Колеса буксовали на снегу, веером разлеталась белая каша. Как только мы заехали во двор, папа прошипел:
– Марш в дом!
Я выскочил, поскользнулся на льду, влетел в дверь и бросился в гостиную. Джас и Лео валялись на диване – физиономии красные, одежда вся смятая.
– Я думала, у тебя родительское собрание, – пробормотала Джас.
А я ей:
– Кончилось.
И еще:
– Папа!
И в окно ткнул. Джас как взвизгнет и спихнула Лео с дивана.
Папа уже топал в прихожей.
– Скорее! – Я дернул Джас за руку.
Лео закусил кольцо у себя в губе. Шаги затихли.
– Прячься! – прошипела Джас.
Дверная ручка повернулась. Лео нырнул за диван, и в ту же секунду в гостиную вошел папа.
Я не очень хорошо играю в прятки. Не люблю темных укромных уголков. Они мне напоминают могилу, я начинаю паниковать, мечусь туда-сюда и в конце концов прячусь за дверью или еще в каком другом дурацком месте. Но даже я прячусь лучше, чем Лео, который вообще не удосужился сжаться в комочек, чтоб его не было видно за диваном, – над подлокотником торчали зеленые вихры, а снизу выглядывали черные башмаки.
Папа все это мигом углядел, лицо у него из красного сделалось черным, и он заревел:
– А ну, выходи!
Наверное, Лео не понял, что папа к нему обращается, потому что остался сидеть за диваном, затаив дыхание и зажмурившись. Думал, его не видно, что ли? Тогда папа подошел к нему, схватил за шиворот и дернул. Лео подскочил, а папа как заорет:
– Вон из моего дома!
Джас тоже заорала:
– Не кричи на него!
А папа сказал:
– У себя в доме я буду разговаривать так, как хочу! – И трясущимся пальцем ткнул в потолок.
Лео выкатился из комнаты, а папа завопил ему вслед:
– Я запрещаю тебе показываться в моем доме! И запрещаю встречаться с Жасмин! – И захлопнул дверь.
Наша семейная фотография грохнулась со стены на пол и разбилась.
– Ничего у тебя не выйдет! – яростно выкрикнула Джас. – Ты не можешь помешать нам встречаться!
А папа говорит, так спокойно:
– По-моему, я только что именно это и сделал. – И повернулся ко мне: – Ты любишь Розу?
– Да, – не раздумывая ответил я.
Папа шагнул вперед.
– Ты помнишь, как она умерла?
Голос у него был очень тихий и страшный.
Я сглотнул, но во рту было сухо как в пустыне, и кивнул. Папа зажмурился и попытался справиться с чем-то у себя внутри, но оно было слишком сильным, и он начал кричать и пинать диван:
– ВРЕШЬ! ТЫ ВРЕШЬ, ДЖЕЙМС!
Я вжался в стену. Папа швырнул подушкой, угодил в абажур. Тот закачался, заскрипел жалобно.
– Я не вру! – пискнул я и рухнул на колени, потому что папа рванулся ко мне.
На каминной полке задребезжала урна.
– Тогда как ты можешь так поступать! – Папин голос гремел у меня в ушах, будто включенный на полную мощность плеер. – Если ты говоришь правду, то как ты можешь дружить с этой девчонкой?
– Отстань от него!
Джас подползла ко мне. Рыдая, прижала меня к себе.
– Так ты знала об этом?! Ты знала, что подружка Джейми мусульманка?
Джас глянула на меня – без укоризны, без злости, просто удивленно – и украдкой сжала мне плечо. Что означало: «Мне все равно ».
– Террористка гребаная! – брызгая слюной, вопил папа.
Я хотел сказать, что он ошибается, что террористы, которых показывали по телику, все до одного взрослые мужики, а не девочки, которым и одиннадцати нет, но тут папа как врежет кулаком по стене, как раз надо мной, и я скорчился, прикрыв голову руками.