцать пять.
– В Санта-Маргариту, потом назад, – киваю я, подтверждая уговор. Словно ни в какое другое место и не собирался. Обожаю Санта-Маргариту. Далась мне эта Специя…
Водитель, полуобернувшись, непонимающе смотрит на меня, устроившегося на заднем сиденье.
– Двадцать пять, – успокаиваю его.
Он сокрушенно качает головой «Как всё-таки с ними трудно…», или «Надо было поступать на юридический»
Неважно о чем он думает, главное, что наконец трогает автомобиль с места.
Всё точно. Сухуми. Или правильно – Сухум?
МАТЕМОРФОЗЫ
С чем-то я явно переборщил, скорее всего с овощами. Вернувшись на лодку и выведя из дремотного состояния ноут-бук, дабы освежить погодные данные, зачем-то то полез в биографию Отто Скорцени. Наверное всему виной шрам на скуле водителя моего такси, напомнивший мне о рыжем мерзавце, которого я невольно искал глазами в порту весь недолгий путь к своей лодке, намереваясь спросить, куда он увел свою спутницу… Не думаю, что пытался по имени «Отто» найти в интеренете портафинский адрес животного, это вряд ли, даже для меня это бьло бы слишком, хотя кое-кто из близких друзей и поскребет недоверчиво ногтем бровь.
Как бы там ни было, но я с головой ушел в подробности удивительной жизни человека с польской фамилией, которую, если следовать правилам, следовало бы произносить как «Скожены», а вовсе не Скорцени. Поговаривали, что одним из немногих, у кого получалось не каверкать фамилию Отто был еще один австриец, звали его Адольф.
Поразительная история: оказалось, что примерно в то время, когда я впервые смотрел «Освобождение» Юрия Озерова, в частности эпизод про спасение итальянского диктатора, все равно потерявшего власть безвозвратно, как шевелюру, хоть и позднее, Отто Скорцени – автор и исполнитель отчаянной миссии – безбедно доживал свой век в испанском Мадриде, находясь под личной опекой генерала Франко, и даже сподобился основать в Испании свеженькую неофашистскую группу. Мне же в то время казалось, что война – невероятное прошлое, куда ближе к революции и Ильичу, чем ко мне. По календарю, кстати сказать, примерно так и выходило – пара лет разницы, а по ощущениям – несколько десятилетий. Каждый день я проживал среди ветеранов той самой войны, а в кино почему-то смотрел в перепачканные окопной грязью, закопченые лица озеровских солдат и ни разу не разглядел в них ни соседей, ни учителей, ни папу с мамой… Деда слегко себе мог представить, наверное, потому, что дед не вернулся… Вероятно то, что я видел в кино, по моим мальчишеским представлениям, нельзя было пережить и все, кто уцелел, дожны были быть на какой-то другой войне.
«…Вот, откуда у Отто шрам. Завзятый дуэлянт… Пятнадцать студеческих дуэлей на шпагах! Серьезный парень. Был. Поединок, удар шпагой по левой щеке…» Я крепко зажмурился, вспоминая кошачью морду: тоже слева. Мне не стоило закрывать глаза, кто-то недобрый в тот же миг изобразил на веках – с внутренней стороны – рыжую ассиметричную морду… Снизу ее подпирал белоснежный воротничок, зажатый лацканами черного мундира, Рыцарский крест прямо по центру… Мои глаза распахнулись шире обычного и видение исчезло, но моргать стало страшно. Я опустил экран компьютера, поднялся, сделал несколько не самых уверенных шагов… Незамеченным, хотелось надеяться, выглянул в щель между двумя задергнутми портьерами, прямо по центру: по причалу прогуливались какие-то люди, вполне обычные. Кота не было, девушки тоже.
«Признайся себе, что и не было их никогда», – протянул сам себе руку помощи.
«Никогда».
Поди разберись, что я имел ввиду этим своим «никогда».
Наверное, я ухмыльнулся, не помню, но должен был: когда я доволен собой, то всегда ухмыляюсь.
Я рывком развинул тяжелую ткань и вышел в кокпит, кивнув приветливо помахавшему мне соседу с «англичанина», чье название начинается со слова «Старый» или «Старая». С таким же успехом – «Старые»…
«Друзья, кости, песни, раны, привычки, уроды, консервы, бабы, газеты… Хорошее название для лодки – «Старина». Что-нибудь этакое, винтажное: темно-синий корпус, много лакированного дерева, штурвал солнышком компас бронзовый, непременно спиртовой… Размечтался, старая жопа, хрыч, болван…»