– Хорошо. Но все же, чем ты занимаешься здесь?
Он снова пожимает плечами:
– Ничем. Просто брожу.
Он выглядит очень умным. Наверное, дело в том, что на нем пиджак.
– Можно я погуляю с тобой? Я не знаю, куда идти.
Дэр немного колеблется, но все-таки согласно кивает:
– Ладно. Но ты должна вести себя очень тихо. Мы же не хотим разбудить взрослых?
– Здесь все такое огромное, – отвечаю я, – никто не сможет услышать, как мы ходим здесь.
– Здесь глаза повсюду, – предостерегает он меня, – даже не сомневайся.
– Поняла, – отвечаю я, потому что он хочет, чтобы я с ним согласилась.
Но я думаю, что у него что-то вроде паранойи и его страхи ничем не обоснованы.
Мы направляемся по тропинке к широким полям, отходя все дальше и дальше от дома, а Кастор бежит впереди в паре шагов от нас. Время от времени он поднимает в воздух свою морду с огромным носом и принюхивается к ветру, будто проверяет, проверяет, проверяет, нет ли рядом кого-то или чего-то подозрительного.
– Что он пытается унюхать? – с любопытством спрашиваю я у Дэра.
– Что-то, – предполагает в ответ он, – все вокруг. Кто знает? Героизм – одно из ключевых качеств ньюфаундлендов. Думаю, он мог бы умереть, защищая тебя.
– А тебя? – спрашиваю я.
Дэр бросает на меня удивленный взгляд.
– Возможно. Но это не мой пес. Он твой.
Мне до смерти хочется спросить, почему ему нельзя завести свою собственную собаку, потому что, очевидно, Кастор ему очень нравится. Но я так и не решаюсь. Меня не покидает странное чувство, что этот вопрос может его обидеть, задеть его чувства, а мне этого совсем не хочется. У меня внутри появляется странное восхищение этим мальчиком и его темными глазами.
Дэр останавливается посреди тропинки, и мне кажется, что он пытается задержать дыхание. Я вдруг замечаю, что он очень бледный: гораздо бледнее, чем последний раз, когда я его видела. Я касаюсь пальцами его локтя.
– С тобой все в порядке? – быстро спрашиваю я, и он отскакивает от моего прикосновения, как от огня.
– Конечно, – молниеносно отвечает он. – А у тебя есть какие-то сомнения?
Да, у меня есть сомнения, потому что тебе сложно дышать.
Но тем не менее я предпочитаю не говорить об этом вслух, потому что он явно не хочет, чтобы я видела его таким. Поэтому я просто тихонечко жду рядом с ним, очень терпеливо. Проходит несколько минут, прежде чем он оказывается снова готов продолжать путь, хотя на этот раз шагает он гораздо медленнее. Кастор тоже старается идти не так быстро, в одном темпе с нами.
Один мальчик, который учится со мной в одном классе в школе, болеет чем-то под названием астма. Он всегда носит с собой ингалятор, и довольно часто, особенно во время обострений, он не может долго бегать или играть, потому что ему нужно восстановить дыхание. Наверное, у Дэра тоже эта болезнь, только мне кажется глупым то, что он не хочет признаться мне в этом. Ведь астма – это не то, чего надо стесняться.
Дэр указывает на каменное здание в небольшом отдалении от нас:
– Это усыпальница. Каждый из рода Саваж захоронен здесь. Ты тоже тут будешь, когда умрешь.
Какой гнетущий разговор.
– И ты тоже будешь?
Вопрос срывается с моих губ раньше, чем я успеваю его остановить.
Дэр издает смешок, но я слышу, что ему совсем не весело.
– Сомневаюсь. Да мне и не хотелось бы этого. Мой отец был французом, поэтому похоронят меня, скорее всего, во Франции. Они не могут оставить меня здесь.
В его голосе сейчас слышно ровно столько же презрения, сколько в голосе Элеаноры, когда она говорит о нем. «Дурная кровь», – так сказал бы мой отец. Вот только почему?
– Тебе не нравится здесь? – спрашиваю я в надежде на то, что он скажет мне что-нибудь, что прольет свет на все происходящее в этом доме.
Но Дэр молчит, его глаза замерли на одной точке на линии горизонта.
– Пожалуйста, скажи мне! – умоляюще продолжаю я. – Мне тоже здесь не нравится.
– Почему же? – Дэр смотрит на меня, и кажется, в его взгляде появляется нотка любопытства.
– Потому что я скучаю по папе. По своей комнате. Мы живем в одном доме с похоронным бюро, ты ведь помнишь об этом?
