Я оторвал взгляд от этого небывалого зрелища и посмотрел на старика. Он казался на удивление спокоен, в то время как меня поколачивала нервная дрожь и мурашками покрылось все тело.
– Ну, пожалуй, пора прощаться, – Его голос звучал твердо и возвышенно. – Ты за мной не ходи, оставайся здесь, на всякий случай.
Он протянул мне руку. Я машинально пожал ее.
– Прощай, – сказал старик, повернулся и пошел в сторону болота, но, сделав несколько шагов, остановился, повернулся и сказал:
– Знай, – смерти не существует!
И зашагал к мостику, а я остался стоять, не в силах промолвить ни слова. Он дошел до канавы, встал на мостик и повернулся ко мне лицом. Позади него, словно нож гигантской гильотины, с треском и свистом мелькал серебряный луч, с каждой секундой все ближе подбираясь к старику. Мы стояли, не двигаясь, и смотрели друг на друга. Вот луч в очередной раз пронесся по болоту и вдруг, не дойдя до леса, остановился, завибрировал и медленно пошел назад. Похоже, что он, наконец, нашел то, что искал. Теперь, когда луч был так близко от меня и не носился со страшной скоростью перед глазами, я сумел хорошо рассмотреть его. Был он около двух метров в диаметре и лишь отдаленно походил на луч света. Скорее, он напоминал столб серебристой флюоресцирующей пыли. Я, как завороженный, наблюдал, как луч медленно, как бы крадучись, подполз к старику и коснулся его плеча. Старик, стоявший до этого совершенно неподвижно, видимо почувствовал это прикосновение, потому что поднес сложенные рупором ладони ко рту и, стараясь перекрыть треск и гул, крикнул:
– Лену и Алешку береги! Прощай!
Столб светящейся прозрачной пыли накрыл его. И тут я отчетливо увидел, что на мостике стоит вовсе не старик. Я просто не мог поверить своим глазам. Рваная куртка, темно-синяя фетровая шляпа, обрезанные голенища сапог, темные волосы, молодые глаза… Еще какую-то секунду я видел смазанные, размытые контуры сквозь серебряную дымку и вдруг раздался громкий хлопок, как будто чихнул неисправный двигатель автомобиля, и все пропало. Мостик через канаву был пуст. Не было ни столба пыли, ни старика. Я стоял один, совершенно оглохший от наступившей вокруг тишины.
Первая мысль, пришедшая мне в голову, как только я немного очухался: "Старик упал в канаву!" Поэтому я со всех ног кинулся к мостику. Но в канаве старика не оказалось – я даже спустился к самой воде и заглянул под бревна. Нереальность всего произошедшего за последние двадцать минут настолько выбила меня из колеи, что я только сейчас заметил, что до сих пор продолжаю судорожно сжимать в кулаке сигарету старика. Я разжал пальцы, и коричневые крошки табака упали в коричневую болотную воду. Старик растаял в воздухе бесследно, ничего не осталось. И тут я вспомнил о чемодане. Я привстал на цыпочки и посмотрел в сторону полянки с поваленной березой. Около пня стоял черный “дипломат”, а рядом с ним моя корзина с грибами.
“Дипломат” оказался довольно тяжелый. Я положил его на пень, присел на корточки и щелкнул двумя блестящими замками. Видимо, крышка была сделана на пружине, потому что сама стала медленно открываться. Под крышкой, прикрывая содержимое, лежал белый лист плотной бумаги, на котором крупными буквами, по-видимому, фломастером, было написано:
“ МНЕ ОТ МЕНЯ ”.
И стояла подпись, очень похожая на мою собственную. Я приподнял бумагу. Сверху лежала белая папка, рядом с ней бумажный конверт, а под ними ровными рядами были уложены пачки стодолларовых банкнот. В правом верхнем углу, вместо одной пачки лежал небольшой кожаный мешочек. Я встал и огляделся по сторонам. Сюда редко забредали грибники, место было довольно глухое. Я взял конверт, вынул из него сложенный лист бумаги с рукописным текстом и развернул его.
