– Севка пришёл вовремя, нас вытащил – что тебе ещё надо? – орал обиженный Славка. Он брата спас, его хвалить должны, а не ругать! Нет, потом-то их обоих спас Севка, но много бы Севка наспасал, если бы Славка сперва Вовку не спас!
Отец шумно вдохнул и выдохнул и даже глаза прикрыл, явно стараясь взять себя в руки.
И Сева тоже вздохнул. Если тебе, дорогой братик, нужен герой, так и выбрал бы себе какого-нибудь… Бэтмена. Так сказать, Супермен – всем ребятам пример! А не дразнил отца тем, что Сева успел… а отец опоздал. Когда напуганный исчезновением уже третьего сына отец на пару с Пал Андреичем ворвался в лес, Вовка уже выползал на сушу по Севкиному ремню, а оттащить Славку за ноги оказалось и вовсе не сложно. Но кто же мог знать, что эти двое в шаге от обочины болото найдут?!
– Почвы у нас такие, – словно услышав его мысли, откликнулся Пал Андреич. – Чем ближе к озерам, тем хуже.
– Ну и что нам теперь делать? – выдавил отец.
– На базу ко мне ехать! – с энтузиазмом откликнулся старик. – Тут близёхонько. Отмоетесь, переночуете, а завтра уж посмотрите…
Вовка чихнул, разбрызгивая вокруг себя грязь, и это решило дело.
– Если только на одну ночь. – Отец, волоча Вовку за собой, заторопился обратно к машине.
Насчёт дождя каждое утро Пал Андреич не соврал. Как и насчёт комнат на любой кошелёк. Сейчас дождь гулко барабанил по крыше крохотного домика с четырьмя кроватями, который отец снял на ночь. Собственно, дождь барабанил по всему домику, потому что тот был весь – сплошная крыша, ярко раскрашенный шиферный треугольник с дверью и окошком. Почти палатка, разве что дощатый пол приподнят над землёй и сверху не протекает. Зато общий для обитателей таких вот скатных домиков душ оказался вполне цивилизованным, под крышей, и скоро отмытые до скрипа Вовка со Славкой уже покачивались на установленной среди цветов скамейке-качельке и играли в ладушки с комарами. Вымазанные в болотной жиже вещи Сева с отцом выполоскали в тазу. Тётка Оксана, внучка Пал Андреича, обещала закинуть их потом в стиральную машину. И даже развесить. А если развесила, так штаны сейчас заново вымочит!
Сева вскочил с кровати, поморщился – отсыревшие доски пола были неприятно влажными. Натянул треники и, стараясь не шуршать дождевиком, чтоб не перебудить дрыхнущее семейство, выскользнул за дверь.
На улице было мрачно-уютно. Серое небо под обложными облаками, такой же серый, почти осенний дождь, под которым покачивались яркие мальвы и темнели брёвна двухэтажных срубов с дорогими комнатами. Но и от срубов этих веяло таким сонным покоем, что просто чувствовалось – там внутри, под стук дождя, сладко спят люди и каждый из них непреклонно и безусловно в отпуске.
Поглубже натянув капюшон, Сева трусцой дёрнул к туалету. Их вещи нашлись по дороге – джинсы и футболки сохли на верёвке под навесом. Джинсы так до конца и не отстирались – жуткая штука, эта болотная грязь! Рядом болтались ещё одни штаны, судя по покрою – женские, наверное, самой тётки Оксаны. В точно таких же застиранных пятнах болотной грязи.
Сева захлопнул за собой дверь туалета – хоть и общий для всех обитателей треугольных домиков, тот тоже был аккуратный, чистенький и в кафеле. Всё-таки некоторые люди совершенно деньги считать не умеют: с такими общим туалетом и душем зачем тратиться на номера с удобствами? Сева вымыл руки, погасил свет – хозяевам хотелось сделать приятное, хоть вот так, экономией электричества – и направился к выходу. Если повезёт, он ещё немножко поспит.
– Значит, гражданина Слепчука вы больше не видели? – донёсся до него официальный голос.
Голос Сева узнал – тот самый молодой полицейский, на которого покрикивал Пал Андреич.
– Та кажу ж, ні! – зло фыркнула в ответ тётка Оксана. – Як він ту аварію на трасе наробив, так ніхто його не бачив, а краще б і не бачити ніколи, п’яницю поганого, скільки народу ледве не загубив![12]
– А шо за обвинения? Вы видели, шо это из-за него авария случилась? Не видели ж? Ну и помалкивайте, а то за клевету ответите! – Новый, на сей раз незнакомый голос цедил слова гнусаво – точно как в юмористических передачах блатные разговаривают.
