Она надеется побеседовать там с призраком леди Агаты.
Билл от неожиданности вздрогнул и сглотнул.
— Рози? — переспросил он.
— По-моему, ты так ее называешь, разве нет?
— М-м, ну да.
— А она тебя — Билликен. Она твоя старая приятельница?
— Нет, что ты. Познакомился с ней когда-то летом в Каннах.
— Из ее рассказов за ужином про поездки при луне и купания под Райской скалой у меня сложилось впечатление, что вы были довольно близкими друзьями.
— Какое там! Вовсе нет. Просто знакомые, не более того.
— Понятно.
Оба помолчали.
— Скажи, ты помнишь, — прервала наконец молчание Джил, — что я давеча говорила насчет того, чтобы ничего друг от друга не скрывать, если двое хотят пожениться?
— Я… Д-да… Помню.
— Мы согласились, что иначе и быть не может.
— Д-да… Ну конечно. Ясное дело.
— Я рассказала тебе про Перси, верно? И про Чарлза, и Скиффи, и Тома, и Блотто, — продолжала Джил, перечисляя героев своих забытых романов. -Мне и в голову не приходило скрыть от тебя, что я уже была один раз помолвлена до тебя. Почему же ты прятал от меня эту Спотсворт?
Биллу показалось, что за один летний день на одного в общем-то неплохого парня, никому не желающего зла и со всеми старающегося поступать по-хорошему, жестокая судьба обрушила слишком много неприятностей. Тот малый — Шекспир, кажется, но надо будет уточнить у Дживса, — который писал про пращи и стрелы яростной судьбы, знал, что говорил. Вот именно что пращи и стрелы.
— Не прятал я от тебя эту Спотсворт! — горячо возразил он. — Просто к слову не приходилось. Да Господи! Когда сидишь с любимой девушкой, держишь ее за ручку и шепчешь ей на ушко ласковые слова, разве можно вдруг сменить тему и сказать: «Да, между прочим, была одна женщина, с которой я познакомился несколько лет назад в Каннах, и по этому вопросу я хочу теперь сказать несколько слов. Для начала — про поездку в Сан-Тропез».
— При свете луны.
— Разве я виноват, что светила луна? Меня не спрашивали. А что до купания под Райской скалой, то тебя послушать — можно подумать, будто мы были с ней одни у этой чертовой скалы и вокруг ни души. Ничего подобного, как раз наоборот. Когда ни сунешься в воду, там всегда кишмя кишит великих князей в изгнании и вдовствующих аристократок самых строгих правил.
— И все-таки я нахожу странным, что ты ни разу о ней не обмолвился.
— Не вижу в этом ничего странного.
— А я вижу. А еще страннее, что, когда Дживс пришел и объявил о прибытии некой миссис Спотсворт, ты только буркнул что-то малосодержательное и замолчал, как будто первый раз о такой слышишь. Разве не естественнее было бы сказать: «Миссис Спотсворт? Вот так так! Уж не та ли самая это дама, с которой я пару лет назад в Каннах поддерживал отдаленное знакомство? Я тебе о ней не рассказывал, Джил? Мы с нею катались при луне, но, разумеется, на приличном расстоянии».
Настал миг Биллова торжества.
— Нет! — провозгласил он. — Совсем не было бы естественно, если бы я сказал: «Миссис Спотсворт? Вот так так» — и так далее. И сейчас объясню почему. Во время нашего с ней знакомства — отдаленного, повторяю, как все знакомства, которые заводят в Каннах и прочих курортных местах, — ее фамилия была Бессемер.
— Вот как?
— Именно так. Б-Е-С-С-Е-М-Е-Р. А каким образом она превратилась в Спотсворт, я еще даже не выяснил.
Тут вошел Дживс. Долг требовал от него в эту самую минуту собрать и вынести кофейные чашки, а требования долга никогда не оставались у этого замечательного человека в небрежении.