Она отдышалась и попробовала снова, повернув лицо так, чтобы ее лоб прижимался к холодному металлу стиральной машины. Закрыв глаза, она почувствовала, как мать прижимает холодную руку к ее горячему лбу.
Вик поднялась на ослабевшие ноги. Она отпустила ручку металлического шкафа, и дверь захлопнулась, закрывшись на пружинах. От ядовитого воздуха резало глаза.
Она снова открыла шкаф. Тот выглядел как шахта для транспортировки белья. Фактически это была темная узкая металлическая труба.
Вик просунула руку в проем и посмотрела вверх. Она увидела маленькую дверь примерно в трех метрах над головой.
«Он ждет меня там», – подумала девушка. Но это было не важно. Оставаться в кладовой она тоже не могла.
Она села в открывшийся проем, и стальная пластина под ней, закрепленная на паре тугих пружин, слегка качнулась вниз. Вик протиснулась в отверстие, подтянула ноги и оказалась в узкой шахте.
Бельевая шахта
В свои семнадцать лет Вик весила лишь на двадцать килограмм больше и была на десять сантиметров выше, чем в двенадцать лет, – короче, выглядела худощавой девушкой, состоявшей в основном из одних ног. Но даже ей было довольно тесно в шахте. Она оперлась спиной к стене, подняла колени к лицу и прижала ступни к противоположной стороне трубы.
Вик начала подниматься вверх по шахте, отталкиваясь стопами и преодолевая по пятнадцать сантиметров за раз. Коричневый дым, поднимавшийся вокруг нее, резал глаза.
Сухожилия начали гореть от боли. Она продвинулась еще на пятнадцать сантиметров, сгорбившись до неузнаваемости. Мышцы в пояснице пульсировали и покалывали сотней маленьких иголок.
Она была на полпути вверх, когда левая нога соскользнула вниз и потянула за собой все тело. Вик закричала из-за невыносимой боли в правом бедре. Еще несколько мгновений она удерживала себя на месте, уперевшись правым коленом в лицо и свесив левую ногу вниз. Однако вес тела оказался слишком большим, а боль – невыносимой. Она позволила правой ноге соскользнуть со стенки трубы и упала на самое дно шахты.
Она свалилась неграциозно и крайне болезненно, ударившись об алюминиевый пол и разбив лицо правым коленом. Другая нога влетела в дверцу шкафа и высунулась обратно в кладовую.
Вик едва не впала в панику. Девушка заплакала и, поднявшись на ноги, даже не попыталась карабкаться вверх. Она запрыгала на двух ногах, не думая о том, что верхняя дверь была вне зоны досягаемости, а из гладких стен алюминиевой шахты не торчало ничего, за что ей можно было бы ухватиться. Вик закричала. Она кричала о помощи. Шахта наполнилась дымом, который мешал ей видеть. Вик закашлялась – грубо, сухо и надрывно. Она кашляла снова и снова, не в силах остановиться. Она кашляла с такой силой, что ее почти вырвало. В конце концов девушка сплюнула длинную струю слюны с привкусом желчи.
Ее ужасали не дым и не боль в задней части правого бедра, где она определенно растянула мышцу. Вик терзало неизбежное, отчаянное одиночество. Как там мать кричала отцу? «Но ты не растил ее, Крис. Это делала я! Все делала сама!» Как плохо было оказаться в такой дыре! Она не помнила, когда в последний раз обнимала свою мать – испуганную, вспыльчивую, несчастную мать, которая прикладывала ко лбу Вик прохладную руку, когда ее терзала лихорадка. Ужасно было думать, что ей придется здесь умереть, оставив все как есть.
Затем она снова начала подниматься вверх по трубе, прижимая спину к одной стене, а ноги – к другой. Глаза слезились. Коричневый поток густого дыма вздымался вокруг нее. Она точно что-то повредила в правой ноге. Каждый раз, когда она отталкивалась ногами, ей казалось, что мышцы от усилий рвутся.
