Вик услышала на фоне голос его девушки – Тиффани:
– Не смей звать ее сюда, Крисси!
– Договаривайся со своей матерью, – сказал он. – Я не могу принять чью-либо сторону. Ты же знаешь, Вик.
– Она сюда не приедет, – рявкнула Тиффани.
Ее голос был резким и сердитым.
– Вели своей сучке закрыть ебало! – Вик едва ли не рыдала.
Когда отец заговорил, его голос стал жестким и суровым.
– Нет! К тому же ты избила ее, когда приезжала сюда в прошлый раз…
– Проклятье!
– …а потом даже не извинилась…
– Я не трогала твою безмозглую сучку.
– Ладно. Я закругляюсь. Разговор окончен. Тебе придется провести ночь под дождем.
– Значит, ты выбрал ее, а не меня, – произнесла Вик. – Ты выбрал ее! Иди в жопу, папа. Отдыхай, тебе завтра столько всего взрывать! На большее ты не способен.
Она повесила трубку.
Вик решила провести ночь на привокзальной лавке, но к двум часам ночи поняла, что ничего не выйдет – уж слишком было холодно. Она хотела позвонить матери и попросить ее вызвать такси. Но ей стало плохо от одной только мысли, что ей придется попросить помощи у матери, поэтому она пошла к себе в
Дом
Вик даже не попробовала пробраться через переднюю дверь, полагая, что та была закрыта. Окна ее спальни, запертые на шпингалеты, находились в трех метрах над землей. Окна на заднем дворе тоже были заперты, как и раздвижные стеклянные двери. Однако подвальное окно не запиралось и даже не закрывалось как следует. Оно уже лет шесть было приоткрыто на несколько миллиметров.
Отыскав ржавые садовые ножницы, она отжала ими проволочную сетку, затем толкнула окно внутрь и протиснулась в широкое отверстие.
Подвал представлял собой большое помещение без мебели, с трубами, проходящими по потолку. Стиральная машина и сушилка находились в одном конце комнаты, у лестницы, а бойлер – в другом. Остальное пространство представляло собой беспорядочное нагромождение из коробок, клетчатого легкого кресла, мусорных мешков, наполненных старой одеждой, и акварельного рисунка Крытого Моста в рамке. Вик смутно припомнила, что нарисовала его в средних классах. Картина была страшненькая. Никакого чувства перспективы. Вик позабавилась, нарисовав на ней маркером стайку летающих пенисов, затем бросила ее в мусор и разложила кресло, которое превратилось в достаточно неплохую кровать. В сушилке она нашла себе сменную одежду. Было бы неплохо высушить и кроссовки, но шум непременно приведет мать вниз. Поэтому она просто оставила их на нижней ступеньке.
Она нашла в пакете для мусора несколько пуховиков, свернулась в кресле калачиком и натянула на себя пару курток. Кресло раскладывалось не полностью, и Вик даже не представляла, как ей удастся уснуть в таком положении. Но затем она закрыла глаза, а когда открыла их, небо превратилось в ярко-голубую ленту в длинной щели окна.
Девочка проснулась от топота ног над головой и взволнованного голоса матери. Она разговаривала по телефону на кухне. Вик поняла это по тому, как она ходила.
– Крис, я звонила в полицию, – говорила она. – Да, они сказали, что со временем она вернется домой.
Через какое-то время Линда продолжила:
– Нет! Нет, они не будут заводить дело, потому что она уже не ребенок. Блядь, ей семнадцать лет, Крис. В таком возрасте нельзя даже сказать, что она сбежала.
Вик едва не поднялась со своего кресла, но затем подумала: «Да пошло оно все. Идите в жопу» – и откинулась на спинку стула.
Она сразу поняла, что поступает неправильно – ужасно неправильно. Прячется здесь, внизу, пока мама наверху сходит с ума от переживаний. Ну так не стоило обыскивать ее комнату, читать дневник и забирать себе вещи, за которые она заплатила сама из своего кошелька. А если Вик принимала экстази, то это была вина родителей. Не нужно было разводиться. И зачем отец бил мать? Теперь она знала, что он распускал руки. Вик не забыла, как он промывал костяшки пальцев в раковине. Даже если болтливая сука сама этого заслуживала.
