Деньги, которые он так легко тратил, были не его, а отцовские, которые он постоянно брал в долг. Бесконечно это, разумеется, продолжаться не могло: уже через три месяца нашей совместной жизни я почувствовала, что мы уверенно движемся в финансовый тупик. Сына своего отец любил, но сколько можно было его содержать. К тому же мой свекор был известным на всю округу скрягой, и, думается мне, он и так долго терпел выходки своего сына.
И вот однажды чаша терпения переполнилась.
– Видеть тебя больше не хочу! Ты мне больше не сын, и меня не волнует, где ты и что делаешь.
Такая угроза срывалась с его губ и раньше, но сейчас, похоже, он был непреклонен в окончательности своего решения.
Кредиторы налетели на нас со всех сторон как рой пчел. У двери нашего дома денно и нощно дежурили люди из ресторана, ювелирной лавки, магазина с шелком, даже от ростовщика. Будучи единственным сыном богатых родителей, он никогда не бывал в подобной ситуации, поэтому его теперь повсюду сопровождали нервозность и страх. Стоило звукам шагов раздаться за дверью, как его голова вжималась в плечи, а лицо бледнело. И каждый раз мне было жаль видеть его таким. Ведь это из-за меня он испытывал такие трудности. Но он, тем не менее, ни разу не высказал никаких претензий и не проявил свою ненависть ко мне. На него было жалко смотреть, и во мне заговорили угрызения совести.
– Тяжело же вам приходится из-за меня? Это я во всем виновата…
– Да ты что? И вовсе ты не виновата, это все я… – он от стыда опускал голову.
А ситуация тем временем становилась все более критической. Внезапно выяснилось, что совсем недавно, поддавшись соблазну и уговорам своего приятеля, он подделал личную печать своего отца и взял под его имя деньги в долг. Тот, кто дал ему эти деньги, разумеется, знал о подлоге, но сейчас, когда отец наотрез отказался отдавать долг назад, бросился угрожать доносом в полицию, мол, я там все расскажу и о поддельной печати, и о твоем мошенничестве, если не вернешь все до последней воны в течение недели. Мягкий и нерешительный по своему характеру, он весь извелся и даже лицом пожелтел. Несколько раз он пытался уговорить мать, чтобы она убедила отца, и даже пытался поговорить с отцом лично, но по его нахмуренным бровям и опустившимся плечам было понятно, что цели своей он не достиг. Он то и дело нетерпеливо вскакивал с места, затем снова садился, снова вскакивал, и нервно расхаживал по дому, не зная, что делать.
Он мог в течение долгого времени сидеть совершенно неподвижно, словно каменное изваяние Будды, рассеянно слушая ветер и полностью погрузившись в свои мысли.
Наступил вечер предпоследнего дня той самой недели, которую ему отмерили кредиторы. На высоком летнем небе висела яркая луна. Поужинав, мы вышли на улицу, сели на скамейку и начали смотреть на луну. Приятное воспоминание неожиданно всплыло у меня в голове.
– В прошлом году в это время мы катались по реке Ханган…[2]
Перед моим взором предстали набегающие прохладные волны реки и корабль, разбивающий собственную тень на воде. Мне вдруг стало жарко и невыносимо тоскливо на душе. Но даже при всем моем бесстыдстве, у меня не хватало совести просить его отвезти меня покататься на лодке. Он вон даже голову не мог толком поднять на луну, весь в раздумьях о своих долгах, о какой прогулке могла идти речь?
– Такой красивый вечер, а я сижу дома и даже выйти не могу…
Я уже скучала по бурной жизни кисэн. Сожаление о своем решении начать замужнюю жизнь накрыло меня с головой. Откуда-то послышался плач, а когда я обернулась, то увидела, что это плачет он.
– Почему вы плачете?
Он не сразу ответил. Всхлипывания мешали ему связно говорить.
– Если я сяду в тюрьму, ты… ты снова станешь кисэн?
Он посмотрел на меня со слезами на глазах. Внутренне я вздрогнула. Как это он так точно угадал мои мысли? Внешне же я, как опытная женщина, вежливо удивилась.
– Что это вы такое говорите?
