Роль расслабился и отдался созерцанию.
Нечеткие желтые пятна на теле земли, ничем не примечательные и такие привычные с высоты стратосферного полета, сейчас вдруг оказались небанальными подсолнечными полями, разглядывающими его тёмными глазками своих вызревающих серединок.
Глазки кокетливо подмигивали.
Он тоже подмигнул.
Кокетливо.
Два раза.
Через пару часов блаженства, подлетев к озеру, Роль прошел над лугом, высматривая место для посадки. На всякий случай даже пальнул из ракетницы через специальную дырку в борту и, посмотрев, как сигнальная ракета зарылась в грунт, принял решение садиться. Чиркнув колесиками по траве, Аннушка приземлилась так же, как и взлетела – самостоятельно, без проблем.
«Какая нежная птичка!» – с восхищением подумал Роль и, остановившись поближе к берегу, оглянулся в салон.
Салон спал.
Комэска – сидя на откидной скамеечке, предусмотрительно пристегнувшись. Полковник – на чехлах, в хвосте. Ну и так далее… В привязанных веревками (!!!) ящиках явно недоставало трети от первоначального количества.
Дух стоял – я те дам!
С подобострастной отеческой заботой проверив, хорошо ли пристегнут Комэска (вдруг во сне тюкнется головкой о переборку), Роль разделся и отправился искупнуться.
Вода – прелесть! Травка – еще лучше!
И снова: вода – травка, вода – травка!
ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!!
Но… одиноко.
Хотя – так даже веселее! Если принюхаться к цветочкам.
Вернувшись и заглянув в алюминиевое нутро, Роль выяснил: комиссия проснулась и пьёт. Закусывает и пьёт. Пьёт и закусывает.
Володя пил не отстегиваясь! Сообразительный! По глазам видно. Сказать не может, а понимает всё! Как Каштанка. Муму.
«Не буду мешать», – подумал Роль и отправился погулять по берегу озера.
Один.
Эх, Аннушка, Аннушка!
Пили – ненадолго засыпая – до вечера.
Вечером допоздна пили.
Комэска, мало понимая, что происходит, приказал Ролю разбудить его на утренний клев. Строго-настрого приказал! Насколько это вообще было возможно в его состоянии. Роль – проникся и, отгородившись от шумной компании дверцей пилотской кабины, скрючившись в неудобном кресле, попытался уснуть.
Сон приходил рваными кусками и ненадолго. В очередном забытьи Роль видел себя, парящим между облаками с Аннушкой. Они, раскинув дюралевые лапы-крылья, медленно кружились, то приближаясь, то удаляясь. И только он приладился, только приблизился, только собрался поцеловать…
Наступил рассвет – прямо на пропеллер, торчащий перед мордой. Вот-вот и выкатится светило.
Роль, разминая кости, подошел к Володе и, встряхнув его за плечо, рявкнул в ухо:
– Подъём! Вставай! Зорька! Подъём!
Комэска, приподняв опухшие веки, пристально посмотрев на озеро через иллюминатор, перевел остекленелый взгляд на Роля и камышитовыми губами прошуршал:
– Не клюёт.
Усталые веки захлопнулись, голова упала в небытиё.
Потом пили и закусывали, закусывали и пили. Безвылазно, безобразно много пили.
Возвращались вечером. Могли бы еще порыбачить, но неожиданно кончилась водка.
Полет проходил нормально и спокойно. Удочки лежали посередине салона, аккуратно связанные. Рыбаки обошлись без них. Точнее, даже и не вспомнили. Недосуг.
Роль задумчиво рулил. По-иному и не назовешь. Не пилотировал, а именно р у л и л! Томно и лирично. Попутно он лялякал песенку про «подсолнечное поле». В кабину ввалился полковник и заплетающимся языком выдавил:
– Смир-на! Ик.
Роль сделал вид, что вытянулся, продолжая управлять самолетом.
– Почему, ик, не пристегнут?! Замечание тебе! Звание? Ик. Должность?
– Капитан, летчик-перехватчик первого класса, виноват, исправлюсь! – отчеканил Роль, поспешно пристегиваясь к креслу.
– Как, ик, бочку делать?
– Левую педаль – вперед, баранку – вправо! – пошутил Роль.
– Отд-ать упр-авление! Мине!