Вик хотела немного экстази. В рюкзаке лежала одна таблетка – в карандашном пенале, – но она была наверху. Интересно, отправится ли мать на ее поиски?
– Но ты не растил ее, Крис! Это делала я! Все делала сама!
Линда перешла на крик. Вик услышала слезы в ее голосе и на мгновение почти передумала. И вновь удержалась. Казалось, что ночной дождь просочился через ее кожу и охладил ее кровь. Она жаждала этого холода, идеального ледяного спокойствия – мороза, который заглушал бы все плохие чувства и заморозил все дурные мысли.
«Вы хотели, чтобы я потерялась, – подумала Вик. – Пусть так оно и будет».
Мать бросила трубку телефона на рычаг, подняла ее и еще раз бросила.
Вик свернулась калачиком под куртками.
Через пять минут она заснула.
Подвал
Когда Пацанка проснулась, день уже клонился к вечеру. В доме никого не было. Она поняла это, открыв глаза и прислушавшись к тишине. Ее мать не выносила молчания. Линда даже спала с включенным вентилятором. Когда она бодрствовала, то включала телевизор или болтала с подругами.
Вик встала с кресла, пересекла комнату и, поднявшись на ящик, посмотрела из окна на двор. Ржавого материнского «Датсуна» там не было. Вик почувствовала прилив волнения. Она надеялась, что в своих поисках мать объедет весь Хэверхилл – торговые центры, переулки и дома подруг.
«Я уже могла умереть, – подумала она, произнося безмолвные слова пугающим зловещим голосом. – Меня могли изнасиловать и бросить у реки. И это была бы твоя вина, властолюбивая сука». Голова Вик была забита словами, подобными властолюбивая и зловещая. В школе девушка получала одни тройки, но она читала Джерарда Мэнли Хопкинса и У. Х. Одена. Она знала, что была на много световых лет умнее своих родителей.
Она закинула сырые кроссовки в сушилку и поднялась наверх, чтобы съесть чашку «Лаки Чармс» перед телевизором. Она достала из пенала свою последнюю таблетку экстази и через двадцать минут почувствовала, как ее наполняют спокойствие и легкость. Закрыв глаза, она испытывала роскошные ощущения движения – скольжение в воздухе бумажного самолетика. Она смотрела какой-то канал про путешествия и каждый раз, когда видела самолет, разводила руки, как крылья, и делала вид, что парит в воздухе. Экстази содержало в себе движение в форме таблетки. Впечатления напоминали поездку в темноте – в кабриолете с открытым верхом. Только во время путешествия не нужно было вставать с кушетки.
Вик помыла в раковине чашку и ложку, высушила их и положила на место. Затем она выключила телевизор. Время уже было позднее, насколько она могла судить по наклонным лучам света, просвечивающим сквозь деревья.
Вик вернулась в подвал, проверила обувь, но та по-прежнему была сырой. Она не знала, что делать. Под лестницей лежали старая теннисная ракетка и банка с мячами. Вик решила какое-то время побить мяч о стену. Но сначала нужно было очистить пространство. Поэтому Пацанка начала двигать коробки… И тогда она нашла его.
«Роли» прижало к бетонной стене грудой коробок с пометкой «Для Армии спасения». Вик опешила, увидев свой старый «Тафф Бернер». Она попала в какую-то аварию и потеряла его. Вик вспомнила, как родители обсуждали это, не зная, что она их подслушивала.
Разве что… Возможно, ей показалось, что она слышала. Например, отец говорил, что ее удар хватит, если он расскажет ей о пропаже «Тафф Бернера». Почему-то она тогда подумала, что велосипед потерялся и папа не смог его найти. А мать говорила, что рада исчезновению «Роли», потому что Вик сильно к нему привязалась.
Она привязалась к велику, что правда, то правда. Вик представляла, как с помощью воображаемого моста попадает в разные места и фантастические страны. Она ездила в убежище террористов, нашла пропавший браслет матери, попала в подвал, наполненный книгами, где какая-то эльфийка угостила ее чаем и предупредила о вампире.