Сегодня рисуем свой дом, – сказал учитель Гидеон.
– Как это – дом? – спросил Джинджик. – Каждый рисует свой дом?
– Нет, – пояснил Гидеон. – Рисуем Неве-Эфраим, который и есть наш дом.
Шел урок рисования в четвертом классе начальной школы поселения Неве-Эфраим. На этих уроках обычно было тише, чем на других. Во-первых, урок был последним, к концу дня выдыхались даже хулиганы. Во-вторых, рисовали, старательно раскрашивая. Гидеон не помогал. Только изредка взглянет на лист и ногтем большого пальца проведет линию: вот так и так. У него правая рука была сильной и красивой, с длинными крупными пальцами, а левую оторвало гранатой в войну Судного Дня. Но он отлично обходился. Джинджик поднял палец и спросил:
– Весь-весь Неве-Эфраим?
– Ну да, – сказал Гидеон. – Тебе что-то неясно?
– И ясли, и школу, и лавку Арье? И водонапорную башню? И «караваны»?
– Вот-вот… – подтвердил Гидеон. – Создай большое полотно.
– Это невозможно, – сказал Джинджик. – Все сразу можно увидеть только с вертолета.
Гидеон подумал и сказал: «Пожалуй, ты прав…» А все вокруг уже рисовали во все лопатки. Рувен набросал много домиков, как коробков, на переднем плане – коротышка пальма, а рядом его, Рувена, собака Чача. Тамар нарисовала праздник Хануки, горящие свечи и сидящих за столом людей, и трех парней в солдатской форме – на праздники семьи разбирали солдат по домам. Джинджик вытянул шею, пытаясь заглянуть в лист, который разрисовывал Иоханан, но ничего не увидел.
– Нет, – сказал он себе твердо, – все сразу можно увидеть только с вертолета.
Учитель Гидеон отошел к окну и, насмешливо прищурившись, подбрасывая на единственной ладони мелок, издали посматривал на Джинджика. Дотошность этого рыжего ему давно нравилась.
Нехама Гросс, женщина неукротимой энергии, всегда затевала одновременно несколько дел. Сейчас она стирала белье и кормила грудью самого младшего, трехмесячного Ицхака-Даниэля. Машина сотрясалась в конвульсиях последнего отжима, малыш сонно дотягивал последние капли молока…
Зазвонил телефон.
– Семейство Гросс? – осведомился в трубке подобранный, военный (как она точно бессознательно определила) голос. – Приготовьтесь. За вами с военного аэродрома «Веред» направлена машина.
– С чего это вдруг? – удивилась Нехама, которая вообще-то редко удивлялась.
В трубке замешкались на мгновение, затем голос, слегка распустив военную интонацию, как расслабляют ремень на поясе, сказал:
– Прокатим тебя с детьми на вертолете.
– Ты что, сбрендил? – поинтересовалась Нехама. Сначала она подумала, что это очередная шуточка ее рыжего супруга, «торговца воздухом», как она его называла.
– Чего я там не видала? – спросила она торгующимся тоном.
– Проветришься, – ответили ей.
…И минут через двадцать к дому действительно подкатил военный «джип», и все выяснилось: да, директор школы, он же завуч, он же учитель рисования, он же лейтенант запаса Гидеон Крамер звонил… заказал. Да, вертолет, минут на тридцать. Да, ученик класса «далет» Моше Гросс и его мама, которая, как предупредил Крамер, одного его не отпустит. На сборы пять минут, пожалуйста.
– Ие-е-еш!– заорал Джинджик. И они быстро собрались: обалдевший, багровый от счастья, ученик класса «далет», его мама Нехама, а также – не оставлять же детей одних дома! – трехлетняя Эстерка и спящий после кормежки крепким сном толстяк Ицхак-Даниэль.
Минут тридцать кружил вертолет над одним из высоких холмов Самарии, чтобы Джинджик Гросс покрепче запомнил и смог нарисовать – как выглядит его Неве-Эфраим с высоты птичьего полета.