"Как известно, в наших морских и сухопутных сражениях с японцами нам часто по необходимости приходилось вести артиллерийский бой на таких огромных расстояниях для которых у нас не были приспособлены снаряды, и потому мы не имели никакой физической возможности видеть, что они делают, попадают, или не попадают, долетают или не долетают, берут ли правее или левее, а следовательно нам не по чему было исправлять наводку своих орудий. В этих случаях мы стреляли как слепые наугад и поэтому очень подходили к тем условиям, когда упражняющемуся в стрельбе из ружья никогда не показывают наблюдатели, корректирующие стрельбу ни направления его пули, ни номера, куда они попадают, ни самого щита. Что он будет знать о своей стрельбе? Ровно ничего, хотя бы палил всю жизнь!
Это очень важный момент касается не только стрельбы, но и относится к современному периоду, относительно реального восприятия той конкретной информации, которая лежит рядом с нами. Эти разговоры возникают часто среди специалистов, имеющих различную политическую окраску. Ослепление неудачей в создаваемой рыночной экономике, приводит к тому, что некоторые полагают, что создание барьеров против иностранного вторжения приведет к более благоприятному развитию. В этом случае мы будем опять палить без корректировки своих действий относительно реакции конкурентов и поведения клиентов.
…несмотря на громадную дальность полета снаряда из крупных пушек (15–17 верст), мы принуждены были узаконить стрельбу не далее 5 верст…
Для нас, мало думающих, плохо работающих в своем деле и с полным недоверием относящихся к новым изобретениям, всегда приятнее предполагать, что наше дело закончено, что мы пользуемся последними плодами его. Но не так рассуждали другие…
Когда нашим светилам говорили, что японцы стреляют с 12 верст, то они, смеясь, отвечали: "Пусть себе валяют хоть с 15 верст, мешать им не будем; пусть себе глупят, это только нам на руку: снаряды без толку расстреляют, а тут мы их и доймем".
По наивности мы думали, что они только постреляют и попугают нас некоторое время с 12 верст, а в конце концов подойдут же для настоящего решения боя на узаконенное наукой расстояние и тут же жестоко поплатятся от наших многочисленных пушек…
Между тем чего же проще: снаряд несется с невероятной быстротой 15 и более верст, а используется им для нанесения вреда неприятелю всего для 5 верст. Зачем же прощать этот промежуток в 10 верст? Японцы и не простили!…
Они разработали снаряд-мину, которая давала массу густого дыма разного цвета и была удобна для пристрелки.
Почему же эти, так называемые глупые дикари могли заблаговременно позаботиться о науке и даже сверхнауке, а мы, просвещенные моряки, остановились на полнауке?
Почему же ни Техническому комитету, ни начальникам артиллерийских отрядов, ни многочисленным начальникам Тихоокеанской, Черноморской и Балтийской эскадр не пришло в голову усовершенствовать стрельбу настолько, чтобы пользоваться для поражения неприятеля всею дальностью полета снаряда?
Ведь вслед за этим само собой велись бы: и большие углы возвышения орудий и другие таблицы стрельбы, и лучшие дальнемеры, и оптические прицелы, и чувствительные дальнобойные гранаты”.
Когда мы говорим о развитии электронизации, то тут уместно отойти от исторического анализа и увидеть явную аналогию, касающуюся вопросов связи качества и развития этих направлений. Как мы видим, технологически пушки могут решать задачи дальнего боя. Но не имеют эффективной возможности из-за отсутствия соответствующей поддержки измерительной техники. То же самое возникает и на производствах. Существующее технологическое оборудование могло бы работать более эффективнее, если бы имело соответствующее оснащение, позволяющее более лучше исследовать и управлять процессами с целью получения продукции высокого качества, экономии в затратах и энергии и т. п.
Но на самом деле реальность отражена в нижеследующем историческом аналоге.
“Если мы теперь нарвались на безнаказанное истребление нас с огромных расстояний, с которых мы в самые сильные бинокли видели только трубы и мачты противника; если мы нарвались на такой быстрый ход его эскадры, который нам и во сне не снился, то кто поручится при существующей у нас безответственности береговых властей и флотоводцев, при безграничной слепой их воле, что мы не натолкнемся в будущем на еще большие сюрпризы: на такие гранаты, на такие ядра, которые будут нас сжигать, испепелять или мгновенно отравлять, на такие пушки, которые будут действовать как пулеметы, на такие мины, которыми можно будет бить за несколько миль?!.
Теперь же вывод первый: кто бы нами не командовал – Рождественский, Дубасов, Скрыдлов…… – и кто бы на наших судах ни плавал, погром наш… неизбежен.
