Потом Михалыч обернулся к парням:
– Ну, чего вы тут стоите, зенками лупаете, а ну давайте, берите косы и пойдем, покосим нашей красавице на завтра пропитание, – перемена в его тоне была столь неожиданной, что мальчишки даже остолбенели.
– Вон косы стоят, – это он уже строго указал на угол в сарае. – Берите, берите их. Не стесняйтесь. Пойдём. Покосим маленько.
Сашка умел хорошо косить, а Ленька не мог, он даже траву кроликам только серпом резал и к косе никогда не прикасался, поэтому он честно сознался:
– Михайлыч, а косить-то я не умею.
Михалыч с удивлением посмотрел на Лёньку:
– Молодец, что сознался. Но и для тебя работа найдется. Мы будем косить, а ты собирать траву и в мешки складывать.
Он прошел в другой угол сарая, покопался там и кинул Лёньке несколько мешков:
– На, держи. Ну, а уж потом все вместе и донесём, – с этими словами он взял косу и вышел из сарая.
Идти пришлось недалеко – на соседний косогор.
Придя туда, Михалыч с Сашкой принялись за работу. У Михалыча, из-под косы, трава падала снопами. У Сашки получалось это намного хуже, но они быстро накосили столько травы, что её едва удалось затолкать в принесённые мешки.
Каждый взвалил себе по мешку на плечи, и они вернулись в сарай, чтобы подкормить ожидавшую их Рыжуху.
Чтобы подружиться с этой норовистой кобылой, Лёнька осторожно подошел к ней, погладил по холке и протянул несколько пучков только что срезанной травы. Рыжуха покосила на него огромным глазом, а потом осторожно взяла предложенный пучок и начала жевать. Лёнька понял, что Рыжуха признала его и, как и Михалыч, погладил её по холке, а потом высыпал в кормушку один из мешков со скошенной травой.
Но тут хозяйка позвала их в баню, и Михалыч вновь приказал парням:
– Быстро схватили вёдра и натаскайте туда воды, – он указал рукой на небольшую избенку из катаных бревен.
– А где вёдра-то, – недоуменно спросил Лёнька.
– Там и стоят они, радёмые. Вас дожидаются, – уже весело прибавил Михалыч.
Лёнька открыл дверь и заглянул внутрь избёнки. В предбаннике стоял огромный чан для воды и передняя часть железной печки. Сейчас дверка в ней была прикрыта, но было видно, что внутри мерцали раскаленные угли прогоревших дров. Как только Лёнька приоткрыл вторую дверь, то на него пахнуло жаром и невероятно вкусным ароматом распаренных берёзовых веников, поэтому он сразу же её прикрыл, чтобы жар зря не уходил.
Заглянувший в баню Михалыч, нетерпеливо скомандовал:
– Чего стоим? Кого ждем? Хватаем вёдра и таскаем воду.
Парни схватили по ведру и помчались наперегонки к ручью, который находился метрах в двадцати ниже.
Они, сделав по три ходки, быстро наполнили чан в предбаннике, а когда Михалыч убедился, что чан полон, то вновь скомандовал:
– Ну, а теперь – мыться!
Парни в предбаннике разделись и зашли в парную. Внутри было очень жарко и Лёньке пришлось прикрыть рот рукой от обжигающего, сухого воздуха.
Для него это всё было вновь. Ведь до этого он никогда не парился в такой бане.
Следом за ними зашел Михалыч и хитро посмотрел на мальчишек:
– А чего это вы тут внизу сидите? Марш на полок. Сейчас буду вас веничком обрабатывать.
Пока мальчишки забирались на верхнюю полку, Михалыч плеснул воду на камни, которыми была обложена печка.
Мальчишек тут же сдуло с верхней полки. Их обдало таким жаром, что дыхание было мгновенно перехвачено, а глаза непроизвольно закрылись. С диким рёвом они спрыгнули на пол.
Иван Михайлович посмотрев на них, рассмеялся:
– Слабаки. Ну-ка лезьте наверх и укладывайтесь там. Щас я вас там обработаю, – пообещал он.
Делать было нечего, и пацаны вновь забрались на верхнюю полку.
Иван Михайлович уже больше не подливал воду на голыши, которыми была обложена печка. Наверху, на полке, было и так очень жарко.
Он поднялся к растянувшимся на полке мальчишкам и принялся хлестать их веником, который был им предварительно распарен и лежал в большом цинковом тазу.
