«Неужели совсем никого из твоего народа не осталось на свете?» – изумился Павел. «Бродят еще где-то по миру в забытьи их тела, не помнящие ни своих имен, ни родства, люди-тени без души. Да, у родового костровища собираются на свет случайного огня метущиеся тени умерших, но они уже ничего не могут изменить на своей земле» – на последних словах мелкая дрожь пробежала по камню, как от беззвучного рыданья, и холодная испарина покрыла камень. Голос продолжал звучать все глуше и глуше, словно удаляясь вглубь скалы, а набежавший белесый туман начал скрывать его очертания от Павла. Срывающимся от волнения голосом он поспешил задать свой последний вопрос: «Скажи, великий Ямбух, если любовь есть главное на свете, то почему мое сердце беспрестанно терзают разлуки?»
Внезапно Павел почувствовал вблизи себя холодное дыхание, словно сам Ямбух, выйдя из камня, приобнял его туманными руками и на ухо молвил: «Любовь – это живительный исток всему, но для развития душа должна пройти свой путь по Земным дорогам радостей, испытаний и страданий. Храни святой огонь любви в своей душе и вместе с верой она поможет исполнить свое предназначение на Земле».
Померк последний уголек в костре, выпустив напоследок тонкую струйку дыма, непроницаемая мгла окутала Землю; Павел окончательно погрузился в глубокий сон. Впрочем, для него так и осталось загадкой, что было сном, а что – реальность, но открытую ему истину запомнил навсегда, которая голосом великого духа Ямбуха вещала: «Нельзя предавать свои духовные истоки во имя сиюминутных благ, обездушенным телам они не принесут добра, и будут тогда другие вместо тебя греться у твоего костра». Так, посредством видений, природа открывает людям самые сокровенные тайны Бытия. Но понять их люди могут настолько, насколько позволяет им это сделать их сознание и душа.
Роковой выстрел.
Первые лучи восходящего солнца только озарили верхушки самых высоких сосен, и хмурый лес еще дремал перед рассветом в белесой дымке, наполненный ее мягким свечением. Отяжелевший от сырости воздух прижимался к земле, сгущаясь в низинах до студенистого тумана, и выпадал на траву обильной росой. Седые от измороси мхи и лишайники на камнях жадно пили его прохладную влагу. Во всей суровой дремучести природы уже чувствовалась хрупкая гармония предутреннего рассвета с растворенной в воздухе свежестью хвойного леса и первого звонкого пересвиста проснувшихся птиц.
Зябко поежившись от утренней прохлады, Павел очнулся и, медленно поднимаясь с травы, разминал затекшие ноги и спину. Скала безразлично смотрела на него холодным камнем, а давно потухший костер спрятался под толстым слоем пепла. С наслаждением потянувшись и вздохнув полной грудью, он направился в избушку, где, скинув с себя пропахшую таежными тропами и кострами одежду, затопил печку. Дрова в пропитанном сыростью воздухе разгорались плохо, и, вскоре густой едкий дым заполнил все небольшое пространство избушки. Захватив с собой походный алюминиевый чайник, Павел открыл настежь дверь и вышел на высокий обрывистый берег реки. Перед его взором предстали обширные долины, укутанные пуховыми туманами, которые плавно колыхались под ветрами и напоминали упавшие на землю облака. По крутому глинистому берегу он спустился вниз, к самой реке. Полная от дождя, она глухо шумела на перекрестках, и влажная пыль от нее оседала на прибрежных камнях.
Умывшись в ее студеной воде и окончательно озябнув, Павел наполнил чайник и поспешил назад в избушку. Тяга уже наладилась в протопленной печке, и весь дым с легким воем устремился в трубу. Поставив кипятить чайник на раскаленную плиту, он почувствовал зверский аппетит и принялся доставать из рюкзака свои немудреные запасы еды: чай, сахар, крупу, сушеное мясо и лепешки, но по вкусу в тайге даже чай с лепешками были не те, что дома.
