– Пап, перестань меня трясти, у меня бейсболка на лицо съехала.
– Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать?
– Нет.
– Хорошо. Это неважно. Потому что… Ну, чего ты ждёшь?
– Жду, когда ты скажешь, почему это неважно.
– Папа просто волнуется, – сказала мама, хватая меня за чемодан, – но волноваться не о чем, правда?
Она посмотрела на папу.
– Да, – выдавил он. – Совершенно не о чем.
– Вы какие-то странные сегодня, – сказал я.
– Ничего подобного, – вставил папа. – Ты собираешься залезать в этот самолёт или пойдёшь пешком?
– Дядя Кларк живёт на острове Кура-Кура, – сказала мама. – Точного адреса у меня нет, потому что дядя Кларк не признаёт адресов. Но ты поспрашивай местных, они все его знают. Найди его и вручи ему тапочки. Это ужасно важно. Мы доверяем тебе великую миссию.
– Ты теперь вроде как агент иностранной разведки, – пошутил папа, дёргая себя за волосы.
Мама ткнула его локтем в бок и даже не улыбнулась.
– Пожалуйста, – попросила она.
– Вручить тапочки дяде Кларку – это моё самое сильное желание, – так я ей ответил, – но, сперва побездельничаю как следует.
Родители опять затряслись от переполнявших их чувств, и слёзы выступили на их глазах.
– У тебя вряд ли найдётся минутка для отдыха, – всхлипнула мама, – ведь тебе надо разыскать… дядюшку.
– Как всё это трогательно! – завывал папа.
– Как всё это странно, – думал я.
Они рыдали так, что я думал, с ними сделается припадок. Только потом я узнал… Ну, я вам уже говорил.
*******
В самолёте мне улыбалась красивая стюардесса с каштановыми волосами. Я улыбался ей в ответ. По-моему, стюардесса улыбалась гораздо дольше, чем позволяли нормы приличия. Я тоже продолжал улыбаться, чтобы не ударить в грязь лицом. Уголки губ у меня задрожали, а лицо перекосила судорога.
Улыбка стюардессы стала ещё более дружелюбной и широкой. Потом она зачем-то скосила глаза на переносице, и улыбка её переросла в масштабный заразительный зевок. Я зевнул ей в ответ, и остался крайне недоволен собой. Стюардесса отправилась за напитками, то и дело спотыкаясь на каблуках.
Из иллюминатора я увидел, как мой отец выделывает некий замысловатый танец, а мать ходит вокруг со шляпой, в которую люди бросают деньги. У меня хорошая семья. Наверное.
Загудели двигатели. Самолёт вырулил на взлётную полосу и стал набирать скорость.
Глава 2
Необычное знакомство
Остров Кура-Кура. Дурацкое название. Две пересадки в аэропортах. Смена часовых поясов, лёгкое головокружение. Море иностранцев со всех концов мира. Зевающая стюардесса. Почему-то одна и та же в разных самолётах. Может быть, она преследует меня, чтобы щедро поделиться своей отчаянной зевотой? Я откинулся на спинку кресла и задумался, как вытащить из чемодана альбом для рисования, чтобы чемодан не взорвался от переполняющих его вещей. Полёт проходил нормально. Это была последняя часть рейса. Скоро мы прибудем на остров.
*******
Надо сказать, что стюардесса выглядела очень, очень, очень усталой. Мне даже было немножко страшно за неё. Она сидела в своём кресле, уперев локти в колени и ероша волосы. Она храбро боролась со сном, но каждые четыре секунды её голова съезжала набок, и она тут же отдёргивала её вверх, чтобы через положенные четыре секунды ерошения волос, голова опять съехала вниз. Пассажиры, которых в этом самолёте было человек десять, тактично ничего не замечали.
Надо сказать пару слов о самолёте. Он был старый. И ржавый. И дребезжал так, словно его било током. Подпрыгивая в кресле, утомлённый долгим полётом, я вдруг понял, что про этот самолёт надо написать поэму. Я начал её так:
Дальше я сочинять не стал, решив, что этого вполне достаточно.
Невзирая на трудности полёта, я мужественно фотографировал облака и крыло самолёта, которое торчало прямо под иллюминатором. Для этой цели я перегнулся через одного толстого господина в яркой гавайской рубашке, испачканной пылью и кофе. Поверх рубашки на нём было длинное бежевое пальто, из тех, что носят киношные детективы. Толстому господину не доставляли большого удовольствия мои упражнения с фотоаппаратом. Когда я упёрся локтями ему в живот, чтобы легче было держать фотоаппарат, он любезно уступил мне место у окна. Думаю, он очень вежливый человек.