Дэр кивает.
– Об этой части, пожалуй, можно было бы не говорить, потому что дети в школе часто дразнят меня, но сейчас я правда скучаю по дому. По океану. Уитли слишком большой. Мне здесь страшно, потому что все такое мрачное, а люди – молчаливые. Такое ощущение, что все друг от друга что-то скрывают, а уж мне-то и подавно никогда не узнать всех тайн.
– Да, ты не знаешь и половины всего, – бормочет Дэр, и я смотрю на него с вызовом, но он отводит взгляд.
– Расскажи, каково это – жить в похоронном бюро? – произносит он, меняя тему.
Я улыбаюсь, потому что в отличие от моих одноклассников он явно спрашивает это не для того, чтобы поиздеваться надо мной. Ему просто любопытно.
– Нормально. Повсюду пахнет цветами. И этот запах въедается в твои волосы и одежду.
– А мертвецы правда выглядят так, будто они просто уснули?
Я усмехаюсь:
– Нет, они выглядят как обычные мертвецы.
Дэр кивает:
– Я понял.
Мы замолкаем, просто неторопливо шагая вперед; Кастор бредет рядом с нами и тяжело дышит. Маленькие камушки перекатываются под моими ногами, и мне снова хочется оказаться дома, посреди орегонских скал. Но если подумать, то там не будет Дэра, а мне стало очень интересно с ним.
Ветер дует мне прямо в лицо, и я поднимаю руку, чтобы убрать растрепавшиеся пряди за ухо, как вдруг краем глаза я улавливаю какое-то движение.
Я поворачиваю голову, и мне кажется, что мои ночные кошмары стали явью.
Передо мной Кастор и Поллукс, оба сильно избиты, все в крови: они волокут по тропинке свои изуродованные тела со сломанными лапами. Кровь сочится даже из их глаз и носов, оставляя длинный след позади них. Красная жидкость пропитала подушечки их лап и ложится бордовыми кляксами на землю. Вокруг столько крови, что меня буквально тошнит от ее запаха, я могу ощутить ее вкус на своем языке.
Я истошно кричу и хочу броситься к ним, но у меня ничего не выходит: мои ноги словно приковали к земле. Я не могу пошевелиться, я словно окаменела, окаменела, окаменела. Сердце тяжело бьется внутри. Кровь, пульсируя, циркулирует по венам. И я обездвижена, обездвижена, обездвижена.
– Кастор! – со стоном выкрикиваю я.
Пес пытается поднять голову, хочет подойти ко мне, потому что он послушный мальчик и его много дрессировали, но его изломанные кости торчат из-под кожи и он больше не может идти и с грохотом падает на землю. Удар настолько мощный, что у меня земля уходит из-под ног.
Я кричу.
Из моего рта вырывается вопль.
Я закрываю руками лицо.
Дэр спокойно поворачивается ко мне, а его глаза сейчас напоминают безжизненные озера: он стоит прямо передо мной, но это не он.
– Что ты наделала? – говорит он, словно мертвец.
Я хочу сделать вдох, но ничего не получается.
Я не могу.
Я не могу.
Я крепко зажмуриваю глаза и камнем падаю на землю.
– Калла! Калла! Открой глаза! Тсс! Все в порядке, в порядке. Что случилось?
Голос полон отчаяния и тревоги, я концентрирую на нем свое внимание, пытаясь снова почувствовать себя в своем теле, услышать его по-настоящему.
– Калла!
Я фокусируюсь на этих двух слогах, на звуке голоса, который их произносит.
Это Дэр, и на этот раз его речь полна жизни, совсем не так, как прежде.
Я открываю глаза и вижу его лицо в нескольких сантиметрах от моего, его темные глаза полны паники.
– Что случилось? – спрашивает он, обнимая меня за плечи. – С тобой все нормально?
Наверное, он пытался встряхнуть меня, чтобы я пришла в себя.
Я судорожно мотаю головой.
– Что с собаками? О боже! Что случилось?
Дэр удивленно вытягивает голову вперед, словно не понимает меня.
– О чем ты?
Я слышу, как скулит Кастор позади него, и подскакиваю от неожиданности, а затем усаживаюсь, чтобы лучше разглядеть.
Пес сидит в нескольких шагах от нас, собачья преданность в его глазах, а скулит он потому, что я сильно напугала его своим поведением, теперь же он отчаянно виляет хвостом в надежде, что я приду в себя. Его кости целы. Нигде не видно и следа крови.