Спустившись вниз по течению Среброструя, к концу дня мы вышли в широкий залив и, взяв курс на запад, поплыли в сотне-другой метров от берега, ловя ветер. Ночевать предполагалось на открытой палубе. Полюбовавшись прекрасным морским закатом, я присоединился к веселой компании, собравшейся на носу нашего кораблика.
Там, в окружении моих знакомых гномов, трех других пассажиров и незанятых на вахте матросов, восседал местный служитель муз. Бродячий менестрель. Яркость его одежды могла успешно соперничать с недавно наблюдавшимся морским закатом. Красный камзол с коротким рукавом и медными пуговицами, ярко-рыжие шаровары, заправленные в сапожки красной замши. Под распахнутым камзолом была надета золотистая шелковая рубаха.
Голос у него был довольно приятный, а подыгрывал он себе на пятиструнном инструменте по конструкции напоминавшем лютню. Пел наш музыкант о дальних островах, о жестоких и свирепых пиратах, о штормах, о рифах и прочей романтике. Звучало хорошо, а вот поэтическая составляющая, благодаря лингводекодру, осталась за границей моего восприятия. Спел он и балладу, о прекрасной деве из морского народа, которая имела неосторожность подплыть к кораблю, несмотря на запреты отца, и влюбиться в прекрасного отважного капитана. Капитан, как водится, взаимностью не ответил, и дева, с горя, рассыпалась пеной морской. Я усмехнулся, еще бы капитан ей ответил взаимностью, я-то знал, что разумные существа, обитавшие в южных морях, означенные как Морской народ – это головоногие, типа земных осьминогов, весьма крупных надо сказать. А попытавшись представить возможный мезальянс, между означенной «прекрасной девой» и капитаном, уже с трудом подавил смешок.
Вечер постепенно перетек в ночь, над головой зажглись знакомые созвездия, может они в чем-то и отличались от созвездий моего родного мира, но я не астроном, чтобы судить об этом. Изрядного размера фляга медовухи, пожертвованной кем-то из пассажиров, ходила по кругу, постепенно переводя репертуар из возвышенно-лирической области к более земным вещам.
Под залихватское притопывание и присвистывание, бард исполнил скабрезную песенку, о юной принцессе с нимфоманскими наклонностями, сбежавшей от строгого отца с молодым купцом, проплывавшим мимо ее дворца по Су-Ару. Купец тот, по прибытии в Аран, долго лечился от нервного и физического истощения, а неугомонная принцесса, отправившись дольше на восток, попала в гарем его императорского величества в Суре, чем и вызвала скоропостижную кончину означенного величества. А упокоилась, обретя свое счастье только с могучим вождем одного из оркских кланов Дуларана, потому как этот нелюдь, потешившись с ней один раз, совершил по предварительному сговору с гражданином шаманом акт ритуального каннибализма. Поэтому, видимо, тот орк и смог сохранить свою жизнь и рассудок. Впрочем, насколько я знал, орки не практиковали подобных ритуалов, но кто их нелюдей знает.
Постепенно кружок рассасывался, да и изрядно захмелевший служитель муз начал безбожно фальшивить, перестав попадать пальцами по струнам. И наше суденышко предалось во власть морфея.
Утром меня разбудили пронзительные крики чаек, круживших над нашим суденышком. Окропив себя водой, я направился к борту, по утренним надобностям, да и просто полюбоваться голубизной неба со слепящими вспышками чаек в вышине.
Глава 5
По прибытии в Сорбор, я тепло простился с моими попутчиками. Узнав, что я собираюсь идти на север, вдоль по Стремнинке, а затем по краю западной оконечности Эйзара в обход Озерного края до города Фалька, гномы стали меня усиленно отговаривать, ссылаясь на то, что есть и более легкие способы самоубийства.
