В общем, ждали…
Сэм Брэк, он же Семен Никанорович Брюхо, был человеком отважным, романтичным и склонным к вселенскому обману, подлости и накопительству. Он – президент заокеанской трансатлантической организованной корпорации, а также владелец газет, парохода и прочих удовольствий, включая бесплатный проезд на спине верблюда в местном Диснейленде.
За океан на постоянное место жительства он попал совершенно случайно. Но помнил точно одно: что всегда этого желал. Желал, когда менял значки на жевательную резинку у заезжих иностранных гостей. Желал, когда за эту самую резинку по принуждению прореживал пилой таежные кущи. Желал, когда эту самую резинку и остальные сопутствующие ей валюты можно было уже свободно покупать, а не клянчить со слезами на глазах. И это желание в одночасье материализовалось.
На новом месте жительства путем некоторых отклонений от этики и морали удалось сколотить себе капитал, приобрести друзей и нажить врагов. А еще заиметь привычки и сопровождающие их болезни.
И было у Сэма Никаноровича большое хобби. Настолько большое, что он не жалел на него ни сил, ни денег, ни нервов. Забросил он остальные хобби и интересы, и друзей, и поиски своего папы, которого искал всю свою веселую коммерческую жизнь.
Любил он старину неизведанную. И богатства этой старины, разбросанные по свету как попало. На данный момент он был заинтересован в обладании чашей Грааля и мечом нибелунгов. Но те пока в руки не давались. А попадала к нему в коллекции всякая кутерьма, типа затопленного испанского галеона с золотом инков или шлема Александра Македонского.
Случилось, правда, не так давно интересное событие: приволокли ему коллекцию орденов старых, китайских, с лисой смеющейся. Девять штук. Говорили, есть десятая, самая главная. Но где она, никто не ведает. Сказали, кто владеть будет всеми, тот владеть будет всем. Заинтересовали.
Пришлось купить все. Оптом. В долг. Вот теперь сидел Семен перед картой мира и решал вопрос: где начинать копать землю и осушать реки, дабы ценный экземпляр не выскользнул из рук загребущих. И вопрос, похоже, решался положительно – путем исключений и анализа.
Воды на шарике три четвертых – значит, там его точно нет. Исключается жаркий континент и холодная Сибирь. Новая родина и окрестности – тоже. Остается?.. Вот в это «остается» и будут посланы курьеры. Много, много курьеров. Много, много, много курьеров. А когда десятая медаль будет рядом с остальными, тогда можно будет сказать: жизнь удалась.
3 глава
Товарищество бредовых идей
Утренние сборы на торжественное награждение по случаю беспрерывной и бескомпромиссной службы на пожарной каланче вывели б из себя даже самого спокойного человека. То костюм не подходит, то челюсть отказывается вставляться в рот как надо, то приблудный Никанор не желает подниматься с постели, где ему тепло и комфортно.
Это вывело бы любого. Но не жену Гриба-Папируса. Она повидала столько, что троим Грибам хватило бы с лихвой. Поэтому вопрос был решен быстро и без колебаний. Короткий удар по печени сходу решил всё: и проблемы с одеждой, и с челюстью, и с ленивым дурачком Никанором.
– А чего этого с собой берем? – с недоумением задал вопрос огнеборец, неприязненно окидывая взглядом пускающего пузыри друга.
– Нет, дома оставим, чтобы, когда пришли, ничего и никого не было. Ни сапог, ни твоего нового комбинезона, ни ложек. Кто его знает, может, придуривается, а сам соображает все. Уйдем, и начнет рыскать по дому. Нет. Пусть с нами идет. Оставим его у почты на скамейке. Там подождет. Как наградят тебя, выйдем и заберем его обратно.
– Как? А на торжественное чаепитие? Чего? Не останемся?
– Останемся, конечно, но ненадолго. Дома справим.
Дорога до мэрии заняла короткое время, так как она находилась почти рядом, через улицу. Оставленный на скамейке у почтамта Никанор продолжал беззаботно пускать слюни, а дед с молодой гражданской женой зашли в здание напротив.
Их там уже ждали. Или не ждали – не поймешь.