"Решил написать тебе в последний момент, так как боюсь, что не успею или забуду сказать обо всем, о чем хочу. Извини, что пишу от руки, но, надеюсь, свой почерк ты поймешь. Доллары пока спрячь. Я знаю, что сейчас в стране, где ты живешь, за двадцать долларов в кармане могут отправить туда, “где доски растут”. Но, поверь мне, так будет не вечно. Очень скоро, через два года или даже раньше, “Союз нерушимый”, доведенный бездарным правительством до всеобщей карточной системы распределения продуктов, табака, мыла, водки, до многочасовых очередей за хлебом, до абсолютно пустых прилавков, до последней черты, развалится на составные части. Семидесятилетнему безраздельному господству коммунистов наступит конец. В Москве с пьедестала сбросят памятник “Железного Феликса” и начнется бардак – ранняя стадия капитализма – со всеми его “прелестями”. Россия скатится в пропасть нищеты, безработицы и криминала. И вот тогда, чтобы выжить, тебе эти доллары понадобятся.
Я так уверенно это заявляю, потому что в моей реальности в 1996 году уже давно никто не строил коммунизм, доллары свободно продавались в любой сберкассе, а основная масса населения не могла свести концы с концами. Но те изменения, которые мне пришлось сделать в вашем мире, привели к тому, что все глобальные и наиболее значимые события у вас стали происходить с опозданием на несколько лет по сравнению с моим миром. Удивительно то, что все это совершенно не затронуло судьбы конкретных людей (во всяком случаи тех, кого я знаю). Ты и я женились в один и тот же день на одной и той же девушке Лене, день в день у нас родился сын Алешка, и сегодня в первый понедельник августа 1996 года я в своей капиталистической реальности и стране, которая уже не называлась Советским Союзом, и ты, живущий в СССР под мудрым руководством КПСС, встали оба рано утром и отправились в этот лес.
Есть такая поговорка – знать бы, где упаду, – соломки бы подстелил. А я знал не только где, но и когда. Поэтому сегодня я оказался в лесу у болота и остановил тебя, не дав ступить на мостик. Скорей всего, ничего страшного с тобой не случилось бы – шишка на затылке и мокрая одежда. Но кто его знает, ведь я тридцать шесть лет назад в этот день в первый понедельник августа 1996 года упал с мостика, и вернуться домой уже не смог никогда. Правда, на это существовали определенные причины, которых сейчас нет. Прочитав содержимое белой папки, ты поймешь, о каких причинах я говорю. То, что ты видел несколько минут назад (я надеюсь, что и в этот раз зрелище оказалось впечатляющим), подтвердит мои слова.
P.S. В кожаном мешочке – алмазы".
Подписи не было. Почерк, действительно, очень походил на мой. Я сложил письмо и сунул его в карман. Я ничего не понял. О каком капитализме в СССР он говорил? Это же бред! Почему он решил, что я обязательно свалюсь в канаву именно сегодня? Кто он, вообще, такой? Что, черт побери, все это значит? А, главное, для чего все это? Может, это какая-то проверка или эксперимент. Ходили же слухи, что КГБ ставит опыты с психотропным оружием на совершенно ничего не подозревающих людях. Может, я подвергся действию гипноза или старик всучил мне сигарету с сильным галлюциногенным наркотиком? Да, но чемодан! Я готов поклясться, что он вполне реальный.
Я взял из чемодана кожаный мешочек, развязал стягивающий его шнурок, положил на траву бумажный лист с подписью старика и вытряхнул на него содержимое мешочка. Несколько десятков сверкающих на солнце небольших стеклянных камешков рассыпались по листу…
§§§
– Сережа! Ну посмотри, что ты делаешь!
Голос жены вывел меня из состояния задумчивости, и я посмотрел, что же я делаю. Оказалось, я сижу и крошу ножом совершенно червивый подосиновик в миску с хорошими грибами. Я стал выковыривать подосиновик обратно, но Лена остановила меня:
– Не надо, Сергей, иди лучше отдыхай. Я сама дочищу, все равно от тебя толку никакого, ты уже спишь на ходу.