– Ты что думаешь? Это просто так что ли, горы, которые отделяют большую часть княжества от топей Ахенны, назвали Чертовыми Куличиками? (смысловой перевод названия, дословно – горы, сотворенные играющим демоном), – громко вопрошал меня Рогур. – Там даже по краю-то селиться опасно. А в Стремнинке, чуть ли не каждый год какую-никакую чуду-юду вылавливают, спасибо стражам границ. А чтоб вот так, по своей воле, да еще и в одиночку… ну, ты точно с ума сошел.
Однако, увидев, что решение мое не изменится, он посоветовал запастись оружием, посолидней того, что висит у меня на поясе, а также прикупить пару амулетов у местного мага, а заодно, еще и пару сорборских волкодавов, потому что «на мага надейся, а сам не плошай».
– Лучше всего подойдет секира, с большим мечом сразу управляться не научишься, да и вообще, супротив чудовищ оно как-то сподручней будет, ну и в пути пригодится, хотя бы и дров нарубить. А еще, обязательно возьми с собой копье, аль рогатину какую. Ну и самострел, конечно. Лук не бери, если не умеешь, – советовал Рогур.
Внимательно выслушав рекомендации бывалого путешественника, я заверил гнома, что точно буду следовать его рекомендациям. На этом мы и распрощались.
– Прощай друг Заран, ты был добрым попутчиком нам, надеюсь, мы еще когда-нибудь и свидимся, хотя и не верится мне в это, – сказал гном. Мы обнялись напоследок и разошлись на перекрестке. Я направился на базарную площадь, а он в княжескую контору, оформляться на новое место работы.
Товар свой я продал быстро. Сорбор довольно богатый город, да и я не слишком торговался. Товары были редкими, и даже при таком раскладе, к моменту, как я распродал последнее, у меня получилось четыре весьма увесистых кошеля, плотно набитых золотом и серебром.
Во избежание излишнего любопытства, со стороны местного криминалитета, я зашел в Дом Торговца, являющийся местным вариантом банковской системы. Такие дома были во всех крупных торговых городах, а держала их семья Вартан, самая богатая и влиятельная семья купеческой гильдии Арана. Положил большую часть суммы на депозит, выписав дорожные чеки на свое имя, а с оставшимися деньгами вернулся на рынок, продал повозку за ненадобностью, предварительно заменив силиконовую смазку в ступицах на местное оружейное сало, в горах она бы все равно не прошла, а так, хоть кому-то польза. Затем, налегке, ведя в поводу навьюченную кобылу, я отправился искать шорника, покупать седло.
Дело это оказалось сложное. Мой опыт верховой езды ограничивался одной короткой прогулкой по окрестностям конного клуба в Подмосковье, и это катание, имело мало общего с выработкой умения ездить верхом. Однако шорник был человек опытный, посоветовал мне приобрести местный аналог «казачьего седла». Выбрав простое седло без украшений, подходящее мне по размеру, он оседлал мою кобылу. Оно действительно оказалось довольно удобным. Подогнав под меня стремена и взяв три десятка серебряков, шорник указал мне дорогу в оружейный ряд и посоветовал купить высокие сапоги.
В каждом мужчине сидит мальчишка. Забыв о времени, я несколько часов бродил по оружейным рядам от одной палатке к другой. Примерял к руке тяжелые ятаганы и легкие сабли, абардажные палаши и катаны, пару раз неловко взмахнул тяжелым прямым двуручником, изрядно при этом напугав продавца и окружающих покупателей. Но все же, по совету гнома, приобрел большой боевой топор. Для моего нынешнего веса, он был конечно тяжеловат, о чем мне и напомнила боевая программа, но отказаться от такого чуда я не смог. Полуметровое лезвие, плавно загибающееся кверху, образовывало на конце обоюдоострое колющее острие. Плавный обвод, обнимающий топорище, продолжался длинным, слегка загнутым толстым когтем, уравновешивавшим лезвие. Рукоять метровой длины из темного полированного дерева, ближе к концу была покрыта мягкой, шероховатой замшей. Никаких украшений. Сам металл был украшением. Темный, отполированный до тусклого, матового блеска, он скрывал внутри затейливый орнамент булата.