– Ну, если я буду в тюрьме, ты, наверное, снова будешь пользоваться большой популярностью у других мужчин!
Мне было, конечно, немного жалко, что он будет сидеть в тюрьме, но говорил он все верно. Вслух же я сказала совершенно другое.
– Какие глупости! Пусть даже вас и посадят в тюрьму, но ведь это не значит, что я больше не ваша! Разве я могу снова вернуться к судьбе кисэн? Я лучше буду жить в доме вашего отца и дожидаться вас.
С моих уст словно стекал сладкий мед. Он, кажется, был потрясен моими словами.
– Это правда?
– Конечно, правда!
– Ты будешь ждать меня, хранить верность и не встречаться с другими, пока я буду в тюрьме?
– Именно так, буду ждать вас и хранить верность только вам.
Я послушно повторила за ним его слова, а самой внутри стало смешно от слова «хранить верность». Будто какой рассказ из средневековья читала, ей-богу.
– А если я не пойду в тюрьму, а умру?
Он пристально посмотрел на меня. Его взгляд был необычно острым, поэтому я отвернулась от него.
– Тогда я тоже умру вместе с вами.
Какой же я нехороший человек! Я тихонько запела народную песню, в которой говорилось о верности жены своему мужу. Услышав, как я пою, он вдруг резко вскочил на ноги, словно приняв какое-то важное решение.
– Пойдем внутрь дома, я хочу поговорить с тобой.
Наверное, помиловаться хочет напоследок, подумалось мне. В нем все еще оставалась какая-то непонятная стеснительность, он даже за руку не мог меня взять при людях, поэтому все проявления чувств у нас всегда происходили за закрытыми дверьми. А в последнее время он ластился ко мне постоянно, из-за всех его сложностей с финансами. Смекнув, что и в этот раз он позвал меня в комнату с этой целью, я сначала хотела немного поломаться из кокетства, но потом вспомнила его слезы, пожалела его и вошла в комнату вслед за ним. Он тут же закрыл за нами дверь. Ну что ж, похоже, я не ошиблась в своих предположениях.
– Зачем вы закрываете дверь, июнь на дворе? Жара невозможная…
Он никак не отреагировал на мои слова. Раньше он бы начал усиленно подмигивать и махать руками, мол, тише, но сейчас он просто сидел напротив меня с непроницаемым и серьезным выражением на лице. Через некоторое время он совершенно спокойно произнес:
– Зачем нам жить на этом свете, унижаясь? Какое удовольствие от такой жизни? Может, нам лучше умереть?
«С ума, что ли, сошел, – про себя подумала я, – С какой стати мне умирать?». Но вслух легко согласилась:
– Конечно, лучше умереть!
– Ты согласна умереть вместе со мной?
– Умереть вместе с вами станет желанным избавлением для меня!
– Я тоже ни о чем не буду сожалеть, если ты будешь рядом со мной.
Его голос дрожал. Я тоже добавила нотку дрожи в свой голос.
– И я не буду ни о чем сожалеть.
– Мне приятно это слышать, но правда ли это? Ты действительно согласна умереть вместе со мной?
– Отчего же столько сомнений в вашем голосе? Если я говорю, что согласна, значит, согласна. Вы что же, не верите мне?
Я сделала вид, что его слова разозлили меня. Вся ситуация меня очень забавляла, я чувствовала себя, словно играю в театре на сцене. О смерти я и не помышляла, но стало приятно, что мне удалось выразить свои чувства к нему. Он резко поднялся с места, видимо, решив, что хватит разговоров, принес свою сумку и достал из нее белый пакет. В пакете оказались две таблетки, каждая размером с орех каштана.
«Это же опиум!»
Я немного удивилась, но не испугалась. Я уже несколько раз наблюдала, как он показывал эти таблетки своей матери, угрожая, что выпьет их, если отец не даст ему денег. И угрозы эти работали, родители ему действительно давали денег после этого. Поэтому страшного ничего в том, что он эти таблетки вынул, не было. Страшно немного стало от того, что он вынул их после предложения умереть вместе. Он достал бутылку с водой, и по лицу его начали стекать крупные слезы. В этот момент мое сердце заныло от нехорошего предчувствия.