Как оказалось, дракон, он же правитель Бор-града, подхватил морозное дыхание Карачуна, когда сражался с последним.
– Победил хоть? – спросила я.
Дракон горделиво приосанился – мол, а то.
– Лучше бы не выпендривался, – сказала бабка. – Карачун он и есть Карачун. Никому его не победить, а вот он любого заморозит. Ну, сожрал ты его. И что? Он все равно возродится о следующем годе, зато ты и через два ни разговаривать, ни огнем дышать не сможешь!
Тут только я сообразила, о каких фейерверках шла речь. О самых что ни на есть натуральных, изрыгаемых драконом. Ну ничего себе! Впрочем, откуда тут искусственным взяться? Порох-то поди еще не изобрели.
– Это вам не радикулит кирпичом поджаривать! – обернулась бабка к нам с Поэтом. – Хотя, кирпич я, кончено, попробую, не сомневайтесь.
Мы дружно покраснели.
Дракон замотал головой.
– Чего это он? – я с опаской отодвинулась.
– Не доверяет, – ехидно заметила Настасья Изяславна. – Сердится, кого, мол, привела.
Ах, не доверяет?! Ну, пресмыкающееся, мы сейчас продемонстрируем все свои умения!
Демонстрировать особо не пришлось. Диагностика показала гнойную ангину, готовую перейти в бронхит. Огненные железы воспалены и требуют быстрых лечебных мероприятий. Но, увы, для их врачевания нет и быть не может никаких медико-экономических стандартов.
Мы с Поэтом устроили маленький консилиум, заняв одну из келий и поминутно выпроваживая то нашу бабку, то стрельцов, то прислугу, которые якобы «ошибались дверью», а на самом деле вваливались, дабы поглазеть на странных лекарей.
– Да тут же чертова уйма препаратов потребуется, – говорил Поэт, морщась от разворачивающихся перспектив целительской практики. – Где в этой дремучей старине их взять? Травки заваривать?
– В количестве пары килограммов на прием, – уныло подхватывала я.
– Вот именно.
– Зимой.
– Вот именно.
– Другие варианты?
– Прогревание.
– Чем?
– Ну… Устроить костер, например. Большой.
– Ты уверен, что это поможет? Даже если посадить дракона в самый центр и подкидывать дровишки со всех сторон? Скорее, получим копченого ящера…
Так мы перебирали варианты, понимая, что ничего толкового не придумаем. Периодически заглядывающая бабка советовала нагреть кирпич, и мы уже сами почти раскалились до белого каления, когда вошла Дуняша, девушка из прислуги и в то же время дочь какого-то знатного вельможи.
Мы не сразу ее прогнали, видимо, просто устали или задумались. Поэтому когда она тихо спросила «А нельзя ли как-то вылечить правителя, чтобы без фейерверков», даже не поняли, о чем это она.
Дуняша объяснила. Иногда правитель, да множатся его лета, пускает фейерверки, не рассчитав богатырской силушки, и полгорода, бывало, как не бывало. Дома здесь сплошь деревянные, просмолённые, одной искры достаточно, чтобы заплот занялся, а потом на другой, соседний перекинулся. А потом отстраивать терема на пепелище – задачка еще та…
Мы, как говорится, и вовсе пригорюнились.
– Вот если бы чего-нибудь такое, – начала я, – чтобы и вылечивало, и огня боялось…
Тут смотрю – взгляд Поэта проясняется, да и сам он вроде бы выше становится.
– Есть, – говорит, – есть такое средство!
Через некоторое время жители Бор-града могли наблюдать и дивиться, как наша троица – я, Поэт и простреленная бабка – катим по улице к правительственной резиденции металлическую бочку. Ну да, пришлось сгонять обратно в наше время. А что делать? Тут эдакое снадобье, как и порох, еще не изобрели.
– Значит, так, – сказали мы правителю. – Вот этой жидкостью… нет, ты не кривись… да, пахнет неприятно, ну так лекарство и не обязано быть вкусным… Значит, будешь им смазывать горло. Изнутри. Каждый день. По три раза. Скоро сможешь разговаривать. А огонь изрыгать – про это забудь. Если не навсегда, то надолго. Иначе сгоришь на месте. Нет, другого способа вылечиться не существует. Да и этот секретный. Никому про него ни словечка, ни рыка, ни полрыка.
