Светлана достала из сумки свой обед и начала не спеша есть холодные овощи, теперь больше похожие на застывшее желе, смотря в окно на свою любимую погоду и размышляя о том, что на этот раз предвещает разыгравшаяся гроза.
– Паша. Паша! Уткин, черт бы тебя побрал!
Он вздрогнул, услышав резкие звуки металлического голоса, прорезающие сложившуюся вокруг него подозрительную тишину, и понял, что заснул прямо на своем рабочем месте.
– Я, меня, простите, не хотел, не специально, больше не…
– Соберись и допиши уже свою статью, наконец, щенок ты писклявый. – Начальник пренебрежительно посмотрел на Павла Уткина и чуть не сплюнул на пол от досады, но каким-то чудом сдержался и вынужденно проглотил слюну, поморщившись и отвернувшись.
В окне бушевала гроза, деревья беспомощно шелестели опадающей листвой и клонились к земле, в открытое окно задувал ветер, и оттого дверь за начальником редакции закрылась с еще более громким стуком, чем предполагалось. Уткин со вздохом уронил голову на руки и почему-то разозлился. Да, с какой стати этот старый мужлан орет на него и требует писать какую-то статью, которую все равно никто и никогда не прочитает? От несправедливости Павлу захотелось написать лучший отчет о прошедшей в Ярославле акции против курения, но проблема была в том, что он совершенно не обладал писательскими навыками. Он сам не понимал, как все еще работал в этой жалкой газетенке, но всеми силами держался за место, считая себя достойным лучшего – мания величия не позволяла ему быть о себе плохого мнения. Павлу всегда хотелось доказать свое превосходство, поэтому он брался за любую работу, но выполнял ее даже хуже, чем просто посредственно. Хотя в эффективности своего труда он всегда склонен был обвинять низкую зарплату.
Встав со стула, Уткин пошел к кулеру, небрежно схватив со стола смятый пластиковый стаканчик с отпечатками его пальцев, налил туда холодной воды до краев, но, возвращаясь к рабочему месту, запнулся о ножку стола и, пытаясь удержать равновесие, вылил на себя всю воду, попутно зацепившись ремнем за находившуюся рядом дверную ручку. На груди расплывалось холодное мокрое пятно, ушибленная рука сжимала уже пустой пластиковый стаканчик, а пряжка ремня отскочила и теперь валялась в стороне. Шипя от обиды на самого себя, Уткин поднялся с пола и влажными салфетками попытался скрыть мокрое пятно на голубой рубашке. Осознав тщетность своих стараний, разорвал салфетку и бросил на стол. Ему осточертела эта работа в газетке, издающей желтую прессу, осточертел начальник, плохая погода, своя собственная неуклюжесть и невезение.
– Уткин! – За дверью раздался голос начальника, уже подходившего к кабинету Павла, который сейчас лихорадочно прибирал устроенный им самим бардак, но отчего суетился, еще сильнее ухудшая обстановку. – Звонили, для тебя есть работа.
ГЛАВА 2. «ТРИ ЗВОНКА»
Павел Уткин закатил глаза. Начальник стоял перед ним, в одной руке держа свой старенький, но тяжелый, телефон, которым при желании можно было проломить кому-нибудь височную кость в темном переулке, а другой упираясь журналисту в плечо, таким образом прижимая его к грязной, песочного цвета, стене.
– Ты хочешь получить повышение или так и останешься жалким редактором посредственных статей? – рычал начальник, замахиваясь телефоном, и Павлу казалось, что он его убьет. Мысль о повышении, конечно, моментально изменила дело в лучшую сторону, и он уже расслабился, облокотившись на стену и сложив руки на груди.
– Что надо сделать?
– Приехать на указанное место и снять репортаж. Теперь ты репортер. Ну да, ну да, – зачем-то протянул эти два слова начальник и отвернулся. – Репортер. – Теперь он хрипло и отрывисто засмеялся, и смех этот перешел в противный прокуренный кашель.
