— Неужели ты хочешь,
чтобы Гитлер пришел сюда и навел здесь свой порядок?
— Я ненавижу его! Ненавижу ублюдка! Я сам — голландец, но
немцев ненавижу.
— Налей голландцу ещё пива, — сказал Суинни. — За мой счет.
— Я ненавижу немцев, — продолжа Люббок, — я ненавижу
англичан, французов и американцев.
— Кто же вам тогда по душе? — поинтересовался бармен.
— Итальянцы. Их невозможно заставить сражаться. Они люди
цивилизованные. Если какой-нибудь человек выходит против них с
ружьем, они убегают как антилопы. И это меня просто восхищает.
— Я не потерплю оскорблений в адрес итальянской армии, —
угрожающе похлопывая ладонью по стойке бара, сказал Ди Калько.
— Весь мир следует как можно плотнее заселить итальянцами, —
не обращая внимания на Ди Калько, продолжал Люббок. — Такова моя
программа, ребята. Моя фамилия — Люббок, и за мной целая куча
предков-голландцев. Однако я их всех ненавижу. А если англичане
защищают мой образ жизни, то им немедленно надо прекратить это
занятие. Мой образ жизни сильно протух.
— Парни, — взмолился бармен, — потолкуйте о чем-нибудь
другом.
— А если по правде, — сказал Суинни, — то я против войны
ничего не имею. Сейчас я делаю одиннадцать долларов в неделю, и
любое изменение может только улучшить мое положение.
— Это война — война отеля «Пис-пис».
— Что ты хочешь этим сказать? — подозрительно спросил Ди
Калько, ожидая нового оскорбления в адрес итальянской армии.
— Отель «Пис-пис» на углу Пятой авеню и Шестидесятой улицы.
Они там устраивают танцы за чаепитием. Чайные танцы в пользу
Империи.
— Чего же в этом плохого? — сказал бармен.
— А ты видел типов, которые ходят в отель «Пис-пис»? —
спросил Люббок. Он перегнулся через стойку и, ткнув в бармена
корявым указательным пальцем, закончил: — Маленькие жирные кролики
и крольчихи в норковых манто.
— Лучшие люди! — воинственно бросил бармен.
— Да, — невесело согласился Люббок. — Если они начинают
выступать за какое-нибудь дело, то это значит, что дело явно
неправое.
— Я человек крайне осторожный, — негромко произнес Ди Калько,
— и хочу быть понятым правильно, но для непредвзятого слуха твои
слова напоминают речи коммунистов.
— Я ненавижу коммунистов, — Люббок осушил бокал и со смехом
добавил: — Они постоянно заняты тем, что семь дней в неделю режут
друг другу глотки. Буффало Билл, нацеди-ка мне еще.
— Я бы не хотел, чтобы вы называли меня Буффало Биллом, —
бармен наполнил бокал и продолжил: — Начав поступать подобным
образом, вы кончите тем, что станете портить жизнь всем
окружающим. — Он смахнул шапку пены с бокала и поставил его перед
Люббоком.
— Памятник в Вайоминге… — восхищенно протянул Люббок,
покачивая головой. — Сегодня они танцуют в пользу Британской
Империи, а завтра нас за эту Империю застрелят.
— Второе не обязательно вытекает из первого, — рассудительно
произнес Суинни.
— Познакомьтесь с мистером Суинни из знаменитого семейства
Летающих Суинни, — сказал Люббок, нежно похлопывая оппонента по
запястью.