В помещении оглушительно гремела музыка, едва слышался звон бокалов и хлопки от открывания шампанского. В слабо освещаемых уголках звучали пьяные томные речи, а в центральном зале громкий голос главы вещал о дружбе и дорогах. Но на пришедших внимания категорически никто не обращал.
– Видишь, дед, как торжественно обставили твое награждение? Но мы здесь надолго не останемся. Выпьем за орден, перекусим и домой. Ой, как вкусно воняет! Сейчас за стол пойдем. Молодой человек… Молодой человек… Да-да, вы, с этой палкой железной…
Молодой парень, одетый в модные штаны лимонного цвета и волокший никелированный шест в центральный зал, остановился, направил блуждающий пьяный взгляд прямо и спросил:
– Вы меня? Если меня, то я занят. Видите – шест несу. Сейчас приладим его, и Любочка-бухгалтерша нам стриптиз танцевать будет. Она в фанты проиграла. А если вы по поводу уборки помещений, то еще рано. Разгуляево началось недавно.
– Да нет, мы по поводу награды. Это праздник в нашу честь. В его честь, – кивнула супружница на открывшего рот старикана.
– Награды? Сейчас узнаю, подождите, – и с усмешкой, неся перед собой шест, как копье, вклинился в разноцветную пьяную толпу, ожидающую танца Любочки-бухгалтера.
Через три минуты к посетителям выскочила запыхавшаяся Клавочка и, с нетерпением оглядываясь назад, боясь пропустить танцы, скороговоркой выпалила:
– Здравствуйте, наш дорогой. Мы с нетерпением ждали… Мы с нетерпением ждем… Мы с нетерпением… В общем, вот медаль. Глеб Егорыч пока занят. Примет вас завтра по этому случаю. Вы пока идите. Идите. И извините, семинар сейчас. Все потом. Поздравляю вас. – И торжественно вытолкала их на улицу.
Подойдя к скамейке, на которой сидел Никанор, и, подтерев каплю, текущую из его носа, Гриб-Папирус оглядел врученную ему награду.
– Фу-у-у-у. Лажа какая-то. Да-а, иного я и не ожидал. Не орден, а какой-то кругляш с лисой хитрой. Ни денег кошель, а медаль. Обманули меня.
– Да ладно, старый, оставь ее. Дома к значкам положишь, в коллекцию.
– Да не нужна она мне, эта награда бестолковая. Накормили б лучше. Мы ж и не позавтракали дома
– Да, не позавтракали.
Мысли о завтраке поставили мозг на место, и Гриб-Папирус, повертев медаль с лисой в пальцах, протянул ее Никанору.
– На, друг мой новый, пользуйся. Прицепишь куда-нибудь. Кавалером будешь ходить. – И, развернувшись, взяв супружницу под руку, сделал шаг от скамейки.
Никанор принял подарок, попробовал его на зуб. Ласково погладил морду смеющейся лисы. Улыбнувшись своим неведомым мыслям, с размаху запустил его в рыжего блудливого кота, собиравшегося промяукать свои любовные песни черной кошке.
***
Напротив прекрасной океанического размера лужи, в которой незапланированно утонула новая трамвайная остановка, построенная к десятилетию освоения поступающих бюджетных средств, стояла покрашенная пожарная каланча с сиротливо и не по родному приткнувшемуся к ней каменным тоскливым зданием с броской вывеской «Бультерьер Баунти».
Судя по слою грунта на вывеске, название было не первое. И, похоже, не последнее. Видно, все зависело от роста благосостояния и вечернего настроения хозяина заведения. Да и местные посетители сего шалмана знали наизусть каждое предыдущее название. «Бультерьер Баунти» был намалеван на «Хаски Дусю». «Дуся …!» на «Пуделя Люсю». «Люся …» на «Крота Зосю» а уж «Зося …» на «Петуха Гришу». «Гриша», включая в себя всех остальных «Люсь» и «Дусь», был злачным, отстойным заведением, собравшим в себе распивочную, разливочную и домашний вытрезвитель местного значения.
Хозяином сего предприятия был авторитетный бизнесмен с незаконченным курсом обучения в ветеринарном техникуме, липовым дипломом какого-то Оксфорда и бронзовой медалью за покорение вершины горы Лимпопо. Впрочем, это не мешало ему без отрыва от производства заниматься понятными только его творческой натуре темными делишками и авантюрами.