Обработанные веником, мальчишки спустились вниз и в изнеможении выползли в предбанник.
Иван Михайлович тоже вышел вместе с ними. Взял большой кувшин с квасом и жадно начал пить из него. Лёнька с Сашкой тоже жадно припали к кувшину.
У Ивана Михайловича на животе был огромный шрам. Скорее всего, это был отголосок войны. Иван Михайлович тоже воевал, как и Петрович. Это краем уха слышал Лёнька, когда их кормила баба Лена. Они даже вспоминали о временах, когда они воевали в одной роте.
После бани мальчишки с Михалычем едва добрели до дома, где баба Лена напоила их чаем и уложила спать на печке.
На ней была расстелена медвежья шкура, накрытая плотной простыней, на которой мальчишки мгновенно заснули.
Глава четвёртая
Утром мальчишек еле-еле растолкал Иван Михайлович.
Он встал намного раньше, взнуздал Рыжуху и запряг её в телегу.
Баба Лена напоила ребят сладким чаем и они, сложив вещички в телегу, тронулись на выезд из Золотой Горы.
Баба Лена на прощанье расцеловала мальчишек и, глядя на них повлажневшими глазами, пожелала:
– Ну, ребятушки мои милые, счастливо вам добраться. Идите осторожно. По сторонам смотрите, от Михалыча не отходите. Дай Бог, если всё будет удачно, придете в Комсомольск после полудня, – она долго стояла у порога дома и смотрела вслед мальчишкам, пока телега не скрылись за дальним поворотом дороги.
Рыжуха не спеша шла по извилистой грунтовой дороге, заросшей по обе стороны густым лесом. Это уже напоминало тайгу, которая в воображении Лёньки такой и должна быть.
С одной стороны дороги протекала небольшая речушка, то пропадающая в зарослях тальника и берез, то появляющаяся вновь. С другой стороны, она была покрыта густым лесом, в котором стали попадаться ели и множество лиственниц. Чем дальше они отходили от Золотой Горы, тем чаще начали встречаться хвойные деревья.
Вокруг стояла тишина. Только слышался шелест листвы, журчание речушки, да в лесу всё чаще и чаще раздавались певучие голоса каких-то птиц.
Иван Михайлович шёл впереди. Он держал Рыжуху под узду, а мальчишки двигались следом, ухватившись за борта телеги и, иной раз, запрыгивая в неё.
Иван Михалыч этими действиями пацанов был недоволен. Он то и дело сгонял их с телеги.
Если телега шла в гору, то он недовольно кричал ребятам:
– Нечего лошадь нагружать. Ей и без того её тяжело тащить. Сами идите. Ноги не обломятся, да телегу подталкивайте. Не баре какие. Руки не обломятся.
Ну а если телега катилась под гору, приказывал:
– Хватайтесь за бортик, не давайте телеге разгоняться. Держите крепче, не фелоньте!
В телеге был какой-то груз, накрытый брезентом и плотно привязанный веревками к бортам.
Мальчишкам, конечно, было понятно, что Рыжухе приходиться нелегко. Поэтому все приказы Иван Михалыча они выполняли без обид.
Лёньке всё вокруг было интересно, и любая мелочь привлекала его внимание.
– Что за речка? Как называется? – был его первый вопрос к Михалычу, как только у дороги появился звонкий поток воды.
– А это и есть Хугдер, – Иван Михайлович усмехнулся. – Не смотри, что он такой малый сейчас. По весне он бурлит, как взрослый. А там, дальше, – он махнул рукой вперед, – он будет ещё ширше.
Мальчишки быстро освоились в незнакомой обстановке.
Лес становился всё гуще и гуще. Сосны, лиственницы, и лиственные деревья, росли вперемежку. Таких хилых деревьев, как около города Зея, здесь практически не было. Берега вдоль речки почти не просматривались, настолько они заросли тальником.
В одном месте, где дорога пересекала речку, они остановились и набрали воды.
Вода была холодная и вкусная. От неё даже ломило зубы.
Михалыч, нашёл заводь, где вода была потеплее, набрал её в чистое ведро и дал попить Рыжухе. Подождав, пока лошадь напьётся, они вновь тронулись в путь. А пока Рыжуха осторожно пила воду, у пацанов хватило времени, чтобы поплескаться в воде и побрызгать ею друг на друга.