– Мы понимаем, что за стенами тюрьмы может быть и плохо, и хорошо, и там нет гарантий. Но мы знаем, что здесь точно не может быть хорошо. Galaxy – гарантия, что здесь хорошо быть не может. Наши мечты здесь не сбудутся. В их магазине нет того, что нам надо, – сурово приговорила Лилит.
– Мы или соглашаемся жить под ихним тазом и соглашаемся бесконечно таскать старые шмотки, – гордо подняв голову, декларировала Маат, – или идем в этот ваш опасный хаос, и берем там все новое.
Я смотрел на этот пионерский отряд и думал, на что я имею право, а на что нет. Эти кибальчиши просто напрашивались в дело. Но я их не знал. Дело даже не в том, что меня не впечатлили их возраст и дипломы. Я не мог знать, насколько они хорошо понимают, о чем говорят. Ведь на самом деле, от неизведанного нас отделяют не хранители, а Грань. Хранители не подпускают людей к этой Грани. Да к Galaxy сейчас есть вопросы – они обязаны пропускать туда всех, кто созрел или похож на созревшего. Как это узнать, конечно – другой вопрос. Но программеры Galaxy взяли на себя не охрану Грани, а ее сокрытие. Они прячут ее от людей и самое страшное, обманывают, что никакой Грани нет. Мы, джедаи, считаем, что, если человек увидел Грань, значит он уже имеет право к ней подойти и попробовать перейти. Но хранители именно не дают людям ее увидеть. Да, из-за этого стало катастрофически мало новизны, а время сильно замедлилось. По крайне мере по ощущениям нас, живущих внутри вселенной, которая опять же по нашим ощущениям стала медленнее расти.
НО. Эти ребята Грань явно увидели, пульсирующий Хаос из-за Грани явно услышали, и внутреннюю потребность пройти, судя по всему, испытали. Это, во-первых, значит, что Galaxy либо не всесильно, либо все-таки оставляет окна.
НО. Знают ли эти гавроши, что Грань охраняет сама себя и гораздо жестче, чем хранители? Грань же ведь внутри человека, а не в программе или в какой-то точке галактики. Она, как верхний срез воды, когда к ней прикасаешься, чувствуешь просто неистовый страх. И этот страх – собственный, специально для тебя подобранный – так точно слепленный, как не слепит ни одна программа. Могут ли они представить себе этот страх и способны ли в него шагнуть? И умирали ли они уже раньше? Помнят ли свои смерти?
У джедаев строго с вопросами помощи людям в выходе на Грань. Я, глядя, как чеканит правильные слова Маат, как решителен носатый профиль Вагнера, думал, как правильно с ними поступать. Есть три варианта описания их положения.
Первый – их вызвал к себе Хаос и тащит за грань, а они согласны. Такое бывает с людьми творческого призвания. Тогда, независимо от возможных последствий, я не имею права мешать, но и помогать не должен. Если тому неведомому, что скрывается за Гранью, они нужны, он их сам протащит через Грань и поможет преодолеть Страх и не застрять в нем. А, может, убьет, но это не мое дело.
Второй – они просто взбалмошная молодежь, ищущая вдохновения и креатива, желающая пощекотать себе нервы. Тогда я им не должен помогать, а сами они не смогут преодолеть барьеры программы. Побесятся – побесятся, а потом, с возрастом все пройдет. Выйдут замуж, женятся, обзаведутся хозяйством и детьми, и будут благодарить Galaxy за комфортный и безопасный мир.
Третий – это люди, дошедшие своим умом и психикой до такого роста, что им не хватает места под тазом Galaxy, и реально увидевшие Грань. Тогда они имеют полное право попытаться через нее перешагнуть. Я имею право им помочь, могу быть их проводником, советчиком, и, при необходимости и возможности, подготовить их к переходу через Грань.
Они описывают Грань очень реалистично, а в глупой байке про Бодуна услышали и разобрали скрытый смысл. Я откинулся на спинку дивана, ударившись о стену – это была простая кровать без спинки. Вокруг был дешевый номер, эти комсомольцы болтались по космосу, согласны трястить в транспортнике, как конченные мудаки. В мусорном ведре у них валялись пластиковые стаканчики от химрастворов – самой дешевой еды. Они все это терпят, чтоб попасть на ту планету, на которой геологи им обещали показать какую-то глубокую пещеру, а, может, щель. Ясно, они ищут пробку, мечтают войти в чудесную щель, где мир наизнанку и свобода.