Наскоро перекусив, Павел с кружкой горячего чая вышел на порог и, прислонившись плечом к дверному косяку, в приятной истоме наблюдал, как на востоке разгоралась заря. Все обозримые пространства и дали были залиты ее нежно-розовым светом. С восходом солнца тончайшие переливы света становились все более яркими, и неожиданно от земли к небу вспыхнула многоцветная радуга, словно лестница богов, своим сияющим мостом соединив земной и небесные миры. На мокрых лугах в солнечных лучах таял последний прозрачный туман, и по мере того, как оголялись земные ландшафты, лиловая пелена облаков на небе все более сгущалась, поглотив, в конце концов, восходящее солнце, и живописный радужный мостик тут же растаял, словно мираж.
Полностью поглощенный чудесными превращениями в природе, Павел продолжал неподвижно стоять в дверях, как истукан, с остывшей и напрочь забытой кружкой чая в руке, словно в ожидании продолжения этого сказочного действа неземной красоты. Но вместо этого он увидел, как вдалеке за речкой, из низины на склон холма выходит странный человек. Он с трудом взбирался на пологий холм, тяжело опираясь на сучковатую палку; было видно, что каждый шаг давался ему с усилием, потому время от времени, он останавливался передохнуть и при этом настороженно озирался по сторонам, словно опасаясь чего-то. Самое недоуменное впечатление оставлял его внешний вид: старая потрепанная одежда без пуговиц, подвязанная у пояса веревкой, тощий рюкзак за спиной и длинные нечесаные космы волос, спутанные воедино с седой бородой – делали его поразительно похожим на средневекового отшельника или скитальца. Достав из рюкзака бинокль, Павел направил его на пришельца и с изумлением узнал в нем Николая Ивановича, неожиданно пропавшего из поселка еще ранней весной, впрочем, как неожиданно он и появился в нем до исчезновения. Свой приезд в таежный поселок старик объяснил желанием побывать напоследок в местах, по которым он, еще, будучи пацаном, проходил в составе геологической экспедиции.
То были дела давно минувших лет, когда при загадочных обстоятельствах погибла вся их небольшая экспедиция, в живых остался только он один. Николай Иванович оказался на удивление компанейским дедом, знавших множество разных шуток-прибауток на все случаи жизни, и быстро стал желанным гостем любой компании. С Павлом они, к тому же, оказались земляками, жившими прежде в часе езды друг от друга, что еще больше сблизило их между собой. Уже тога Павла не покидало ощущение, что за внешней общительностью Николая Ивановича кроется какая-то тщательно скрываемая тайна, которая помимо воли иной раз явственно читалась в его небольших выцветших глазах, то в виде обреченной решимости на что-то, то запредельной тоски.
Его внезапный скрытный уход под покровом ночи их поселка только усилил эту догадку. Потому их новая неожиданная встреча в окрестностях гиперсибирии была явно неспроста. Но не это сейчас в первую очередь волновало Павла, нужно было спешить на помощь старику. Быстро накинув на себя ветровку, он выбежал из дома, еще не подозревая, что ждет его впереди, и какие тайны откроются ему. Смерть с этих пор будет рядом с ним стоять, неотступная, как тень.
Впрочем, к этому Павлу было не привыкать, такова, видно, выпала участь: постоянно играть с судьбой в русскую рулетку. Да и куда ему было деться?! Он ведь русский офицер, хот и бывший.
Неожиданный выстрел разорвал тишину, подняв в небо стаю испуганных птиц. Николай Иванович, неловко взмахнув руками, пал на склон холма и неподвижно затих. Будто еще пытаясь предотвратить неповторимое, Павел в отчаянии закричал в сторону, откуда только что раздался выстрел, но тут же вторая пуля разъяренной пчелой прожужжала у него над самой головой и со свистом впилась в бревенчатую стену избушки, выбив из нее облачко трухлявой пыли.