– Витя! Ау! – послышался оттуда голос Зямы. – Ты спишь или спятил?
– Да! – воскликнул он заполошно, просыпаясь. Он сидел на кровати, в полном одиночестве, если не считать старушки Лузы, свернувшейся там, где только что лежал в пыльной папской тиаре кардинал Франции, настоятель Собора Парижской Богоматери, его преосвященство монсеньор Жан-Мари Люстижье.
– Зяма? Который час? – испуганно спросил он. – Что? Ты откуда?
– Я из офиса. Восемь. Ты заболел?
– Я проспал… – простонал он. – Ты… ты не представляешь, что вчера было… Как плевался и визжал старый мудак… Из-за этой статьи, «Кардинал Арончик»… Как я понял, его вызывали в разные малоприятные инстанции и имели как хотели… Соберись с мужеством, Зяма… По-видимому, мы уволены…
– Ничего, рассосется, – сказала она спокойно, хотя уж Витя-то знал цену этому ее спокойствию. – Встань, умойся, надень штаны и приезжай.
Витя повесил трубку, еще мгновение посидел, с тоской и подавленным ужасом вспоминая картины вчерашней истерики господина Штыкерголда…
Потом поднялся и побрел в туалет.
26
– Добрый день, дорогие радиослушатели. Радиостанция «Русский голос» продолжает свои передачи. С обзором последних новостей вас познакомит Вергилий Бар-Иона.
– «На холмах Грузии стаит начная мгла», – как точна заметил великий классик Пушкин, – бодро вступил Вергилий. – А у нас на холмах Иудеи и Самарии стаят паселенцы. Ачередная драма разыгралась сегодня на халме, где жители близлежащего населения Неве-Эфраим устроили деманстрацию пратеста против требавания арабских жителей Рамаллы, также предъявляющих права на вышеназванный холм… В результате патасовки палиция вынуждена была прибегнуть к усмиряющим мерам. Как справедлива заметила еще одна классик поэзии: «Вижу опраметь копий! Слышу: рокот кравей! То Саул за Давидом: Смуглой смертью сваей!»
Сема Бампер ждал, когда освободится студия. Через пять минут он должен был начинать литературную передачу «Отзовитесь, ветераны!». Сема курил и молча слушал словесную иноходь Вергилия.
– Семнадцатый круг Дантова «Ада», – пробормотал он.
– А? – спросил Нимцович, дежурный звукооператор.
– Знаешь, старик, кем я был в прошлой жизни? – задумчиво улыбаясь, спросил его Бампер.
– Ну?
– Угадай! – тихо ликуя, предложил Сема.
– Короче.
– Леонардо да Винчи!
Нимцович поднял глаза от пульта, вздохнул и сказал устало:
– В прошлой жизни ты был эрдельтерьером в небогатой семье.
Фима, инспектор транспортной полиции, дремал в кресле перед телевизором. Время от времени он спохватывался от сна и поднимал с ковра сползавшую с его колен газету «Полдень». Надо было почистить зубы, принять душ, раздеться и лечь – ряд действий, цепочка мышечных усилий, – и немалых усилий! – после тяжелого дня.
А день был таков: они спихивали поселенцев с занятого теми пустынного холма. Что значит – занятого?
Те разбили две палатки, воткнули в землю израильский флаг и расселись вокруг. Пришли как на пикник – женщины, дети, коляски… Ну-с, и полиция, конная наша полиция. Мама, смотри, лошадка!..
Их раввин, молодой рыжебородый парень, размахивал какими-то бумагами – вроде по планам земельного Управления этот холм относится к их поселению. Чудак, при чем тут бумаги…
Вначале, когда полиция только прибыла на место, когда страсти еще не накалились, этот парень – по виду не скажешь, что раввин, обыкновенный поселенец в вязаной, сине-белой кипе, отошел с Фимой покурить. Как думаешь, спросил он, что будет? Фима пожал плечами.