Вывод второй: тактических и других ошибок было сделано много… но не они привели нас к поражениям.
Вывод третий: японцы, обеспечив себя громадным ходом, дальнобойными гранатами, и подводными лодками с нетерпением ждали появления нашей морской силы, чтобы без остатка разделаться с ней…
Какой такой фатум висит над нашими головами, что японцы и другие нации могут приходить к верным решением, мы же ни как не можем!…
Ведь всякое дело мы умеем как-то так запутать, так удалить от здравого смысла, что просто страшно становится за судьбу России и всех нас.
Взять хотя бы понятия о флоте (малом и среднем бизнесе).
Его с развязностью считаем каким-то подспорьем армии (в промышленности), на манер понтонов или обозов…
В понятие военного корабля (бизнеса) включаем всякую железную посудину (всех жуликов), лишь бы на ней стояли пушки и минные аппараты. Всю оценку личного состава определяем его удалью и отвагой, нисколько не смущаясь прикрывать им не только свое невежество по всем техническим вопросам, но даже чуть ли не с полной радостью готовы заменит это удалью: пушки, снаряды, башни, броню и машины современных кораблей. Без малейшего смущения выпускаем в офицеры недоученных кадетов и без всякой церемонии наполняем корпус случайным подбором мальчишек даже без намека на конкуренцию’.
Нужно анализировать существующую ситуацию по развитию творческих личностей из истории. Так в частности, первую по времени книгу "Морская тактика" во Франции написал не адмирал, а судовой поп-иезуит Павел Гост. Характерно, то, что он к военно-морскому делу прямого отношения не имел, и плавая на кораблях, только исполнял свои обязанности священника. Однако никто из адмиралов не мог до него с такой глубиной составить знаменитые правила маневрирования флотов и ведения морского боя. Эта книга стала учебником на многие годы: старые адмиралы, как школьники, учились по ней воевать на море. Потрясающий пример парадокса. Во второй половине XVIII века англичане тридцать лет подряд терпели неудачи на море и не знали толком – почему? Это до крайности взволновало общественное мнение Англии. Моряков обвиняли в трусости, некоторые адмиралы пошли под суд и были расстреляны. А действительная причина неудач так и не была установлена знатоками военно-морского дела. Ее открыл как раз посторонний мирный человек, далекий от флота – шотландский мелкий чиновник Джон Клерк. Ни моряком, ни военным он не был, и что больше всего удивительного, никогда раньше не плавал на кораблях. Но сложилось так, что сухопутный незаметный чиновник, видевший корабли только с берега, дал Англии ключ к завоеванию морей. Чтобы спасти военную честь родины, этот Джон Клерк, в порыве оскорбленного патриотизма, фанатично стал искать причины: почему английские корабли не побеждают? Для изучения морского дела он не поехал на море, а сел за стол и, как в игре в шахматы стал расставлять кораблики и затем вычерчивать схемы на бумаге, постигая законы, методы и приемы морского боя, построения судов в боевой порядок и т. д. К счастью, он не был заражен профессиональной рутиной, на его здравый смысл не давили общепризнанные морские теории, высокие чины, традиции, заветы, и заповеди стратегов и тактиков морского боя. Отрешившись от проторенных путей, Клерк впервые посмотрел на морское дело проницательным взглядом постороннего человека. Свежесть необычного восприятия и природный талант привели его к великому открытию, что английские моряки имели ложное представление о морской тактике: обязательно сражаться с противником в одной кильватерной колонне, корабль против корабля. И у Джона Клерка, который был свободен от предвзятых идей, явилась дерзкая мысль – написать произведение о новой морской тактике. Обвинение английских моряков в трусости Клерк отрицал, но зато мудрствующих адмиралов он уличил в невежестве. Он рекомендовал не стесняться, ломать свой кильватерный строй, сам по себе не имеющий никакого значения, и делить эскадру на отдельные отряды. Один из этих отрядов, смело вклинившись в строй противника, нападает на его отрезанную часть, другие тем временем препятствуют противнику оказать помощь атакованным судам. В таких случаях неприятель не может отказаться от боя без риска потерять часть своих кораблей. Клерк убеждал не бояться, если бой превратится в общую свалку – выгода будет на стороне того, кто это сделает первый, сделает сознательно, по расчету, внезапно. От такой внезапности противник теряется и, заражаясь паникой, приходит в беспорядок. Словом, дезорганизовать противника, нарушить его органическую цельность, смешать строй – вот путь к победе. С появлением в свет выдающейся книги Дж. Клерка англичане круто изменили методы и приемы ведения морских сражений, руководствуясь ею, они одержали ряд блестящих морских побед – при Доминике, Сен-Винсенте и Трафальгаре.