Она часто моргала и кашляла, но упорно поднималась вверх по шахте для белья. Металл, в который упиралась спина, был неприятно горячим. Ей казалось, что скоро стальная стена будет сдирать с нее кожу. Труба уже обжигала при каждом прикосновении. Теперь это была не бельевая шахта, а печь с огнем внизу. Вик же стала Санта-Клаусом, карабкавшимся вверх к северным оленям. В ее голове крутилась идиотская рождественская песенка – еще один гимн веселого ебучего Рождества. Песня повторялась снова и снова, крутилась по бесконечному кругу. Вик не хотела зажариться до смерти под заевшую в голове рождественскую музыку.
Когда она приблизилась к верхней части шахты, через дым ничего не было видно. Она заливалась слезами и старалась не дышать. Большая мышца в правом бедре беспомощно дрожала.
Где-то над своими ступнями она увидела перевернутую дугу тусклого света. Там находился люк, ведущий на второй этаж. Легкие горели. Она задыхалась и, не в силах больше сдерживаться, вдохнула полную грудь дыма и закашлялась. Даже кашлять было больно. Она чувствовала, как трескаются и рвутся мягкие ткани под ребрами. Правая нога внезапно перестала слушаться. Думая, что сейчас упадет, Вик вцепилась в закрытый люк. В голову закралась крамольная мысль: «Эта дверца не откроется. Мэнкс подпер ее чем-то, и она не откроется».
Девушка распахнула дверцу и почувствовала восхитительно прекрасный и прохладный воздух. Она удержалась в шахте, ухватившись за край проема подмышками. Ноги свисали в трубе, а колени больно ударились о стальную стену.
Когда дверца шахты открылась, по трубе пошел поток воздуха. Вик почувствовала горячий вонючий сквозняк, поднимавшийся снизу. Над головой заклубился дым. Она не могла ни моргать, ни кашлять. Кашель был таким сильным, что все ее тело тряслось. Она ощутила вкус крови на губах. Вик стало интересно, не выкашляла ли она из себя что-то жизненно важное.
Долгое время она висела в трубе – сил, чтобы подняться, не было. Затем Вик начала брыкаться и елозить носками туфель по стене. Удары ног сопровождались лязгом и гулом. Она никак не могла за что-нибудь зацепиться, но этого и не требовалось. Она уже вытащила из дверцы голову и руки, и, чтобы выбраться из шахты, ей нужно было не столько карабкаться вверх, сколько наклоняться вперед.
Она перевернулась и вывалилась на ворсистый ковер коридора на втором этаже. Воздух был приятен на вкус. Она лежала и захватывала ртом воздухом, словно рыба. До чего же благословенная, хоть и болезненная штука эта жизнь.
Ей пришлось прислониться к стене, чтобы подняться на ноги. Вик ожидала, что весь дом будет наполнен дымом и ревущим огнем, однако все было иначе. Коридор был задымлен, но не так сильно, как в шахте. Вик увидела справа от себя солнечный свет и захромала по ворсистому ковру родом из семидесятых на верхнюю площадку лестницы. Спотыкаясь, едва не падая со ступеней и отмахиваясь от дыма, она спустилась вниз.
Входная дверь была наполовину открыта. С косяка свисала цепочка, соединенная с пластиной замка и куском расщепленного дерева. От двери тянуло холодным воздухом. Вик хотела окунуться в него, как в воду, но не стала этого делать.
В кухне ничего нельзя было разглядеть. Внутри полыхал огонь, и помещение заполнял густой дым. В одну из гостиных вела открытая дверь. Там горели обои, обнажая штукатурку. Ковер дымился. Огонь горел даже внутри вазы. Языки оранжевого пламени карабкались вверх по дешевым нейлоновым занавескам. Вик подумала, что огнем, наверное, охвачена вся задняя часть дома. Здесь же коридор только заполнялся дымом.
Она посмотрела в боковое окно у двери. Подъездная дорожка, ведущая к дому, представляла собой длинную узкую грунтовую улочку, скрывающуюся между деревьями. Машины она не видела, но под этим углом гаража не было видно. Мэнкс мог сидеть там и ждать, пока Вик выберется, или стоять в конце проулка, чтобы проверить, не выбежит ли она из дома.