И – совершенно неожиданно для Роля – полковник вдавил левую педаль до упора, завалив штурвал вправо. Аннушка резко клюнула носом влево, как бы оглядываясь на свой хвост, уронила правое крыло, задрожала, стараясь честно выполнить дурацкую команду, и зависла. Секунду она соображала, как поудачнее свалиться в штопор, но, передумав, присела на хвост, скабрировала пару раз и, успокоившись, победно продолжила полет с недопустимым креном на правый борт. Роль, автоматически выровняв машину, удивленно посмотрел на полковника. Полковник, задрав указательный коготь вверх, изливал:
– Ты, каптан салага! Неправильно, ик, сказал! Видал?! Так не ле-ик-тают! Бочку не так делают! – И вдруг как заорет: – Смирна-а-а!
Одновременно он выполнил фигуру высшего пилотажа – бочку. На удивление, Аннушка безропотно и чисто крутнулась. Роль получил по морде консервной банкой, заменяющей пепельницу первому пилоту. Окурки, попорхав по кабине, приземлились кто куда. Стоял непроницаемый туман из пепла. В этом тумане материализовалась опухшая рожа Комэски.
– Таварищьчь полковник! Разшите обртиться!
– Обра-ик-шайся!
– Таварищьчь полковник! Че у нас. У вас. Происходит. Ило. Пыраизошло, мать его так?
– Не видишь?! Учу, ик, твоего капитана! Летать!
– А-а-а-а! Разшите докласть!
– Нок-ик. Накладывай!
– Ваш зам. по пролитике, скатываясь с потолка, прицепился щекой к удочке!
– От-ставить! Ик! Выплюнуть!
– Невозможность! Крючками! Три штуки! На щуку!
– Сейчас, ик, разберемся! – полковник попытался резко встать. Ремни, спружинив, отбросили его в кресло. Полковник, вращая глазами, повторил попытку.
– Таварищьчь полк-овник! Рюкзак-то скиньте! Пока то да сё… Снимите его, к свиньям собачачим! С ним плохо бегать!
Ошарашенный происходящим, Роль вцепился в штурвал, мотая головой и отплевываясь от пепла. Аннушка, брезгливо подрагивая и взвизгивая движком, обиженно фигачила неизвестным курсом. Посмотрев на гирокомпас, прикрученный проволочкой к торпеде перед лобовым стеклом, летчик перевел взгляд на приборную доску. Гирокомпас уверенно показывал: курс – триста тридцать пять, штатный – сорок семь! РК, настроенный на дальний привод, весело болтал стрелкой в секторе не менее сорока градусов! Получалось, если всему этому верить, то можно лететь: хочешь – на восток, хочешь – на север. Все равно получится правильно! А надо лететь на юг! Как быть? Роль покрутил башкой. Впереди и слева, примерно на десяти тысячах, встречным курсом шли два борта в паре. Инверсионные следы четко, как стрелы, пересекали небо. Роль прикинул по времени: не иначе – Савин и Морозов. Домой идут из зоны. У них сегодня ФС. А вот на каких машинах? Значит, позывные неизвестны. Плохо. Надо попробовать выяснить. Послушаем. Если повезёт – услышу. Времени маловато, еще минут пять – и след размоется в небе.
И всё.
Молчат, гады! А тут хоть пропадай! И стемнеет скоро! Нужно действовать!
Роль развернулся, на глазок пристроился параллельно следу и засек показания гирокомпаса. Поправка получилась небольшой, минус восемь градусов. Если это Мороз, тогда порядок: через тридцать минут – речка, по ней – до поселка, а там лапой подать! А если не Мороз, тогда заблудился. Скандал! Это надо же! Стыд-то какой! Засмеют! Поди объясни про гирокомпас, Аннушку, бочку и полковника!
Роль переключил РСИУ на канал «Байконура-Крайнего» и, поправив гарнитуру, запросил:
– Мороз! Ответь!
– Кто в Новогоднем эфире?
– Я.
– А-а! Понятно. Теперь отгадай, кто я.
– Елочка?
– Не-а! Не попал!
– Снегурочка?
– Теплее!
– Мороз – Красный Нос?
– Отгадал!
– «Крайний» всем бортам! Прекратите посторонние разговоры в эфире! Накажу!
– Накидываем кнопку!
– Понял!
В эфире разразился сплошной треск. Все, кто находился в воздухе и на земле, срочно накидывали кнопки. Всем было интересно, о чем собирается секретничать эта парочка. Роль понимал: конфиденциальности – никакой, поэтому губу не раскатывал, а вот «Крайний» накинуть кнопку не мог! По техническим причинам. Бе-бе-бе!
– Мороз, Роль. Ответь!