Не могу больше этого видеть! Однако на этот раз машина не просвистела мимо нашего дома. На этот раз машина завернула прямо к нам во двор. Должно быть, мистер Уокер наконец-то дал маме отгул. Я соскочил с кровати, одернул футболку, поплевал на руки и пригладил волосы. Мама ненавидит водить машину и все же проехала тысячу километров, ночью, потому что ужасно соскучилась по мне!
Я рванул к двери, Роджер следом. Уже взявшись за ручку, я услышал, как скрипнула половица. Джас кралась на цыпочках к лестнице и хихикала в свой мобильник.
– Неужели ты здесь! – шептала она.
Я ждал, что сейчас она стукнет мне в дверь и скажет: «Мама приехала», но она прошла мимо моей комнаты и спустилась по лестнице.
Я тоже двинул вниз. Роджер, в восторге от того, что я не сплю посреди ночи, как чокнутый терся о мои ноги, мешался. Я подхватил его на руки, и он заурчал. Прижимая Роджера к груди, я крался за Джас. Даже не заметил, что не дышу. Только в самом низу спохватился, когда в груди заболело. Джас стояла на крыльце, ее силуэт вырисовывался на стекле. Она обхватила маму руками, а та уткнулась ей в плечо.
Бабуля говорит, люди от ревности зеленеют. По-моему, это не так. Зеленый – спокойный цвет. Свежий цвет. Чистый и прохладный, как ментоловая зубная паста. А ревность – красная! Она опаляет вены и выжигает кишки.
Еле переставляя ноги, я дотащился до двери. Роджер извивался, выдираясь у меня из рук, я опустил его на пол, и он кинулся в прихожую. Джас и мама, обнявшись, покачивались, будто танцевали под музыку, которую они слышали, а я – нет. Я приоткрыл щель для писем, в лицо дунуло холодом. И дымом. Трубкой Найджела.
– Ты здесь, – шептала Джас. – Как я рада!
Послышался звук поцелуя, я представил, как мама прижимается губами к щеке Джас. Я припал лицом к щели, но смог различить только фигуру в куртке. Как мне хотелось вцепиться в черную ткань руками! Я ужасно боялся, что мама снова исчезнет.
– Тебе нельзя долго задерживаться. – И Джас тихонько рассмеялась. – Если папа узнает, я – труп. – Снова поцелуйное чмоканье. – Тебе пора.
Я ждал, что она добавит: «Только сначала поздоровайся с Джейми». Не дождался. Замерев, почти не чувствуя, как бьется сердце, я напряженно прислушивался. Джас хотела сохранить маму в тайне!
– Пора, – простонала Джас.
Я распрямился. Мама не может уехать, не взглянув на мою футболку! У меня внутри словно военный оркестр надрывался – в сердце, в голове, в том месте на шее, где – БУМ-БУМ-БУМ – барабанит пульс. Джас прижалась спиной к входной двери.
– Малыш! – пробормотала она, что было довольно странно, но раздумывать над этим было некогда, потому что я уже поворачивал ручку двери…
Джас ввалилась в дом и рухнула на ковер, а я открыл рот, чтобы крикнуть ей: «Предательница!» – и… поперхнулся. Потому что на этот раз мама превратилась не в молочника, не в фермера и не в соседа, возвращающегося с работы. А в парня с зелеными, торчащими во все стороны волосами, в черной кожанке и с пирсингом на губе. Я закрыл рот. Потом снова открыл и снова закрыл.
– Здорово на рыбу смахиваешь, – заметил парень.
– Все лучше, чем на зеленого ежа, – буркнул я.
Вообще-то прикольно сказал. У меня еще никогда так не получалось. Парень расхохотался, его «ха-ха-ха» пахло дымом.
– Я Лео. – И он протянул мне руку, как взрослому.
Я пожал ее с таким видом, будто мне не впервой.
– Джейми, – говорю и не знаю, когда руку отпускать-то? Но он сам отпустил мою ладонь, и она шлепнулась вниз. Я еще долго чувствовал, как ноют пальцы.
Джас наблюдала за нами, сидя на коврике в прихожей.