– Ти мені рота не затуляй! Всё село бачило, як він під колёса стрибнув, коли тікав після того, що накоїв! Якщо б не дідусь… йолоп старий, на хлопця молодого наскочив, та ще гранату схопив, а якщо б рвонула?[13]
– То есть вы признаете, что ваш дед набросился на нашего товарища?
Дальше последовала долгая пауза и растерянный голос хозяйки переспросил:
– Що?
Сева аккуратно выглянул из-за угла. Возле хозяйского домика собралась небольшая толпа: тётка Оксана стояла на резном крылечке, растерянно прижимая руки к груди, а перед крыльцом выстроились трое – тот самый молодой серьёзный полицейский и ещё двое то ли в военном, то ли в охотничьем камуфляже.
– Ну как же! – сказал один, поправляя на носу дымчатые очки. – Человек зашёл к вам в кафе, а вы на него накинулись, да ещё и гнали через всё село, так что он вынужден был броситься под колеса!
– Напали, выходит, на нашего товарища ни за что ни про что! – Гнусавый в восторге хлопнул себя ладонями по коленям.
– А… що він гранату дістав?[14] – растерянно спросила хозяйка. – Це тепер можна – гранату з собою носити, мов яблуко яке?
– Я уверен, что вы его спровоцировали. У него просто не осталось выхода. – Очкарик тонко улыбнулся. – Надо же было как-то защищаться.
– Чуешь, Никитос! – Гнусавый толкнул полицейского локтем. – Что стоишь – хватай! Тут их целая банда, на людей нападают!
– А нічого, що він мене вдарів, та дівчині з дитиною погрожував?[15] – завопила разгневанная хозяйка.
– Это только ваши слова. Он же гранату не бросил, наоборот, это ваш дед её бросил – подверг опасности жизнь людей, ай-яй-яй! – Очкарик укоризненно покачал головой.
– Во! Так что забирайте ваше заявление, а то ещё неизвестно, кто тут самый виноватый! – объявил гнусавый.
– Тобто як це – забирайте? – Оксана всплеснула руками. – Він дідуся побив, а нам заяву забрати?[16]
– Он ваш защитник! Вокруг такое количество опасных асоциальных элементов. Цыгане, например…
– Доки він не з’явився, на нас ніхто не нападав![17]
– Подслушиваешь? – прошелестело над ухом у Севы.
Не вздрогнуть было сложно – сердце враз подскочило к горлу, и его пришлось аккуратно сглотнуть, чтоб вернуть на место.
– Конечно, подслушиваю. В моем возрасте, если не подслушивать, ничего интересного не узнаешь, – ответил Сева. И наконец медленно повернул голову. – А у вас тут интересные дела, Пал Андреич. Гранаты, люди какие-то… странные.
Старика он смутил. Этому Севу Кисонька научила: если уж на чём попался, веди себя так, чтоб окружающие стеснялись, что тебя застукали! Впрочем, оправился старик быстро:
– Хлопец твоего возраста должен девчатами интересоваться! Или вон рыбалкой! А тут мы уж сами разберёмся. – И он направился к сгрудившейся у крыльца толпе… легкомысленно, как женщина – сумочкой, покачивая охотничьим дробовиком.
Собравшиеся у крыльца люди враз смолкли.
– Слышь, дед… – после недолгой паузы спросил гнусавый. – Чего ты тут с ружбайкой прогуливаешься?
– Так чернику собирал! – с наивной доброжелательностью ответил старик, предъявляя заполненную ягодами тяжёлую корзину.
– И шо – она отстреливалась? – пробормотал гнусавый.
– Сева! Сев, ты где?
Вовка, звонко шлёпая вьетнамками, пронёсся по обсаженной цветами дорожке, взмахнул зажатыми в кулаке щёткой и тюбиком пасты, выкрикнул:
– Папа уже байдарку накачивает! А ты чего мокрый такой – душ брызгается? – И не дожидаясь ответа, скрылся за дверью.
Сева с досадой поглядел вслед младшему брату: ну вот наорал, теперь и не услышишь… А зачем, собственно, слушать? Сева вдруг понял, что футболка и треники у него и правда влажные, в каплях, а дождевик он снял и зажал под мышкой, чтоб не шуршал, когда подслушивать будет!