Павел отчего-то содрогнулся и снова взглянул за спину начальника, в окно. Ветер гнул ветки трусливых берез, а на улицах уже не осталось прохожих. Ехать в такую погоду, черт знает куда, чтобы снять репортаж? Однако, желание получить мгновенное повышение было сильнее нежелания работать, поэтому Павел, кашлянув, оправил уже высохшую голубую рубашку, накинул кожаную коричневую куртку и отправился вниз, чтобы позвать оператора и попросить у него камеру. Работать с ним он не собирался из чувства соперничества, а решил сам как-нибудь снять репортаж, хотя даже не знал, о чем именно ему придется рассказать. Наспех запахнувшись и сунув в карман блокнот и уже почти высохшую синюю ручку с отодранной этикеткой и сломанным колпачком, Павел Уткин, еще раз окинув презрительным взглядом своего начальника, спустился по лестнице на первый этаж, забрал камеру из кабинета оператора, не дожидаясь его возвращения из столовой, и, пройдя мимо угрюмого охранника, прикрывавшегося обтрепанным листком газеты с кроссвордами, вышел из редакции, на ходу нащупывая в кармане джинсов мелочь на проезд. Дождь не переставал.
Светлана Лисичкина доела свои овощи, заедая их бутербродом, состоявшим из дешевого растаявшего масла, колбасы, в которой чувствовались какие-то непонятные крошки, и черствого позавчерашнего хлеба, и вышла из кабинета в два часа. Перерыв быстро закончился, и снова надо было приступать к работе. Лисичкина прошла по коридору, глядя людям в глаза и рассматривая их внешний вид. Как ужасно было смотреть на бедняг в старых обносках, болеющих неизлечимыми болезнями и тратящих все последние деньги с зарплаты на бесполезные лекарства, и понимать, что ты и сам ничем не можешь им помочь.
Раньше Светлана работала в больнице в Курске, маленьком и довольно мрачном городке, но теперь жизнь занесла ее сюда, в большой Ярославль, где она работает всего лишь психиатром, где не надо утруждаться, делать сложные многочасовые операции людям, возможно, давать им шанс на жизнь, а, возможно, и убивать собственными руками. Светлана не убила ни одного человека за свою карьеру врача, однако, мертвых она повидала достаточно.
В своем кабинете женщина не нашла отчетов о психически больных пациентах, поэтому пошла в светлую и просторную ординаторскую, где уже находилась медсестра Арина Гришина и главврач – доктор Привалин. Они что-то громко и бурно обсуждали, размахивая руками и переходя на повышенные тона.
– Мне позвонили, а у меня операция, Арина! Ты как медсестра должна поехать, поняла?
– Я не могу, Вася, я обещала мужу приехать домой к четырем, – казалось, виновато оправдывалась молодая медсестра, и под ее уставшими глазами залегли серые тени от недосыпания.
– Здравствуй, Света, – обернувшись на входящую, поздоровался Василий Привалин.
– Добрый день, – улыбнулась она, – что у вас тут случилось?
– Мне позвонили из церкви, что за городом, и попросили приехать, осмотреть тела, а у меня операция, черт возьми!
Светлана удивленно повернулась к доктору лицом, забыв об отчетах, за которыми сюда пришла.
– Тела? В церкви?
– Да, Света!!! Два трупа! Обе девушки! Черт бы их побрал! – снова перешел на срывающийся нервный крик доктор Привалин, и его седеющие волосы растрепались от усиленных движений телом.
У Светланы заболела голова. Воспоминания нахлынули волной, но она попыталась справиться с ними и заставила себя снова вернуться в разговор.
– Давайте, я поеду, – задыхаясь, сказала женщина и умоляющим взглядом посмотрела на удивленного Привалина.
– Ты??? Но ты психиатр! Черт тебя возьми, Света, – казалось, даже как-то разочарованно крикнул главврач и отмахнулся.
– Я работала доктором и смогу осмотреть тела. Запишу все, что надо, а также могу зафиксировать на камеру, чтобы вы потом проверили и сами все посмотрели.