Полёт проходил нормально.
Не считая сонной стюардессы, других развлечений на борту этого самолёта не было. Все пассажиры, и я в том числе, тоже хотели спать. Но мы не шли ни в какое сравнение со стюардессой.
Самолёт был небольшим стареньким гидропланом, и умел взлетать и садиться на воду. Больше он не умел ничего.
Я решился достать альбом для рисования, чтобы закончить моего монстра. К несчастью, альбом покоился на дне чемодана, прямо под мешком со столярными инструментами. А чемодан лежал на полке для багажа высоко над головой. Чтобы достать альбом, мне предстояло выковырять чемодан с узкой полки, осторожно спустить его на пол и вытряхнуть всё содержимое. Вытряхнув это содержимое, я бы добрался до альбома, отложил бы его в сторону, чтобы нечаянно не сунуть назад. Потом я втряхнул бы содержимое обратно в чемодан, но так, чтобы оно улеглось ровно, изящно и не выпирало. Потом я вспомнил бы о том, что забыл достать фломастеры, и пришлось бы начинать всё сначала.
У меня вспотели ладони.
– Хорошо, – сказал я, – всё получится.
Стараясь не потревожить моего толстого соседа, занятого чтением газеты, я осторожно перелез через его живот, встал на подлокотник и потянулся за чемоданом.
То ли чемодан оказался слишком скользким типом, то ли виной всему были потные ладони, но мгновение спустя чемодан уже приземлялся на голову толстому господину. По-моему, даже что-то хрустнуло, хотя я в этом не уверен.
Сначала толстый господин никак не отреагировал на это чемоданопадение. Потом взгляд его помутнел, и он как-то осунулся в кресле.
– Что с вами? – воскликнул я, хотя и так понимал, что с ним.
– Аллергия, – промямлил он слабым голосом, не лишённым, однако, сарказма, – будь добр, принеси мне воды. От этой сонной мухи не дождёшься помощи.
Я принёс ему стакан воды со стюардессовой тележки. Стюардесса была занята борьбой со сном и никак мне не препятствовала.
Толстый господин поднёс стакан к губам и медленно выпил. Тогда я задал другой вопрос:
– На что у вас аллергия?
Он поднял глаза, за зрачками которых стелились туманы.
– На чемоданы, – произнёс он громко, и вдруг ухватился за макушку.
– Простите, – сказал я, – хотите ещё?
Он внимательно посмотрел на меня. Его брови недоумённо полезли на лоб.
– Я имею в виду, хотите ещё воды?
– Не откажусь.
Я сбегал за новым стаканом, аккуратно преодолев завал из чемодана. Моё любимое дерево, привязанное к его поверхности, не пострадало.
– Ты удивишься, – сказал толстый господин, принимая у меня новый стакан с водой, – но падение этого железобетонного блока – самое безобидное событие в моей жизни за последние две недели и три дня.
– Это не железобетонный блок, – поправил я с остроумным видом, – а всего лишь дорожный чемодан.
– О, – сказал толстый господин, – должно быть, ты носишь в нём железобетонные блоки.
Он принялся ощупывать голову.
– Почему вы сказали, что это самое безобидное событие в вашей жизни за последние две недели и три дня? – спросил я.
Толстый господин поморщился от боли, вынул из кармана грязную повязку, смочил её водой из стакана и привычным движением намотал на голову. Затем он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
– Забудь.
Я не растерялся.
– Да ладно, вы же хотели рассказать!
– Я передумал.
*******
Полёт проходил нормально. Ну, насколько это вообще возможно в таком самолёте.
Ржавая железная птица продолжала грохотать по небу. Когда мы только поднимались на борт, старший пилот, жизнерадостный и загорелый азиат объявил, что грохот самолёта, который мы скоро услышим – абсолютно обычное явление, и что он заменяет пилоту пару сотен контролирующих приборов, которых всё равно нет на борту, и по изменению мелодии грохота он может узнавать о неполадках в системе. Окинув взглядом встревоженных пассажиров, пилот деланно улыбнулся и вдруг сказал, что просто пошутил. Затем он слегка нахмурился и ушёл в кабину пилотов.