– Ну хватит грузиться, уже, – сказал я наигранно сонно, – мне завтра лететь далеко. Давайте еще по пиву и о чем-то веселом. Байку давайте из вашего педагогического прошлого, какие у вас приколы были там в академии вашей.
Маат захихикала и предложила друзьям рассказать мне про Белого Коня:
У нас в Академии была сильная кафедра истории, она для своих организовывала каждое лето сборы – археологические раскопки на могильниках исчезнувшего государства. Копали мертвый город, склепы, храмы… Мы с ними ездили, думали в каком-то склепе найти эту вашу пробку…
Там был обычай, каждый год старший курс должен был срежиссировать страшную историю для новичков-первокурсников. Нужно было устроить настоящий спектакль, так, чтоб они поверили во внушенный им страх и испугались до смерти. Профессор, начальник экспедиции ставил отдельный зачет «за сказку».
Мы уже были знакомы с парнями из соседней деревни и сговорились с ними. По утрам, перед рассветом, когда наш лагерь поднимался и все бежали к туалетам и умывальникам, деревенские выводили к нам на самую кромку тумана – офигительного красивого белого коня. Конь, как тень маячил на границе тумана, потом исчезал. Мы рассказали младшакам, что на гробнице, которую мы скоро будем копать, как раз написано про такого Белого Коня, что он несет Смерть. Тысячи лет он является к людям перед рассветом. К кому он подойдет ближе – тот умрет. Это вообще и есть Конь Смерти.
В одно утро сделали так, чтоб конь вдруг вышел из тумана и целенаправленно подошел к Вагнеру. Младшаки это видели. Конь дотронулся до Вагнера и ушел в туман. Мы все такие Вагнеру говорим – все хана тебе, сегодня помрешь и ржем. И Вагнер ржет. Мол ха-ха, напугали, все это байки.
Вагнеру уезжать было надо в тот день из лагеря насовсем, но младшие же об этом не знали. Вечером он в столовой, так чтоб видели первокурсники, вдруг схватился за горло, стал хрипеть, выпучил глаза (наш кружок самодеятельности сработал), сел на пол, а потом свалился на бок, и стал быстро бледнеть (укольчик сделали загодя безвредный), дернулся и затих.
Мы заверещали, позвонили типа в больничку, на самом деле знакомому фельдшеру в деревне. Он с приятелями приехал на машине Скорой, все в белых халатах. Подошли к Вагнеру, ткнули ему пальцем в сонную артерию и констатировали громко «Сдох».
Не торопясь так, на носилках отнесли в машину Скорой, покурили, чтоб первокурсники подольше видели «труп», и уехали. Лилит такая в тишине и говорит: «Это же Конь Белый. К нему подходил сегодня Конь Смерти».
Через два дня нужно было копать ту самую гробницу, про которую и ходила легенда о Белом Коне. И идти туда надо было именно за туалеты, то есть мимо Белого Коня, который, само собой ждал как раз на дороге. Младшаки в ступоре застыли и не моги сдвинуться. Профессор поставил нам зачет.
Потом он стал стыдить первокурсников, что верят всякой лаже и в конце концов сказал, что, кто сейчас не пройдет мимо коня к гробнице, тому трусу нечего делать в археологии. Так первый курс впервые забарывает страх и идет через грань смерти. 19 человек испугались и не пошли – их отчислили сразу, там на месте.
«Ах вы сучата, – ласково думал я, – так вот где вас таких растят подонков».
Лилит решила объяснить «мне бестолковому»:
Это специальная педагогическая игра. Первокурсникам потом объясняют, что сказку выдумали второкурсники, а через год они сами должны научиться выдумывать такие сказки. Археолог должен понимать, что все страшные сказки про гробницы и заколдованные города, все страхи господни выдуманы какими-то старшекурсниками из разных эпох, и он, если он археолог, то не боится.