Оставили просматривать за драконом Дуняшу. Она слезно благодарила, обещала через бабку новости слать и сласти всякие. Мы сказали, что нам достаточно новостей. Лишь бы все были здоровы.
Следующее дежурство с Бабулиным случилось через два дня. Он пришел мрачный, небритый, на нас не смотрит. И сразу к тумбочке. Мы снова не успели рта разинуть, а он достает нашу полбутылку, допивает ее из горла, а потом швыряет на стол листок.
– «Благодарность», – вслух читает Поэт.
– Благодарность, – рычит Бабулин. – Вы дальше, дальше читайте.
Ну, мы прочитали. Некая Настасья Изяславна Светлоокая благодарила врачей скорой целительской помощи за своевременно оказываемую помощь, а также отмечала новаторство в лечении пациентов. Тогда как врачи-ретрограды используют сплошь антибиотики, пребиотики и прочие тетрациклины, новаторы, какой бы диагноз не подтвердился, применяют кирпич да керосин – первый снаружи, второй внутрь. И, что самое удивительное, хворь как рукой.
Мышь хихикнула. Бабулин ощерился:
– Вы чего натворили, Пилюлькины доморощенные? Что, блин косматый, за кирпич да керосин?
– Ну… – протянул Поэт. – Керосином меня мама всегда лечила. Авиационным. Гланды мазала, когда ангина. А нагретым кирпичом…
– По башке тебе настучать! – заорал Бабулин. – Надо мной уже полгорода смеется, блин дырявый! Баба Настя по телевизору и по радио с аналогичными благодарностями выступила! Вот как знал, ничего вам доверить нельзя!
– Но мы же вылечили, – сказала я. – Здоровые пациенты говорят спасибо.
Поэт и Мышь согласно кивнули.
Бабулин закатил глаза, рухнул на кушетку и вырубился.
– Дежурная бригада, на выезд!
Мы с Поэтом вздохнули и поднялись.
– Меня возьмите, – пискнула Мышь. – Я тоже много нетрадиционных методов лечения знаю.
Мы согласно кивнули и поехали втроем. А что делать? Для нетрадиционных пациентов только и остается, что использовать нетрадиционные методы.
Главное – чтобы все были здоровы.
Глава 3. А сколько глаз у нас? Четыре!
Не продавцы мы, не строители,
И это, право, не беда,
Мы экстрасенсы и целители, да,
И костоправы иногда.
– Нет, – ответила Мышь.
– Почему? – опешила я.
Зря, что ли, я пришла в студенческую общагу? Сокамерники Мыши разъехались на каникулы, и я, оставив бабу Олю на попечение соседки тети Раи, впервые решила встретить праздник вне дома, чтобы она, Мышь, выполнила мою просьбу. А тут на тебе. Сидит, стучит спицами и не соглашается.
– Потому что для меня это очень серьезно, – серьезно сказала Мышь.
– Так и для меня тоже! Слушай, Мышь, ну мне правда очень надо. Погадай, а?
Тут Мышь, наша тихоня-скромняга Мышь разразилась тирадой, по тону очень близкой к гневной. Размахивая вязальной спицей, заявила, что, мол, она не гадает, а только предсказывает наиболее вероятное будущее, которое далеко не стопроцентное; действительно оно лишь в ближайшие полгода, зато его знание (без особой на то нужды) может существенно повлиять на ход событий.
– Ну и пусть влияет, – легкомысленно заявила я. – Сегодня же у нас какая ночь? Волшебная. Еще классики писали: раз под старый новый год девушки гадали…
– Под какой старый новый год? – опешила Мышь, которая еще чуть-чуть и сдастся под моим напором. – У Жуковского дело происходило в крещенский вечерок!
– В крещенский вечерок во время святок, – не стала спорить я. – А святки у нас когда? С шестого по девятнадцатое. Сегодня тринадцатое, значит, гадать – самый тазик. Так что ты это… Не отвлекайся на лишние препирательства. Наш девиз, как мир, суров: больше дела, меньше слов! Давай, доставай свое карточное воинство и вперед, на баррикады!
Мышь сдалась. Отложила недовязанный носок – полосатый, красно-желтый, и проткнула одним точным движением оба клубочка. Хмуро полезла в заветный сундучок за заветной колодой.
– Тебе ведь все равно нужна практика, – продолжала я крыть аргументами. – Помнишь, что Алиса Петровна говорит на каждом занятии?