Джуди, ничего не понимая, взглянула на Бенни:
— О чем это вы, ребята? Куда вы собрались?
Энн не ответила. Ей было слишком больно.
Фитлер-сквер был одним из знаменитых филадельфийских маленьких парков. Квадратной формы квартал, щеголяющий живой изгородью, кованой оградой, изящными деревянными скамейками вокруг центрального фонтана и заново выложенной мостовой. Фитлер-сквер не досталось и половины того внимания, что выпало на долю Ритенхаус-сквер, располагавшегося где-то неподалеку. Однако, по мнению Энн, обаяния в Фитлере было больше. Данный район располагался вдалеке от деловых кварталов (это место находилось на Пайн-стрит, между Двадцать третьей и Двадцать четвертой улицами), и каждый раз, когда она проезжала мимо в такси, там было полно мамочек, толкавших перед собой коляски с детьми. Едва научившиеся ходить малыши рассыпали овсяные хлопья или расписывали тротуар толстенькими пастельными мелками.
Только этот район — район Уиллы — стал теперь для Энн другим. Картина изменилась, сделалась чужой. Фитлер-сквер был почти пустым. Тусклые, на викторианский манер, газовые фонари, установленные в четырех углах парка, мерцали в темноте, едва освещая сидевшую на одной из скамеек тесно обнявшуюся парочку. «Мустанг» в поисках свободного места объехал площадь и направился к Кили-стрит. Энн передвинулась на краешек сиденья. Они сделали круг по кварталу и втиснулись на свободное место в конце ряда машин. Бенни выключила двигатель.
— Сумочка при тебе?
— Да, — ответила Энн, забирая сумку с сиденья между ними. Это был полосатый полотняный мешок из Гватемалы. Она извлекла его из шкафчика в спортзале — там его прошлой ночью оставила Уилла. Быстро осмотрев, что внутри, она убедилась, что кошелька там нет. Значит, Уилла не брала бумажник с собой в спортзал: шкафчики-то не запирались. В рюкзачке лежали только ключи, темные очки и побитое яблоко. Энн несла сумочку к дому Уиллы, стараясь на ходу приноровиться к шагу высокой Бенни. Ей было не по себе.
В ночном воздухе раздавался отрывочный треск далекого салюта. Низкие каблуки тапочек Энн шаркали по тротуару. К ней вернулась усталость, нахлынули чувства, однако она отодвинула все в сторону. У нее есть долг перед Уиллой. Ужасно, что ей понадобился целый день, чтобы добраться сюда. Она должна до конца суток найти семью Уиллы и сообщить им весть, хуже которой они не получали за всю жизнь.
Они миновали дом 2685, затем 2687. Дома ленточной застройки, стоявшие вдоль тесной улочки, напомнили Энн ее Фэрмаунт: все тот же колониальный стиль. Двухэтажные, кирпичные, стена к стене. У каждой входной двери по бокам два окна. Дома отличались лишь по-разному выкрашенными ставнями да случайным цветочным горшком на крыльце. Когда они дошли до номера 2689, у Энн свело живот. Она открыла сумочку Уиллы, собираясь достать ключи, и почувствовала себя ужасно. Они вторгались в жизнь этой женщины. Лезли в ее сумку. Входили в ее дом.
— Хочешь подождать на улице? — спросила Бенни, но Энн затрясла головой:
— Нет, спасибо. Я ее должник.
— Не думай так.
Голос Бенни стал мягче. В темноте Энн не могла разглядеть выражение ее лица. Вдалеке горел единственный фонарь. Так, наверное, выглядела вчерашним вечером улица Энн, когда Уилла открыла входную дверь.
Энн выудила ключи и стала пробовать их один за другим, пока не нашла нужный. Она открыла дверь и ступила в темноту.
«Господи, прошу тебя, пусть здесь не будет прихожей!»
Неожиданно зажегся свет, и Энн обернулась.
— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
Бенни стояла за ее спиной, держа одну руку на выключателе, а другой закрывая дверь, захлопнувшуюся с солидным щелчком.
— Все хорошо.
Энн огляделась. Прихожей не было. Маленькую гостиную освещала люстра с белым круглым абажуром из пергамента, разрисованного красными китайскими иероглифами.