Наверное, целый месяц их пришивал, а на сцене постоял каких-то десять секунд – и конец.
– Честное слово, не могу. – Джас в ужасе смотрела на старика. – Гороскоп не врет. Это плохая идея. Прости, Джейми.
Джас встала и пошла к выходу. А я-то думал, она просто так, для красного словца.
– Подожди! – Голос у меня сорвался на жалобный писк. Сердце оборвалось – она же сейчас уйдет! – Подожди, пожалуйста, подожди!
Джас не слушала. Она уже бежала, мотая косичками. Впереди была дверь с надписью «ВЫХОД». Девица с блокнотом выкрикнула:
– Номер сто двенадцать!
Дядька, одетый как Майкл Джексон, набрал в грудь воздуха и встал. Джас уже была у самой двери. Уже взялась за ручку. Я не мог дать ей уйти.
– Подумай о маме! – крикнул я. – И о папе! И о Лео!
Она толкнула дверь, струя морозного воздуха ворвалась внутрь, но Джас осталась стоять на месте. Я подбежал к ней, схватил за руку.
– Ты правда думаешь, что там, в зале, кто-то нас ждет? – прошептала она, на белом-белом лице глаза были такие огромные.
– Да, – ответил я. – Лео, когда нас высадил, обещал, что…
Она покачала головой:
– Не Лео. – Она закусила губу, показалась капелька крови. Джас смахнула ее пальцем. Она даже смыла черный лак с ногтей и покрасила их светло-розовым. – Не Лео. Мама.
Снова внутри у меня что-то екнуло, и сильнее, чем раньше. Но теперь я точно знал, что это такое.
Сомнение. Если ревность красного цвета, то сомнение – черного. Потому что зал вдруг почернел. В машине утром все было желтым и красивым, а теперь наоборот – мерзким и безнадежным. Я подумал про свой день рождения, про постскриптум, про родительское собрание, но кивнул и сказал:
– Она здесь.
– Она не приехала на Рождество, – прошептала Джас.
В жизни не слышал, чтоб она так говорила. По щеке у нее ползла слезинка, а на сцене уже гремел «Триллер» Майкла Джексона.
– Не приехала, – согласился я, а у самого все кишки скрутило. – А может, она решила, что ее не пригласили.
Джас подняла на меня полные слез глаза.
– Я ее приглашала, – прошептала она, и узел у меня внутри стянуло еще сильнее: вот, значит, почему в Рождество Джас то и дело поглядывала в окошко! – Я послала открытку, просила приехать, приготовить индейку. – Джас уже плакала в голос. Я с трудом разбирал слова и вообще с трудом соображал, потому что у меня до боли свело живот. – Я и раньше еще писала ей. Про папу, про то, что он слишком много пьет и совсем не следит за нами. Но она не приехала, Джейми. Она бросила нас!
По телику показывают одну рекламу, «Помоги собаке» называется. У меня от нее сердце прямо заходится. Она про разных собак, которых хозяева оставляют в мусорных баках, или в коробках, или на обочине глухих дорог. Там еще очень печальная музыка играет, а у собак хвосты понуро висят и в глазах такая тоска. А дядька с лондонским выговором все зудит, зудит, что вот, мол, оставили и никто в целом свете их, мол, не любит и никому-то они не нужны. Вот это и означает – бросили.
– Мама нас любит, – сказал я, а у самого в ушах только и звучало лондонским говорком: «Джейми нужен новый хозяин». Я должен был этот говорок заглушить. – Мама нас любит – мама нас любит – мама нас лю…
Джас покачала головой, дрогнули косички на плечах.
– Нет, Джейми, не любит, – сдавленным голосом отозвалась она. Слезы капали у нее с подбородка. – Разве не ясно? Она сбежала от нас. В мой ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!
Последние слова Джас проорала, потому что я заткнул уши.